И жизнь, и слезы, и любовь - Валерия

— Саш, подожди, может, вы просто друг друга неправильно поняли…

— Подойди сюда на минуточку, — говорит он мне.

Подхожу, совершенно ничего не подозревая. Он ведет меня в какой-то предбанничек, где никого нет. Хватает за плечи — и ударяет по голове своей головой. Я на мгновение отключилась. Очнулась от боли — супруг продолжал меня избивать. Смотрю: стены глухие, дверь основательная — хорошая звукоизоляция, студия все-таки. Я стала кричать — меня никто не услышал. Вскочила, выскользнула вон. Шуйский успел только мне вслед дать пинка под зад. Я была на пятом месяце беременности. Все-таки у меня уникальный организм: до сих пор не пойму, почему я не родила в тот день…

Я выбежала на улицу. Сумку не помню где оставила. Слава богу, у выхода стоит наша «Волга». Я говорю водителю:

— Едем скорее!

Он сначала ничего не понял: был приучен выполнять приказы только Шуйского.

Наверное, я так выглядела, что он подчинился.

Дома меня ждали родители. Они как раз приехали в тот день к нам. Я их еще не видела.

И вот дочь приходит домой. Все лицо — сплошной черный синяк, губа рассечена, копчик отбит от удара тяжелым ботинком. Ко всему, упав, я сломала палец (у меня он до сих пор кривой — неправильно сросся после перелома со смещением). Я лежу пластом — боль страшная. Думаю: что делать? У меня грудная дочка. Я снова беременна. Жилья нет. Работы нет. Денег нет. Документы у Шуйского.

Я позвонила психиатру, который работал с Шуйским. Рассказала ему обо всем.

— Что мне делать?

— Девочка, ноги в руки — и беги, пока цела. Уезжай за границу — в России он до тебя доберется.

— Как мне вызволить документы? Где взять денег? Я живу здесь на выселках, как в зоне, под присмотром нанятой Шуйским домработницы-надзирательницы. Она ни на секунду не выпускает меня из поля зрения!

Я всю ночь провела в полузабытьи. Шуйский в Крёкшино не приехал — остался в Москве.

На следующий день он явился и заявляет с порога:

— Надо ехать на съемку!

— Ты это о чем?

— О съемках программы «Песня года». Надо отправляться. У меня там все оговорено, расписано буквально по минутам.

И опять просит у меня прощения с великой кротостью во взоре.

Сколько работы всегда было у моего визажиста Лены Тюковой! Как долго и старательно она замазывала синяки на моем лице! По скольким городам мы проехали: я — с синяками, она — с банкой тонального крема!

1994 год.

Я сижу в гримерной перед выходом на сцену в «Песне года». Сидеть на стуле — пытка! Но я с содроганием думаю о том, как пойду: болит буквально каждая клеточка тела. Бедный мой еще не родившийся ребенок!

Ленка заштукатуривает следы Шуйских «художеств». В этот самый неподходящий момент заходит ведущая. Боже! Только б она ничего не заметила!..

Лена — золотые руки — кровоподтеки замазала. А отек куда деть?

Шуйский говорит операторам:

— Вы ее с этой стороны не снимайте — у нее флюс…

Отпела номер на одной силе воли.

А через несколько дней снимали клип к песне «Самолет». По сценарию в половине кадров я там должна сидеть на стуле. Это было невыносимо. Я могла только лежать.

Многие, включая, между прочим, врачей-психиатров, к которым я обращалась по поводу состояния моего мужа, считают: причина домашнего насилия в неправильном, провоцирующем поведении жертвы. Мол, хороших женщин не бьют: они того не заслуживают. Скандалов не бывает без повода.

Как-то раз Шуйский вернулся в Крёкшино часов в пять вечера — раньше, чем я его ждала, поэтому приготовление обеда отложила. В тот день я особенно плохо себя чувствовала и решила отлежаться. Думала: успею к его приходу.

Я всегда встречала мужа с обедом: хоть здоровая, хоть больная, хоть на сносях. Готовила вкусно и разнообразно: такого супруга нельзя раздражать. Вдруг на сытый желудок подобреет?

Я сразу заметила: Шуйский на взводе. То ли на работе неприятности, то ли недоволен тем, что к его приходу не подготовлен пышный стол.

— Где обед?

— Саш, ты же не предупредил, что раньше приедешь.

— А чем ты занималась?

— Ничем, плохо себя чувствую.

— Врешь, ты занималась аэробикой…

Начался скандал…

Другой эпизод.

Нам просто физически негде было существовать с двумя детьми. К дому сделали пристройку. Шуйский контролировал процесс:

— Где сушилку будут вешать?

— В ванной, — робко ответила я. — Ты же сам просил там повесить. Положил ее туда.

— Что за колхоз — в ванной сушилку!!!

— Саш, у нас много места на чердаке. Можно прикрепить ее там.

— На каком чердаке?!

— Что за проблемы? Найдем как-нибудь место для сушилки!

— Ты не видишь проблем, а я их вижу!

И пошло-поехало как снежный ком с горы.

Нас тогда навещали обе мамы — его и моя. Они тактично отсиживались в других комнатах.

Моя мама спрашивает у мамы Шуйского:

— Что случилось?

— Не знаю, что у них там произошло.

«У них!»

Вдруг Шуйский выхватывает боевой пистолет и стреляет в стену мимо меня.

— Следующая пуля будет в тебя!

Я смогла заставить его принять очень сильное снотворное. (Мне однажды не спалось — я приняла совсем чуть-чуть этого лекарства и проспала двое суток!) На Шуйского оно подействовало расслабляюще. Он выглядел как пьяный. Усадил нас, трех женщин, в ряд и стал перед нами выступать, как в цирке, — объяснять, какая я ужасная и что со мной надо сделать. Пытка длилась больше шести часов.

Я молю Бога: хоть бы скорей роды начались! Тогда он меня пощадит! Отвезли бы меня сейчас в больницу, сделали бы что-нибудь, чтобы я начала рожать. Хоть неделю бы отдохнула!

Мой организм работает как часы: роды начались в срок. Через две недели после этой сцены родился мой сын Артемий — Тёма.

В таких условиях мы смогли записать вполне успешный альбом «Анна». Чудеса!

Работа над песнями под чутким руководством Шуйского — отдельный круг ада. Он-то себя преподносил как великого не только продюсера, но и композитора. Поверьте, довольно трудно записывать музыку с композитором, который не имеет ни музыкального образования, ни слуха, ни голоса. А также не владеет никаким музыкальным инструментом. Я тщетно пыталась объяснить ему нотные значки.

Сравнительно недавно я здорово повеселилась, увидев афиши телепроекта, которым руководил Шуйский. Сидит мой бывший супруг за белым роялем с эдаким вдохновенным лицом. Сильно сделано.

С ним в студии я работала как дешифровальщик. Пыталась перекладывать на язык музыки его весьма туманные идеи.

Я, дурочка, внушала себе: это самородок. Надо же, ни голоса, ни слуха, но что-то такое есть внутри. Надо только извлечь! Было романтично чувствовать себя проводником в мир музыки для глухонемого Шуйского. Ариадна несчастная!..