Последний выпуск - Наоми Новик

При этом я понятия не имела, каких отметок ожидать самой, поскольку сидела в полном одиночестве на интенсиве, которому посвящала массу времени, энергии, сил и маны, а кроме того – посещала еще три маленьких семинара, которыми откровенно пренебрегала.

Вы, возможно, думаете, что – если не бороться за выпуск с отличием – отметки в выпускном классе не играют особой роли, поскольку во втором семестре у нас практически нет занятий. После того как в конце первого семестра вывешивают школьные рейтинги, выпускники начинают готовиться к финальному забегу.

Школа неохотно сдает позиции. Выпуск по замыслу не должен был представлять собой убийственный забег сквозь строй злыдней. Очищающий механизм, который мы починили в прошлом семестре, предназначался именно для того, чтобы сокращать количество чудовищ до разумного каждый год и позволять выпускникам с минимальными жертвами возвращаться во внешний мир. Но механизм ломался четыре раза подряд в первые же десять лет, и анклавы перестали его чинить; тогда выпускники по большей части махнули рукой на занятия, потому что тренировки по обращению с заклинаниями и готовым оружием гораздо полезнее, чем создание чего-то нового. Когда на тебя со всех сторон наседают воющие голодные злыдни, тело и мозг должны действовать безотказно.

Поэтому люди, которые управляли школой в то время (Лондону она досталась от Манчестера, с ощутимой поддержкой Эдинбурга, Парижа и Мюнхена, также принимались и рассматривались советы со стороны Санкт-Петербурга, Вены и Лиссабона, а Нью-Йорк и Киото время от времени склоняли благосклонный слух) – так вот, все эти люди решили смириться с реальностью и превратить ее в финальную черту. До самого выпуска школа старается сделать так, чтобы отметки играли для нас какую-то роль. В последнем семестре кары становятся особенно суровыми. Выпускные экзамены – самая жесть, но даже предварительные испытания обычно уносят жизни по меньшей мере десятка выпускников.

Я была в относительной безопасности, потому что сжульничала с одним эссе, а это всегда приносит хорошие отметки. Школа совершенно не возражает, если у ученика появляются опасные пробелы в знаниях. Правда, я не просто списала работу, но и кое-что сделала сама; за это школа наверняка понизила бы мне балл, хоть и не до неудовлетворительного уровня.

Перевод, сданный в качестве финального задания по валлийской поэзии, был сырой поделкой, которую я сляпала за два часа; значение многочисленных слов, которые я не знала, пришлось просто угадывать. Это задание не принесло мне никаких заклинаний, которые я могла использовать – во всяком случае, не рискуя получить дырку в черепе. Зато я получила «отлично» за то очаровательное заклинание, которым убила подушечного монстра, так что в итоге мои баллы по валлийскому, очевидно, перевалили за минимум.

Аадхья помогла мне с алгеброй, а я сделала за нее кучу переводов. У мастеров нет занятий по иностранному языку в выпускном классе – они просто получают проект на одном из этих языков. Проекты – отдельная прелесть, специально для мастеров. Ты получаешь набор характеристик для некоего артефакта, подробно описываешь этапы его создания, а затем школа производит сборку. В точности по твоим инструкциям. Ты должен испытать получившийся предмет и выяснить, на что он способен. Угадайте с трех раз, что происходит, если инструкции были неверными или недостаточно подробными.

Выполнение проекта на иностранном языке – это еще увлекательнее. Рабочие языки Аадхьи – бенгальский и хинди, и оба она прекрасно знает, однако школа извернулась и выдала ей проект на урду, что иногда случается, если Шоломанча в скверном настроении. Урду Аадхья знала так себе, и в любом случае легкая разница в значениях при подобных обстоятельствах может сыграть решающую роль. Нужно быть твердо уверенным, что, например, не мастеришь ружье, стреляющее в обратную сторону.

Аадхья, несомненно, предпочла бы артефакт, способный принести пользу во время выпуска, однако ей предложили на выбор сифон для маны, сверло для раковин и сажалку для растений. Сифон – штуковина в самый раз для малефицера; и он бы уж точно не понадобился человеку, вступившему в союз со мной. Сверло пригодилось бы против механических злыдней, однако, по условиям проекта, оно должно было предназначаться для раковин мирцеля. Мирцели – это мелкие самовоспроизводящиеся злыдни, длиной с большой палец. Раковины у них состоят из насыщенного маной металла, они нужны алхимикам… но сверло для мирцеля не применишь в драке.

– Продашь его кому-нибудь из анклава, – сказала я.

– Разве что после выпуска, – ответила Аадхья, строя подобающую случаю гримасу.

Она была права – никто в школе не станет покупать такой заурядный артефакт. Это совсем не то что заклинание фазового контроля; во внешнем мире оно ценится так высоко, что ребята готовы дорого за него заплатить – зато их семьи смогут воспользоваться им в будущем. Кроме того, вопрос заключался в том, каким образом Шоломанча заставит Аадхью испытать сверло. С вероятностью, школа великодушно предоставила бы ей целое гнездо живых мирцелей, чтобы попрактиковаться.

Последним вариантом было сочетание кварцевой лампы и сеялки с автополивом; с помощью этой штуки, используя минимум маны, можно устроить теплицу в каком-нибудь ограниченном пространстве без естественного освещения. В школе она бы очень пригодилось, поэтому, разумеется, проект предполагал агрегат пятиметровой длины – такая сажалка не влезла бы даже в комнату двойного размера. Закончив задание, я с огорчением поняла, что единственное место, где они работали бы идеально, – это маленькие золотые анклавы, которые я так энергично строила в мечтах. Возможно, именно по моей вине Аадхье достались эти странные артефакты. Если проводишь много времени со своими союзниками, их намерения порой начинают влиять на твою собственную работу.

– Извини, – мрачно сказала я и протянула листок Аадхье.

– Ух… сколько же времени нужно, чтобы сплавить халцедон с песком, – горестно произнесла та. – А я еще не закончила лютню.

С прошлого семестра она возилась с лютней каждую свободную минуту, и все время чего-то не хватало. У Аадхьи тяга к экзотическим материалам, особенно добытым у злыдней. Как вы догадываетесь, они высокоэффективны, но большинство мастеров не могут с ними справиться – получившиеся артефакты или не работают, или в большинстве случаев причиняют вред самым изысканным образом. Аадхье почти всегда удается укротить эти ингредиенты, но лютня была в десять раз сложнее любого из ее артефактов. Нога сиренопаука, которую я отдала Аадхье, превратилась в корпус лютни, зуб аргонета – в подставку для струн и порожки, а струны она сплела из волос Лю. Затем Аадхья покрыла инструмент знаками силы и инкрустировала их зачарованным сусальным золотом, которое принесла с собой при поступлении в школу. Собрать все детали воедино было непростой задачей даже