Кронштадт и Питер в 1917 году - Федор Раскольников

Настроение было необычайно приподнятое. От начала до конца конференция проходила под знаком Ильича. На организационном заседании в актовом зале Женского медицинского института был избран президиум конференции, куда вошли: Ленин, Зиновьев, Каменев, Сталин, Свердлов, Федоров и другие товарищи[70].

Первым пунктом порядка дня были доклады с мест[71]. В общем и целом, на основании этих докладов, можно было составить вполне отрадное впечатление: наша партия отлично справлялась с выпавшей на ее долю громадной исторической задачей и успешно боролась с враждебными ей партиями. Во время перерыва в коридоре я услышал громкий голос ныне покойного тов. Ивана Рахия: «Товарищи питерцы, собирайтесь на организационное заседание».

Мы, кронштадтцы, тоже вошли в состав питерской делегации.

Как-то, в один из первых дней конференции, тов. Федоров сделал краткое сообщение о только что состоявшемся заседании Петроградского исполкома, где обсуждался вопрос о создании коалиционного министерства и где, по предложению Церетели, было вынесено решение о невхождении социалистов в состав Временного правительства[72].

— Они понимают, — комментировал тов. Каменев перед группой товарищей, столпившихся у трибуны, — они понимают, что если они залезут в эту коробку, то им оттуда не выбраться. Поэтому они предпочитают поддерживать Временное правительство снаружи, не пятная своих «белоснежных» одежд вхождением в состав кабинета.

Через несколько дней объективная логика соглашательства вынудила меньшевиков и эсеров войти в состав кабинета, организованного князем Львовым, этим последним министром, получившим свое назначение из рук царя.

После того как доклады с мест были закончены, все члены конференции, по предложению тов. Зиновьева, разбились на секции[73]. Я вошел в секцию по Интернационалу. Здесь работали: товарищи Зиновьев, Инесса Арманд, Слуцкий, Рошаль и др. Все заседания секции происходили в доме Кшесинской.

В нашей секции тов. Зиновьев прочел свой проект резолюции. в которой крушение II Интернационала объяснялось, прежде всего, фактом образования рабочей аристократии, оторвавшейся от широких масс пролетариата. Никаких принципиальных разногласий не обнаружилось. Во время прений вносились только редакционные поправки. Тов. Инесса Арманд, возражая одному из товарищей, сделала содержательный доклад о разнообразных группировках во французском рабочем движении. С исключительной теплотой она говорила об интернационалистском течении во Франции. В том же ответе, отметив чью-то ошибку, подчеркнула, что не следует смешивать Лорио с соглашателем Жаном Лонге. В общем, резолюция, составленная и предложенная тов. Зиновьевым, была принята без значительных изменений[74].

Очередные пленарные заседания конференции состоялись уже не в Женском медицинском институте, а на курсах Лохвицкой-Скалон. Среди делегатов упорно циркулировал слух, что профессора Женского медицинского института, узнав, что в стенах их возлюбленной alma mater происходит конференция большевиков, да еще при участии знаменитого Ленина, решительно отказали нам в гостеприимстве. Аудитория курсов Лохвицкой-Скалон была расположена амфитеатром. С докладом по вопросу об отношении к разным партиям тут выступил тов. Зиновьев. Этот доклад на ближайшее время определил собою тактическую линию большевистской партии[75]. На этом заседании, помню, среди других делегатов присутствовали: тов. Лацис («Дядя» с Выборгского района), тов, Еремеев, Соловьев, Рошаль и др.

Последнее заключительное заседание конференции имело место в доме Кшесинской. Оно происходило в большом зале 1-го этажа, где в день приезда Ленина из Швейцарии его чествовали партийные друзья. С докладов то национальному и аграрному вопросам выступил сам тов. Ленин[76]. Он был в ударе и блестяще отстаивал тезис «о праве наций на самоопределение, вплоть до отделения», беспощадно называя шовинистами всех тех, которые этого пункта не приемлют или принимают его с известными оговорками.

В этот день, еще с утра, по рукам делегатов ходили различные кандидатские списки членов будущего ЦК. Между ними циркулировал один список, предлагавшийся тов. Лениным. В этом списке стояли имена товарищей Зиновьева, Каменева, Сталина, Стасовой и др. Тов. Смилга, подойдя ко мне, сообщил, что его предполагают провести в ЦК. Он спросил меня, не будет ли возражений со стороны кронштадтской делегации, так как ему, в таком случае, придется распрощаться с Кронштадтом. Я ответил, что так как работа в ЦК несравненно более ответственна, чем деятельность кронштадтской организации, то Кронштадтский комитет не будет возражать против освобождения его от кронштадтской работы.

Согласно принятому регламенту, по поводу каждой кандидатуры предоставлялось слово двум ораторам: одному — «за», другому — «против». С поддержкой кандидатур товарищей В. П. Ногина и В. П. Милютина горячо выступил тов. Зиновьев. Он подчеркнул, что эти товарищи в свое время ушли от нас и работали вместе с меньшевиками, но уже со времени империалистической войны они честно вернулись обратно и слились с нашей партией. Тов. Зиновьев настаивал, что по своим качествам и по многолетнему стажу служения пролетариату они заслуживают быть избранными в руководящий партийный орган. Конференция согласилась с этими доводами и провела их обоих в новый ЦК. Выборы происходили посредством подачи записок. Для подсчета голосов была избрана тройка в составе тов. Соловьева, меня и еще третьего товарища[77]. В новый ЦК на первом месте прошли: Ленин, Зиновьев, Каменев, Сталин, Милютин, Ногин, Стасова и др.[78] Помню, тов. Зиновьев был огорчен тем обстоятельством, что в ЦК не был избран тов. Теодорович[79].

После пения «Интернационала» первая легальная конференция партии была объявлена закрытой. Уже на рассвете делегаты расходились по домам. Конференция продемонстрировала изумительное единодушие партии. Во главе ее был поставлен энергичный ЦК, оказавшийся вполне достойным стоявших перед партией исторических задач и талантливо организовавший великую победу пролетариата в достопамятные октябрьские дни.

Глава V. «КРОНШТАДТСКАЯ РЕСПУБЛИКА»

Это было 17 мая 1917 г.[80], как раз во время приезда в Кронштадт тов. А. В. Луначарского.

Когда мы зашли в Совет, там обсуждался вопрос об анархистах, самочинно занявших помещение на одной из лучших улиц Кронштадта. Этот поступок вызвал всеобщее возмущение. Анатолий Васильевич потребовал слова и прочел целую лекцию об анархизме. Разумеется, он отмежевал идейных анархистов от тех лиц, которые самовольно, помимо местного Совета, захватывают квартиры, по, в общем, его речь была проникнута миролюбием и содержала в себе призыв к попытке полюбовного соглашения. Ввиду того, что нужно было торопиться на Якорную площадь, где был назначен митинг с участием тов. Луначарского, мы ушли из Совета, не дождавшись конца заседания.