Сожаления Рози Медоуз - Кэтрин Эллиот

– Ничем, – пролепетала я и залилась краской. Черт, ну и нахал. Нахал, и лезет не в свое дело, да к тому же вовсе не такой симпатичный, как мне сначала показалось. Пусть он загорелый, но лицо у него зажатое, замкнутое, и еще он старше, чем я себе представляла. Мешковатый темно-синий свитер и вельветовые брюки почему-то покрыты слоем пыли, и без шикарного костюма от городского лоска не осталось и следа.

– И чем могу быть полезен? – раздраженно продолжил он.

Во-первых, пригласи нас войти, подумала я, но сдержала злость. Мне нужен этот коттедж. Сделав глубокий вдох, я объяснила предложение Элис.

– Значит, вы хотите арендовать коттедж вместо нее, так я понимаю?

– Да. Если вы не против.

Он оглядел нас, словно двух уличных мальчишек, которые упрашивают его разрешить им помыть машину. В глубине дома раздался телефонный звонок. Он оглянулся.

– Придется подойти. Это, наверное, моя жена, звонит из Штатов. Зайдите на минуту.

Поражаясь, как это он отличает бесполезные звонки от важных, из Америки, мы последовали за ним в просторный холл со стенами, выкрашенными в медовый цвет; две из них от пола до потолка были заставлены книгами. Он подошел к телефону, который стоял на антикварном комоде в углу.

– Алло? Аннабел? Где тебя носило, черт возьми, я все утро тебе названивал! Ладно, ладно, слава богу, ты сама позвонила. Я так понимаю, ты вернешься во вторник, по крайней мере так мне передал один из твоих мальчиков на побегушках… В четверг? Понятно. – Он помрачнел. – Потрясающе: дата все отодвигается и отодвигается. Скоро доберемся до следующего тысячелетия.

Бедняжка Аннабел, подумала я, присев рядом с Филли у камина и грея пятки. Должно быть, жизнь с этим парнем – настоящий ад. Я обернулась, чтобы погреть пальцы, и украдкой взглянула на фотографии на каменной каминной полке. В серебряной рамке стояла семейная фотография: его жена, Аннабел, судя по всему, и три довольно красивых ребенка: мальчик и две одинаковые девочки. У всех были светлые волосы, сливочная кожа и ярко-голубые глаза. Я взглянула на их мать. Тоже красавица, но, в отличие от детей, смуглая холеная брюнетка с сильным умным лицом, большими карими глазами и резкими темными линиями бровей. И вдруг я ее узнала. Господи, это же та американская женщина-фюрер, адепт здорового питания! Очень молодая, невероятно преуспевающая, автор книг о том, как контролировать свою жизнь, свое питание, своего любовника и еще черт знает что. Конечно: Аннабел Джонсон. Боже, она так молода; не может быть, чтобы эти крепенькие детишки школьного возраста, обступившие ее со всех сторон, были ее! Должно быть, она родила в восемнадцать, в промежутках между написанием бестселлеров и интервью на телевидении.

Я обернулась и посмотрела на Джосса; он заканчивал разговор с женой, а я за ним наблюдала. Он вроде успокоился; перестал рявкать и даже начал изредка улыбаться. Смягчившись, его лицо стало безусловно красивым, хотя, на мой вкус, чересчур надменным. Он стоял вполоборота, позволяя нам во всей красе увидеть свой профиль; свет от лампы, ловко примостившейся на комоде, вырисовывал морщины вокруг глаз и пылинки в волосах. Судя по всему, терпеть Аннабел было нелегко. Он опустил трубку.

– Извините. – Он уставился на нас, будто не мог припомнить, кто мы такие. Я заметила, что его взгляд снова устремился к Филли. – Ах да, коттедж. – Он выдвинул ящик комода и достал связку ключей. – Что ж, если Филберны хотят передать вам аренду, я не против. Рано радуетесь, советую сначала пойти и осмотреть дом. Это настоящая помойка. Пойдемте.

Он с треском захлопнул за нами дверь и, похрустывая гравием, зашагал по подъездной дорожке. Мы с Филли семенили следом. У рощи дорожка разветвлялась, и мы свернули направо; дорога кружила и шла горкой, огибая дом и выходя в сад. За садом был выгул, за ним – луга, которые спускались в долину, перерезанную ручьем, а на противоположном берегу вырастали холмом и исчезали вдали. От такой красоты у меня перехватило дыхание; я обернулась и посмотрела на дом, приютившийся на выступе холма за нашей спиной. Несмотря на громадные размеры, дом очень гармонично вписывался в окружающий пейзаж с пряничной деревенькой у подножия холма. Казалось, будто столетия назад здесь произошло спонтанное естественное извержение котсуолдского камня, который поднялся из земли и так и остался на холме, после чего искусные человеческие руки внесли пару завершающих штрихов: россыпь готических окон, пара дверей и арок, остроконечных башенок и горгулий; а потом природа снова взяла свое, обильно покрыв все сооружение паутиной глицинии, дикого винограда и жимолости и смягчив общий эффект.

– Чудесный дом, – застенчиво пробормотала я.

– Возможно, но изнутри он крошится и разваливается. Он слишком огромен, содержание обходится в копеечку. Если честно, я бы снес половину; здорово бы сэкономил на счетах за отопление.

В моей бедовой жизни я достигла такой стадии, когда люди, жалующиеся на жизнь, хотя у самих всего навалом, начинают меня слегка раздражать. Нечего ныть, что твой дом слишком огромный: возьми и сдай его местным, бога ради, а сам живи в передвижном фургончике!

– Выключите половину обогревателей, – вежливо посоветовала я. – Менее экстремальный способ сэкономить.

Он снизошел до улыбки. Мы на головокружительной скорости шагали мимо конюшен на противоположную сторону, и тут он обернулся и вопросительно на меня посмотрел.

– Вы одна будете жить в коттедже?

– Я и мой маленький сын, Айво. Ему чуть больше двух лет.

– Ага, понятно. И где же его отец?

– Мы больше не живем вместе. – Я посмотрела ему прямо в глаза. – Поэтому я и была вчера в адвокатской конторе.

– А. Извините. Не хочу допытываться, но думаю, мне нужно примерно знать, как обстоят дела. – Извинение было искренним, и я его приняла.

– Хорошо, я понимаю. Ой! – Я споткнулась о большой булыжник, один из тех, что валялись во дворе, и еле удержала равновесие.

– Одна из опасностей проживания здесь, увы, – заметил он. – Осколки из моей мастерской. Все, что мне не нужно, я просто выбрасываю сюда. Вот где я работаю. – Он кивнул в сторону большого амбара; громадные черные двери закрыты на засовы и задвижки. – Здесь я леплю и стучу молотком. И большинство моих работ заканчивает жизнь в этой мусорной куче. – Он пнул ногой булыжник.

Ага, значит, вот где все его драгоценные скульптуры. В этом амбаре наверняка полно бронзы и древнего камня. Интересно, на что похожи его работы? Элис говорила, что он – профессор Королевского Колледжа Искусств, значит, он действительно талантлив.

– Это тоже ваши? – спросила я, увидев стадо волосатых коров, которые пялились на нас через забор.