Человек убежденный: Личность, власть и массовые движения - Эрик Хоффер

Массовое движение широко пользуется подозрительностью в работе своих аппаратов власти. Рядовым членам нацистской партии давали чувствовать, что они находятся под постоянным наблюдением, их держали в состоянии страха и напряженной совести{133}. Страх перед соседями, друзьями, даже родственниками – общее правило для всех массовых движений. Для поддержания всеобщей подозрительности время от времени умышленно обвиняются и приносятся в жертву ни в чем неповинные люди. Оппозиционеров всех видов сваливают в одну кучу с внешним врагом и тем самым тоже обостряют подозрительность. Враг – этот дьявол каждого массового движения – вездесущ. Он ведет свои происки вне рядов и среди убежденных. Его голос звучит из уст раскольников, уклонисты – его подручные. Когда что-нибудь в движении идет не гладко – это дело рук врага. Священный долг человека убежденного – быть бдительным, т. е. подозрительным. Человек убежденный обязан постоянно и везде искать диверсантов, шпионов, предателей.

Коллективное единство – не результат братской любви убежденных друг к другу. Человек убежденный предан единому целому – церкви, партии, нации, а не другому убежденному. Подлинная преданность между людьми возможна только в свободном, даже относительно свободном обществе. Как Авраам, чтобы доказать свою преданность Иегове, должен был быть готовым принести в жертву своего единственного сына, так и фанатичный нацист или коммунист должен быть готов принести в жертву своих родственников, друзей, чтобы доказать свою полную преданность «священному делу». Активное массовое движение смотрит на личные связи – кровные или дружественные как на помеху своей коллективной сплоченности. Таким образом, всеобщая подозрительность в рядах массового движения не только совместима с мощью коллектива, но, можно сказать, является почти обязательным предварительным условием этой мощи. «Люди строгих убеждений и сильных страстей, объединяясь, следят друг за другом с подозрительностью и в этом получают силу, так как взаимная подозрительность создает взаимный страх, связывает их как бы железными цепями и служит профилактикой против дезертирства, а также укрепляет каждого в момент слабости»{134}.

Частью грандиозности истинного массового движения и прославляемого им самопожертвования является принесение в жертву некоторых наших природных нравственных принципов. «Усердие наше может делать чудеса, когда оно совпадает с нашей ненавистью, жестокостью, честолюбием, жадностью, склонностью все ругать и бунтовать»{135}.

Результаты объединения

Завершившееся объединение – путем ли добровольного согласия, или путем убеждения либо принуждения, или по необходимости, или по привычке, а то и по нескольким из этих причин, вместе взятым, – имеет тенденцию развивать и усиливать склонности и взгляды, способствующие единству. Мы уже видели, что объединение усиливает чувство ненависти (раздел 77) и способность к подражанию (раздел 82). Верно и то, что коллективизированная личность более легковерна и более послушна, чем потенциальный человек убежденный, остающийся независимой частной личностью. Хотя руководство коллектива обычно поддерживает ненависть в состоянии белого каления, поощряет подражание, воспитывает послушание, но объединение само по себе, без манипуляций руководства, усиливает реакции всех объединяющих элементов.

На первый взгляд, это кажется невероятным. Мы видели, что наиболее объединяющие элементы берут свое начало в отказе неудовлетворенной личности от своего ненавистного «я» и от своих безнадежных позиций. Но дело в том, что человек убежденный, полностью слившийся с единым коллективом, уже не есть неудовлетворенная личность. Он нашел себе новую личность и новую жизнь. Теперь он – один из избранных, поддерживаемый и защищенный непобедимыми силами – он предназначен унаследовать землю. И хотя состояние его ума прямо противоположно состоянию ума неудовлетворенного, все-таки в нем со все возрастающей силой проявляются все реакции, которые являются симптомами внутреннего напряжения и внутренней неуверенности.

Что происходит с объединенной личностью?

Объединение скорее процесс вычитания, а не сложения. Для того чтобы слиться с коллективом, человек должен лишиться своей индивидуальности и своих особенностей. Он должен быть лишен свободы выбора и независимости суждения. Многие его естественные наклонности и импульсы должны быть подавлены или притуплены. Все это – акты уменьшения. Элементы, которые ему придаются в коллективе – вера, надежда, гордость, уверенность, – по своему происхождению отрицательные. Экзальтация – возбуждение человека убежденного – не из запасов сил и мудрости, а от чувства освобождения: он был освобожден от бессмысленной тяжести самостоятельного существования. «Мы, немцы, так счастливы: мы свободны от свободы»{136}. Счастье это и мужество произошли оттого, что он перестал быть самим собой. Нападки его больше не трогают. Сила его выдержки, когда он попадает во власть беспощадного врага или стоит перед лицом нестерпимых обстоятельств, превосходит стойкость самостоятельной личности. Но эта стойкость зависит от жизненности связей между ним и коллективом. Пока он чувствует себя частью целого и ничем больше, он бессмертен и нетленен. Поэтому его пылкость и фанатизм зависят от связи с коллективом. Его стремление к предельному единству сильнее смутного желания неудовлетворенного бежать от самого себя. Неудовлетворенный человек имеет все же выбор: он может найти новую жизнь, не только превратившись в часть коллектива, но и путем перемены среды или же окунувшись с головой в какое-нибудь захватывающее предприятие. Коллективизированный человек этого выбора не имеет. Он должен держаться за коллектив или, подобно опавшему листу, вянуть и засыхать. Сомнительно, чтобы отлученный от церкви священник, исключенный из партии коммунист или ренегат-шовинист могли бы когда-либо найти душевный покой в самостоятельной жизни. На собственных ногах они стоять не могут и должны припасть к новому «священному делу», пристать к новой группе.

Человек убежденный обречен на неполноценность, на отсутствие твердой почвы под ногами.

Интересно отметить те средства, какими массовое движение усиливает и закрепляет индивидуальную неполноценность. Превознося догму выше разума, движение мешает уму отдельной личности стать самостоятельным. Централизованная экономика поддерживает экономическую зависимость тем, что намеренно создает нехватку самого необходимого. Социальной независимости мешает перенаселение в домах и коммунальных квартирах, а также обязательные общественные нагрузки. Безжалостная цензура литературы, искусства, музыки, наук не дает самостоятельно жить даже немногочисленным творческим личностям. Внедряемая и вколачиваемая преданность – церкви, партии, родине, вождю – и вера тоже закрепляют неполноценность личности. Ибо любая преданность отнимает что-то у человека.

Таким образом, люди, выросшие в атмосфере массового движения, становятся неполноценными, зависимыми существами, даже если от природы они созданы для самостоятельной жизни. Хотя они не знают неудовлетворенности и обиды, все-таки и у них проявляются особенности людей, желающих потерять себя и освободиться от существования, непоправимо испорченного.

Часть четвертая

Начало и конец

Глава XV

Люди слова

Массовое движение обычно не появляется до тех пор, пока не дискредитирован, не опорочен существующий порядок. Дискредитация эта не присходит автоматически, в результате грубых ошибок и злоупотреблений власть имущих, а является результатом преднамеренной работы недовольных «людей слова». Там, где «людей слова» нет или где они не проявляют недовольства, существующий порядок, даже несостоятельный и отравленный коррупцией, может долго сохраняться, пока не разрушится и не падет сам по себе. С другой стороны, безусловно ценный и энергичный строй может быть сметен, если он не добьется преданности небольшого меньшинства «людей слова»{137}.

В разделах 83 и 86 показано, что реализация и сохранение массового движения зависят от насилия. Народившееся массовое движение – явление жестокое, и управляется оно безжалостными фанатиками, пользующимися словом только для того, чтобы придать видимость добровольности и согласия тому, что в действительности достигнуто насилием. Но фанатики эти взяться за дело и принять на себя руководство могут только после того, как существующий порядок дискредитирован и лишился поддержки широких народных масс. Эта предварительная работа, т. е. подрыв существующего порядка, а также ознакомление масс с идеей перемены и создание в стране атмосферы, благоприятной для новой веры, могут быть проведены только «людьми слова», прежде всего общепризнанными говорунами и писателями. Пока существующий порядок функционирует более или менее исправно, массы в основном остаются консервативными. Они могут думать о реформах, но не о полной перемене. Фанатичный экстремист, как бы он хорошо ни говорил, в глазах масс – опасный или непрактичный человек, предатель, а то и сумасшедший. Массы его и слушать не хотят. Даже Ленин признавал, что там, где почва для коммунистов не подготовлена, им «трудно подойти к массам… и добиться внимания масс»{138}. Ко всему, власть, даже слабая и терпимая, будет определенно сильно реагировать на яростные призывы фанатика и может из его деятельности извлечь для себя новые силы.