Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея - Михаил Богословский

18 декабря. Пятница. Мороз убавился, деревья опушены инеем – сказочная красота. Утром подготовлялся доклад для ОИДР; многие страницы его пришлось переписать. Вечер за чтением Поссельта. Миня ходил с Л[изой] в магазин купить себе на 20 коп. белой бумаги; обладание этой бумагой доставляет ему великую радость.

19 декабря. Суббота. Вечером читал доклад в ОИДР194. Кажется, выслушан был не без интереса. После заседания ужинали в ресторане «Россия» – бывшая «Вена» – в Охотном ряду. Много говорили о войне – сегодня как раз год и пять месяцев войны. Веселовский опять пессимистически ныл, за что и был отчитан. В. И. Покровский, наоборот, от своих родственников-офицеров, приезжавших к нему с фронта, передавал самые бодрые известия.

20 декабря. Воскресенье. День посвящен был полному отдыху от книг. Утром я был у М. Н. Буткевич, пломбировал зубы. Затем было собрание у Герье по поводу возобновления Исторического общества. Были: Любавский, Савин, М. Н. Розанов, Егоров и я. Обсуждались подробности этого дела, намечен состав будущих членов, состав бюро и т. д. Егоров проявляет всю присущую ему энергию, что очень кстати. От Герье мы перешли к нему и посидели у него до 6 ч. Затем я предпринял путешествие к Богоявленским за Миней, и вернулись домой к 10 часам вечера. Прочел пошлейшую брошюру, присланную мне Линниченко, о Перетятковиче195. Нет Гоголя, чтобы изобразить эту провинциальную профессорскую тину!

21 декабря. Понедельник. Заходил к Л. М. Сухотину в дом губернского теперешнего предводителя Базилевского, где он живет, но не застал, отдал ему учебники. Оттуда отправился к П. И. Беляеву, который заходил ко мне вчера, но неудачно перед самым моим уходом к Герье. Живет на Бронной, постуденчески. Пили чай и беседовали по поводу его работы о прикреплении крестьян196. Вечер за книгой Поссельта о Лефорте.

22 декабря. Вторник. Тяжелые были эти дни в прошлом году! Все вспоминались прошлогодние события. Опять, кажется, начинаются военные действия – идет движение в Буковину197. Сегодня был в Университете за жалованьем, встретил Готье, с ним заходили в Рум[янцевский] музей, и он мне дал книги для разбора диссертации Флоровского. Вечер за Петром Великим и за Поссельтом. Дома.

23 декабря. Среда. Годовщина смерти М[атери]. Вспоминался живо прошлый год. Миня утром долго плакал, говоря, что ему жаль бабушку. Были в Донском монастыре с Миней198. Затем Богоявленский и Холи завтракали у нас. Вечер за книгой Поссельта.

24 декабря. Четверг. Все утро над Петром. Переделывал страницы об учебных занятиях Петра. На улицах большая сутолока перед праздником. А там – где-то к западу совершается что-то великое, грозное и тяжелое! В 6-м часу Миня зажигал свою разукрашенную елку. Вечер мы провели у Богословских.

25 декабря. Пятница. Рождество. До пяти часов за работой над страницами о Кожуховском походе. Радостное чувство, что можно заняться своим делом. Обедали у Богоявленских.

26 декабря. Суббота. Утром удалось хорошо поработать над Петром. С часу дня у нас непрерывный поток посетителей. Первым пришел Бороздин, разнюхивавший о возрождающемся Историческом обществе и сказавший, что он туда «запишется». Я не решился ему ответить, что туда «не записывают», а выбирают. Выведывал о ходе моей работы над Петром. За завтраком была Маргарита. Затем явились Холи. Через полчаса Осип Онуфриевич [Карпович] с сыном, затем Д. Н. Егоров – и так мне пришлось разговаривать с 1 ч. до 9 ч. вечера без перерыва. Звонил еще приехавший из Петрограда, где он находится в училище, В. С. Бартенев, сообщивший об общем наступлении. То же сообщали и другие. Д. Н. Егоров рассказал о приключениях офицера-болгарина на русской службе, бежавшего из немецкого плена в болгарском мундире, который ему удалось достать подкупом. Вырвавшись из лагеря пленных, он в болгарской форме отправился в Берлин, где бывал и раньше по делам болгарского военного ведомства, прожил там пять дней и делал визиты. Из Берлина он поехал в Вену, где также прожил несколько дней, оттуда направился в Болгарию и из Болгарии уже бежал в Россию. По словам этого офицера, в немецких войсках бодрое настроение и энтузиазм, но в гражданском населении полное уныние от жизни впроголодь. Л[иза] чувствовала себя нездоровой, к вечеру t поднялась до 38°, и она слегла в постель.

27 декабря. Воскресенье. День за работой в тишине семьи. В противоположность вчерашнему – сегодня у нас никого. Сделали последнюю прогулку с Миней по Пречистенке и Поварской. Л[иза] чувствовала себя слабой. Вечер за Поссельтом. На фронте наступление, но именно только южное.

28 декабря. Понедельник. Утром после прогулки работал над Петром. 1-й Азовский поход двигается и доведен до 29 июня 1695 г. После завтрака был у Богословских с поздравлением по случаю дня рождения М-me199. Вернувшись, читал Поссельта в тишине, т. к. Л[иза] с Миней были на елке в [очаге]200. Вечером у меня П. И. Беляев, Д. Н. Егоров, Яковлев и Готье. П. И. Беляев любит специальные разговоры по вопросам русской истории и русского права, его занимающим. Мне тоже интересно поговорить с ним о Русской правде и о крестьянском праве. Но нашу ученую публику трудно занять чем-нибудь кроме сплетен, пустых и глупых, и у нас с П. И. [Беляевым] долгое время был только диалог, на который прочие не обращали внимания. Только за чаем одно время разговор о новейших работах по феодализму сделался общим. Жалею, что не мог быть по болезни С. Б. Веселовский. У него научные интересы живее.

29 декабря. Вторник. Проснулся с пренеприятным ощущением давления и тяжести на сердце, подумал, что барометр упал, и оказалось верно: барометр упал так, что стрелка опустилась левее «бури». Весь день был от этой тягости сам не свой. В газетах прочел печальные известия: о гибели броненосца «Эдуард VII»201, – хорошо, что экипаж спасен, об эвакуации Галлиполийского полуострова202. Работа шла не особенно успешно. Во время прогулки был свидетелем ужасной сцены. Когда я, возвращаясь по Тверскому бульвару, шел от памятника Пушкину по направлению к Никитским воротам, по проезду бульвара пронеслись сани без седоков, запряженные в одну лошадь. Лошадь, должно быть, чего-нибудь испугалась и бешено мчала с невероятной быстротой. Кучер, совершенно растерявшийся, не владел уже ею и только кричал встречным: «Легче, легче!». Затем послышались еще какие-то крики и чем-то сильный удар. Все это совершилось в один момент, некоторые из публики, шедшие по бульвару, бросились бежать к дому градоначальника. Я тоже поспешил туда. Оказалось, что лошадь попала под встречный трамвай и была задавлена, кучеру разбило голову, а другие говорили, что его убило. Я, следовательно, видел, как человек несся на смерть, видел его за минуту до ужасной смерти. Тяжко. Весь вечер ничего не мог делать.

30 декабря. Среда. Не выходила из головы мысль о вчерашнем происшествии. В газетах о нем ничего пока нет. Осаду Азова продвинул мало. Гордон быстрее продвигал свои траншеи, чем я изучение его деяний под Азовом. Визит после завтрака к О. И. Летник по поводу переданного ею мне проекта программы для ее предполагаемого магистерского экзамена. Программа, по ее словам, составлена ею с А. А. Кизеветтером, но выражает явное стремление пройти коротенькими узенькими переулками к тому, к чему другие идут широкою дорогой. Хотя я и глубоко убежден, что из всей этой затеи ничего не выйдет, так как в 40 с лишком лет приниматься за экзамен на магистра поздно; но все же против характера программы протестовал, чем и вызвал большое и запальчивое недовольство с ее стороны. Для нее все эти экзамены – один из приемов кокетства и ничего более. От О. И. [Летник] я проехал на Земляной вал к Маргарите Викторовне Флинт, владелице Шашкова, вручить ей задаток за дачу на 1916-й год, ту же, на которой мы жили в нынешнем году. Это дочка B. Н. Пастухова и внучка знаменитого издателя «Московского листка» Н. И. Пастухова203. Не от предков ли и в глазках ее какой-то алчный к наживе огонек? От нее вернулся домой пешком по линии бульваров. Вечер за «Записками» C. М. Соловьева.

31 декабря. Четверг. Чувствую себя неважно. Видимо – переутомление. Надо бы отдохнуть денька три на свежем воздухе, вдали от книг. Утром я опять осаждал Азов, следя за осадой день за днем и как бы переживая ее. Вечером встречали с Миней новый год. Об этой встрече он целый день говорил, она заключалась в том, что, заснув в 10-м часу, он проснулся в 11-м, оделся, мы откупорили бутылку грушевой воды Ланина204 и выпили ее за столом, поставленным в детской возле елки. Затем он опять разделся и заснул крепким сном беззаботного детства. Я также не мог дождаться нового года и лег спать в 12-м часу. Итак, прощай 1915.

1916 год

1  января 1916 г. [27] Пятница. Я пишу цифру нового года и ошибаюсь: вместо 1916 рука написала 1695 – год Азовской осады. Это и показывает, где витают мои мысли. Впрочем, начал также подготовлять и книгу Флоровского1 для диспута. На прогулке после завтрака встретил на Никитском бульваре С. А. Котляревского, с которым разговор о Забелине. Вечером у нас Холи и С. К. Богоявленский. Читали речь Гучкова, обращенную весьма нагло и бестактно «ко всей русской армии»2. Ко всей армии со словом может обращаться в России один только человек – государь, ее верховный вождь.