Фестиваль - Сергей Власов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Счастлив тот, кому еще в детстве родители смогли объяснить, что все мы находимся как бы на карнавале, что обилие лиц и образов, снующих вокруг туда-сюда, – только игра масок.
Россия – страна, измученная постоянным ожиданием светлого завтра. На переходном периоде от самой бездарной формы социализма к самой преступной капиталистической – средства массовой информации, в том числе и «ящик», приобрели ключевую роль. А раз так – телевидение стало местом не только передела материальной собственности, но также ареной передела постов, идей и творческих направлений, результатом чего – что чаще всего и бывает – мутная вода якобы демократических преобразований вынесла на поверхность эфирных высот представителей чиновничьей семьи далеко не самого высокого ранга.
Отлично понимая, что, как и почему делается на телекухне, Сергей Сергеевич редко доставлял себе удовольствие созерцать происходящее на голубом экране. Сейчас он просто хотел узнать, что творится в мире, но, понаблюдав две минуты за невнятной манерой усатого телеведущего с неандертальской узкой полоской лба над широким лицом, решил, что этого вполне достаточно.
«Где они берут эти рожи? Такое впечатление, что их набирают какие-то вредители для ухудшения настроения у многомиллионной аудитории!».
Пощелкав пультом еще некоторое время, он остановил свой выбор на юмористической передаче «Форшмак», где, как всегда, неестественно улыбаясь с испуганным выражением глаз забеременевшей десятиклассницы и немыслимой прической, ведущая Ясенецкая представила очередного участника. На сцену вышел невысокий немолодой человек и стал, обильно брызгая слюной в микрофон, телекамеру и первые ряды зрителей, картавя, не выговаривая половины букв алфавита, что-то читать по бумажке. Его небольшая головка была украшена почтенной лысиной, а редкие волосы, аккуратно уложенные на макушке через верх, словно железнодорожные нити, соединяли кучерявые, плохо подстриженные левый и правый бакенбарды, – эта оригинальная головка была насажана на короткую жилистую шею с резко выдающимся кадыком. Неправильный, картошкой нос, редкие брови и выцветшие серые глаза придавали его физиономии такое кошмарное выражение, как будто он в любой момент ожидает какой-нибудь неприятной неожиданности глобального характера, – например, апоплексического удара.
Пару раз ухватившись левой рукой за стойку микрофона, он приподнимал правую ногу, обутую в лакированный ботинок, таким образом, что каблук ботинка оказывался висящим в воздухе, а в зрительном зале складывалось впечатление, что плешивый через секунду-другую должен пуститься в пляс.
Закончив читать, под аплодисменты он несколько раз неуклюже поклонился и направился к ведущей, сидящей в углу сцены за журнальным столиком, и чмокнул ее в густо напудренную щеку.
– Спасибо, Михал Михалыч, – зарделась Ясенецкая, – поцелуй от классика жанра дорогого стоит, придется пригласить вас на съемки следующих выпусков «Форшмака». У меня к вам один вопрос. – Регина опустила голову в ворох бумаг, пытаясь найти нужную страницу с вопросом. – А, вот… Скажите, пожалуйста, наш уважаемый писатель… – Здесь она подняла глаза и с удивлением обнаружила, что лысый уже ушел за кулисы. – Ну что ж, придется в следующий раз проэкзаменовать нашего гостя.
Затем она представила следующего выступающего, который после прочтения длиннющего несмешного монолога также подошел к ней и облобызал, потом на сцене появилась криминального вида пара куплетистов, пропевших мерзкие куплеты на тему женских прокладок, затем кто-то еще пел, плясал и говорил…
Флюсов дремал на диване, одним глазом наблюдая за происходящим. Больше всего его поразили целования с ведущей всех без исключения участников концерта, как будто чувствовавших, что их номер без чмоканий Ясенецкой до конца нелогичен и незавершен. Даже вышедшая в конце концерта-съемки женщина-артист – и та не преминула оставить на шее ведущей популярной передачи то ли засос, то ли просто следы от густо накрашенных заграничной помадой губ.
Самым последним на площадке появился любимец публики – Арсений Вагантович в тинэйджерском антураже, который под громкую музыку, вероятно пародируя низкий духовный уровень современной молодежи, стал вызывающе кривляться, размахивать руками и ногами, чем окончательно привел и так довольную публику в неописуемый восторг. Этот закончил под настоящую овацию. Вероятно, от избытка нахлынувших на него чувств благодарности непонятно к кому он не просто губами прикоснулся к губам Регины, а еще и успел тихонечко ухватить ее за морщинистый зад, интуитивно ощутив под недорогой тканью костюма редакторское обжигающее тело.
– Ой, какой вы баловник, Арсений Вагантыч! – отыграла ведущая.
– Региночка, на самом деле я самый серьезный человек в мире. Можете спросить об этом у моей жены – заслуженной артистки России, лауреатке всероссийского и международного конкурсов артистов эстрады – Елены Сидоренко, концерты которой пройдут в Театре эстрады, распложенном на Берсеневской набережной, первого, второго, пятого и десятого числа этого месяца; пятого, десятого, пятнадцатого и двадцать второго – следующего, а также…
Не выдержав, Ясенецкая перебила:
– Арсений Вагантыч, секундочку… это уже смахивает на рекламу!
– …а также, – не обращая внимания на ее слова, продолжил артист, – двадцатого, двадцать первого, двадцать восьмого…
– Двадцать девятого… – начал хором скандировать зал.
– Арсений Вагантыч, я обещаю: в следующий раз мы титрами дадим все анонсы выступлений ваши жены на ближайшие полгода, а сейчас нам пора закругляться. До новых встреч, уважаемые телезрители, в самой развлекательной передачи российского канала «Форшмак, форшмак!».
Через час начался трезвон. Сначала позвонил Евгений Лабухов и нервно сообщил, что всех его вчерашних гостей, включая и соседку Нину Ивановну Мурашеву, забрали в милицию, и попросил за ними съездить – «отмазать».
– Женя, ты с ума съехал?! – сказал Флюсов. – Я абсолютно нетранспортабелен. Да. И звонить никому не буду! Хотя бы потому, что сегодня воскресенье! Честное слово, ведут себя как дети малые. Набедокурят – и в кусты, а мне – разбираться в их взрослых шалостях. – Сергей повесил трубку и здесь уже в самых ядреных выражениях высказал свое мнение по поводу и самого Лабухова, и его неумеренно пьющих приятелей.
Не успел он, как следует, от души насладиться собственным матом, как снова раздался звонок.
– Да! Я! – рявкнул он раздраженно. – Кто? А-а… Маша…
На другом конце звонкий голос весело зачирикал:
– Не ожидали, да, Сергей Сергеевич? А я вот подумала, как же вы будете мне звонить, не зная моего номера телефона, и решила облегчить вам задачу. Энергию классика нельзя разменивать на такие мелочи.
– Какие мелочи? – недовольно вздохнул Флюсов.
– Например, на поиски моего номера.
– Я не знаю твоей фамилии – это раз, а во-вторых, кто тебе дал – мой? Жигульский?
– Я увидела его во сне! – нежно протянула Маша и захихикала. – Если вы сегодня не заняты, я могу вам дать аудиенцию…
– Машенька – до свиданья. – Флюсов не стал продолжать и положил трубку. – А этому идиоту Жигульскому надо будет при первой же встрече просто сильно стукнуть по голове.
Затем позвонила Лена.
– Сереж, это я, – услышал он знакомый с позавчерашнего дня голос, – извини, что ушла, не дождавшись, – надо было решить кое-какие дела.
– С утра, что ли? – спросил он с напускным равнодушием, не желая ей показывать, что он приятно удивлен.
Время уже – начало третьего, а я ушла в час! И записку там тебе написала…Читал?
– Нет…
– Ладно, я пудру забыла. Когда смогу ее забрать?
Флюсов машинально пошарил глазами по столу:
– Черная, с цветочком в середине?
– А что, в арсенале имеются и белые, и желтые, и без цветочка?
– Исключительно шарообразные в мелкий горох! Да приходи когда угодно.
– Сегодня – вряд ли, а вот завтра после института, может, забегу.
Последним оказался Лев Новоженов:
– Серень, я как всегда по вопросу помещения. Тут такое дело. Я тебе, наверное, надоел. Скажи честно – надоел?
– Нет! – буркнул Флюсов. – Давай через два часа в ЦДЛе, там и передам тебе ключи от квартиры. С тебя бутылка.
– Заметано!
Дальнейшее пребывание на жилплощади грозило неизбежным умопомешательством, поэтому, плюнув на все, Флюсов решил в срочном порядке отправиться в ресторан Центрального дома литераторов – спокойно провести вечерок и набраться свежих впечатлений.
Выходя из подъезда, он случайно задел плечом стоявшего в дверях великовозрастного бронеподростка.
– Извини, дорогой, я не специально.
Подросток, на голову выше писателя и в два раза шире его в плечах, молча вложил в свой белозубый рот два жилистых, видимо, напрямую связанных с тяжелым физическим трудом заскорузлых пальца и жутко засвистел.