Русская фантастика 2014 - Василий Головачёв

Из разбитой витрины ювелирного магазина выскочили четверо «люпусов», с ног до головы увешанные золотыми цепочками. Один из мародеров наставил на трибуна армейский «парабеллум» — вполне возможно, из числа тех, что пару часов назад Кассий лично раздавал со складов Арсенала молодым патриотам Рима…

Твари, подумал Кассий, глядя в дуло пистолета. Рука «люпуса» — совсем еще мальчишки, лет пятнадцать, не больше — изрядно дрожала.

Неизвестно, выстрелил бы «люпус» или нет — но знакомый трибуну рев дизелей заглушил звуки уличных боев и спугнул мародеров. Мальчишки бросились бежать, унося добычу, а Кассий обернулся и нахмурился.

На Виа Сакра выезжала колонна бронетехники. Два турма БМП, четыре когорты пехоты, пять манипул десантников и центурия спецназа. Третий Каледонийский легион уходил из Рима, направляясь к Ратумен-новым воротам.

При виде трибуна в расстегнутой форменной шинели и парадном кителе головная машина колонны притормозила, и из нее вылез Приск — в шлеме, кирасе и разгрузочном жилете. В руках у центуриона был короткий десантный карабин.

— Что случилось, Приск? — спросил Кассий.

— Война, трибун, — ответил Приск. — Нас подняли по тревоге полчаса назад.

— Война?!

— Гунны. Гунны перешли границу Империи.

Кассий потрясенно выдохнул. Это многое объясняло: и затемнение города, и отзыв преторианцев… Но как же это было не вовремя!

— Пусти, — сказал трибун, ставя ногу на подножку БМП.

— Нет, трибун, — покачал головой центурион. — Вас отстранили от командования, помните?

— Что-о?!

Приск спрыгнул с брони и схватил Кассия за отвороты шинели.

— По вашей милости, трибун, — прошипел центурион, — у меня треть машин идет в бой с половинным боекомплектом! А еще треть — вообще без снарядов, исключительно для устрашения! У десантников по два магазина к винтовке, у пехоты — по одному! Ваши малолетние ублюдки разграбили Арсенал подчистую! Чем нам воевать, трибун? А?! Матом?!!

Кассий сорвал с себя руки Приска:

— Спокойно, центурион. Справимся. Не впервой.

— Мы-то справимся… Но без вас. Предателей нам не надо.

Кассий побелел.

И тут откуда ни возьмись нарисовался пузатый жрец Митры — тот самый отец-тавроктоний из спортзала «люпусов», Силантий его звали, с трудом припомнил Кассий.

— Благословляю вас, — пророкотал митраист, помахивая ведерком с бычьей кровью и пытаясь что-то намалевать на броне БМП, — сыны Империи, опора и надежда ее, щит и меч в руках ее…

— Пошел вон!!! — хором рявкнули на него Кассий и Приск, и жрец испуганно отпрянул.

Приск запрыгнул обратно в машину и молча захлопнул за собой люк. БМП взревел, обдав трибуна сизым выхлопом, и тронулся с места. Третий Каледонийский двинулся следом. Трибун — теперь уже бывший военный трибун Кассий Марциллиан — остался стоять на обочине, провожая взглядом своих подчиненных, идущих на верную смерть.

Легионеры отдавали ему честь.

Когда проехала последняя гаубица, Кассий опустил руку и обернулся. Руины Рима предстали перед ним.

Из-за Сервиевой стены донеслись первые разрывы снарядов.

На третий вечер декабрьских ид, в первую ночь праздника Сатурналии, танки гуннов вошли в Рим.

Владимир Аренев

СВЕТОЧИ

«Мамонты» пёрли плотной, фыркающей колонной, из-под колёс летели брызги. Косачёв отошёл в сторону и ждал.

Возле ворот колонна притормозила, двое охранников в хамелеонках и фасеточных шлемах подошли к водителю первого грузовика, тот перекинулся с ними парой слов через приспущенное стекло, кивнул и поехал дальше. Сразу за воротами «мамонт» свернул налево. На мгновение брезентовый полог покачнулся и сдвинулся, Косачёв заметил хмурого бойца, державшего на коленях «Осу-3». Рядом сидел священник, его бледное лицо напоминало посмертную маску.

Фонари на улицах уже погасли, но Солнце едва пробивалось сквозь низкие, обложные тучи. А вот массивный силуэт Юлы был виден чётко: корабль висел прямо над центральным корпусом библиотеки, над острым её шпилем.

Косачёв прищурился, глядя, как на перевёрнутом конусе Юлы мельтешат огоньки. Системы в их перемигивании не было — или, по крайней мере, он за все эти годы так и не уловил.

Последний грузовик тем временем уже въехал на территорию, и створки с гулким лязгом сошлись.

Охранники закурили, один что-то негромко сказал, другой хохотнул, но рассеянно, скорее из вежливости.

Косачёва оба заметили издалека, узнали сразу — видимо, по трости и шаркающей походке. Приблизившись, он откинул капюшон ветровки:

— Привет. Я смотрю, Тоболин уломал-таки кого-то из церковников. Будет нам чем себя развлечь.

— От радости уже прыгаем до небес, — сказал тот, что постарше, ровесник Косачёва. Приподнял фасетки, сплюнул, разгладил рыжие усы. — И Степан Ильич, как назло, слёг. Сезонка, хуже гриппа, какой-то новый штамм. Говорит, три простыни ис-сморкал.

— А что, поддержку вам не пришлют?

— Ты, Глебыч, как будто их не знаешь. Если и пришлют — десяток пацанов, и нам тут с Курилко не только за вордолаками надо будет приглядывать, а ещё и за молодняком. — Он снова сплюнул, прищурился. — Чего-то ты сегодня совсем скверно выглядишь. Нога?

— На погоду, — кивнул Косачёв. — Ну давайте, ребята, держите тут рубежи. Если что — зовите.

Он зашагал через внутренний двор, по пустой бетонной дорожке. Подумал, что вот эти же парни, если всё сорвётся, пустят ему пулю в спину и даже не задумаются. Ну, может, старший на полсекунды промедлит — всё-таки воевали на одной войне, вместе защищали этот город.

Ерунда, сказал он себе, ничего не сорвётся. С какой бы стати. Наоборот, всё складывается как нельзя удачней.

То, что Тоболин ведёт переговоры с патриархом, знали давно. Церковь не хотела отдавать книги библиотеке, точнее — готова была каждые четыре месяца присылать взносы в виде довоенных ещё Библий, часословов, пытались даже всучить номера «Благодатного огня» и «Отрока», — но всё это, конечно, никуда не годилось.

В конце концов министр выдвинул ультиматум — в исключительно мягкой форме, но тем не менее. Косачёву говорили, что Тоболин действительно готов идти до конца и в случае чего прекратить поставки новых буктареек. Сорохтина, из бибколлектора, с неожиданной злобой хмыкала: «Ну а что, пусть возвращаются к истокам. Пустынь, лампада, огородики там, грибы-ягоды. На хрена патриарху кабельные каналы? А вместо холодильников — погреба пусть роют. Здоровее будут».

Косачёв её озлобленности не разделял, он помнил, как пятнадцать лет назад, в тридцать пятом, многие священники шли против Первой волны наравне с обычными солдатами. Не морочили людям голову ни цитатами из Апокалипсиса, ни призывами покаяться. Сражались с тварями, которые явились на планету; ухаживали за ранеными, пытались укрепить дух умирающих…