Глас бесптичья - Константин Миг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ⅷ
Дни, полные серости и уныния, сменялись днями ещё более скучными и печальными, а недуг, поразивший эовина, всё никак не проходил. Арнет вне себя от ужаса наблюдала за тем, как Евгений угасает, и посылала за врачом почти всякие сутки, искренне надеясь, что это поможет. Однако, тот лишь выписывал новые лекарства, разглагольствовал, шутил и уверял, что исход будет самый благополучный для пациента. Впрочем, то были лишь слова, Раапхорст понимал это и потому готовился к смерти без страха или содрогания, но с поразительным спокойствием, словно уже умирал тысячи раз. Теперь он хотел смотреть на вещи объективно, не преувеличивая и не преуменьшая их значимости, раз уж дерзнул однажды разрушить сладкий мир иллюзий.
На третий день с момента, когда слёг, Раапхорст получил письмо от Александры Девильман. Девушка волновалась, высказывала опасения и предположения насчёт недавнего ограбления, но Евгению было уже не до того. Он чувствовал, что находится на пороге смерти, и тревоги о странном исследовании, которым он, правда, горел несколько лет, не занимали его. Всякая искра и всякая эмоция гибли в процессе сложнейшей работы, которая незаметно для Арнет и врача, да и для самого Евгения, совершалась в сознании эовина и его подсознании. Она представляла собой мыслительные блоки, непостижимую совокупность установок, которые, словно стена, отделяли тёплый чувственный мир от мира логического и холодного. Отныне первый стал жалким туманом, второй же — неразрушимым храмом, составленным из циклопических блоков и строгих колонн, чьи линии были лишены всякой плавности, а вместо неё обладали чёткостью и ясностью, но, отнюдь, не простотой или примитивностью.
Иногда, когда у него было хорошее настроение, мужчина пытался забыть о смерти и в качестве развлечения перебирал мысли о прожитой жизни. Нет, он не отмахивался от скорой кончины, но иногда потакал остаткам слабости и вспоминал нечто приятное, что когда-то согревало его или даже сжигало дотла. Теперь это лишь забавляло Раапхорста, он улыбался, глядя на какой-либо мыслеобраз, но в этой улыбке не сквозило былых чувств, она представляла собой лишь лучик ностальгии, прорвавшийся в нынешний день из времён, давно ушедших. Разумеется, более всего Евгений вспоминал о Елене, размолвка, с которой, возможно, и стала причиной его болезни.
«Довольно странно, что я слёг после посещения поместья Хауссвольф. Мой разум чист, душа не страдает, не кровоточит от разрыва, ведь он был необходим, но тело, словно предав меня, болеет и умирает. Да, странно, но могу ли я судить об этом, если науке ещё так мало известно, о связи физической оболочки и абстрактного понятия, вроде души», — думал мужчина, глядя в потолок и ощущая, как его покидают жизненные силы. Час за часом, день за днём он слабел всё больше, пока одно событие не вынудило его встать.
Доходила первая неделя болезни. Раапхорст почти не вставал, Арнет рвала на себе волосы от страха и обиды, ведь доктор к тому времени уже перестал ходить. Он внезапно разуверился в своих прогнозах и теперь присылал вместо себя молодого практиканта, видимо, боясь смотреть в глаза человеку, которого имел неосторожность обнадёжить. Конечно, Евгений не упрекнул бы его, ведь он оказался прозорливее, но Арнет не упустила бы возможности высказать доктору всё, что о нём думает. Но тот не появлялся, и высказывать было некому.
Небывалая скука наполнила последние дни Евгения, но мужчина не переживал об этом, считая, что закольцованное и предсказуемое существование даже неплохо, раз уж жить осталось немного. Напоследок Раапхорст хотел вкусить покоя, к которому так стремился, и которого не достиг.
Но ближе к делу. Однажды вечером, раздался звонок в дверь, и через минуту Арнет впустила в квартиру невысокого человека с короткой чёрной бородкой. На нём было серое пальто, под которым вскоре обнаружился такого же цвета пиджачный костюм, на ногах — чёрные ботинки, на голове — шляпа с прямыми полями. Впечатление нежданный гость с ходу произвёл приятное, ведь был опрятен, имел красивый баритон и смотрел приветливо, но с некоторой осторожностью. Передавая Арнет пальто, мужчина сказал:
— Простите, уважаемая. Каюсь, явился без предупреждения, но визит мой такого свойства, что предупреждать о нём глупо. Позвольте, объяснить: дело в том, что я не ошибся дверью и так нагло передаю вам свою верхнюю одежду не просто так. О нет, я знаю, где нахожусь и знаю, кто вы и кто хозяин этой квартиры. Кроме того, мне известно, ну, то есть, я догадываюсь, что меня вы не выгоните, даже если захотите. Потому я и проявил некоторую бестактность, за что искренне прошу прощения. Но пока вы не ответили, и мы не углубились в пустой обмен любезностями, хочу сразу спросить: Здесь ли сейчас Евгений Раапхорст? Предупреждаю, задавать встречные вопросы не в ваших интересах.
Арнет совершенно растерялась. Поняв, что уличный бродяга не станет, или, лучше сказать, не сможет, так разговаривать, женщина кивнула и указала ладонью вдоль по коридору. Мужчина улыбнулся и уверенно двинулся в указанном направлении. Женщина пошла за ним. Достигнув нужной комнаты, Арнет окликнула неизвестного и открыла дверь. Тот проследовал внутрь и тотчас наткнулся взглядом на Евгения, лежащего на кровати у довольно широкого окна. Эовин, кажется, спал, но услышав шаги, очнулся и открыл глаза. Он ласково посмотрел на перепуганную Арнет, с интересом — на неизвестного посетителя и произнёс:
— Вы ко мне? Проходите.
Мужчина с бородкой обрадовался столь простому обращению и тотчас сел на стул рядом с кроватью. Арнет тоже пожелала остаться, но незнакомец попросил её выйти. Евгений кивнул, и женщине пришлось удалиться.
— Здравствуйте, — сказал эовин, рассматривая внезапного посетителя. Тот показался ему странным, но приятным и точно не злым человеком, а потому Раапхорст не испытывал неудобств, разговаривая с ним.
— Заранее прошу прощения. Мне многое известно, но не о вашей болезни. Если бы я знал, то пришёл, скорее всего, когда вы бы уже поправились, — произнёс бородатый и виновато улыбнулся.
— Возможно, я умру, — спокойно ответил Евгений. — Природа моей болезни неизвестна, а потому вы пришли как раз вовремя, пока я жив.
— Неужели? Прискорбно, а впрочем… Вы не знаете, кто я? Нет? И не прочитали моих мыслей, за эти пару минут? Восхитительно… Что ж, думаю, надо представиться, иначе это будет совсем грубо, ведь ваше имя мне известно, но не моё — вам. Николас Бройм, — он
