Спасти Каппеля! Под бело-зеленым знаменем - Герман Романов

Бычков на минуту задумался — так вот оно что происходит. Чехи просто и вульгарно продают нам захваченное у нас же добро. Понимают, что им все не вывезти, вагоны отберут с паровозами. Потому набиваются в теплушки, как селедки в банки, и один путь на железной дороге освобождают, чтоб сибирские части на Красноярск пропустить.

— По соглашению мы обязаны безвозмездно передать вашему командованию все вооружение, снаряжение, боеприпасы. А также излишки обмундирования, провианта и фуража. Это мы делаем в Иркутске, но я могу передать вам сейчас четыре орудия, два полевых и два горных, к ним тысяча шестьсот снарядов, полмиллиона патронов, два десятка пулеметов. Еще три сотни комплектов обмундирования и медикаменты. А также один вполне пригодный бронеавтомобиль, два почти новых автомобиля, аэроплан «Сопвич». Все с запчастями, инструментом и десяток бочек бензина.

— Я думаю, так будет лучше. — У Михаила Федоровича от радости сперло дыхание, и он еле вытолкал слова из горла. Душе захотелось воспарить от счастья в голубое прозрачное небо.

Теперь красным не видать Канска, как своих собственных ушей — «патронного голода» в его гарнизоне больше не будет, а для переданных орудий и пулеметов, дай бог, если хватит подготовленных людей для укомплектования хотя бы четверти расчетов.

— Надеюсь, что ваши офицеры произведут справедливую оценку грузов, ведь многие вещи новые, почти не бывшие в употреблении. А ведь это, согласитесь, несколько большая цена.

— Не беспокойтесь, господин полковник, наши и ваши офицеры произведут должную оценку, — согласился с чехом казак, прекрасно понимая, что иначе он оружия просто не получит. А без него оборону не удержать.

— Через два дня я выведу свои войска, а сюда прибудут сербы из первого югославянского полка. Одну свою роту для лучшей охраны грузов и интендантских офицеров я оставлю. Если с вагонами что-то произойдет, корпус не получит платы за переданное имущество.

Бычков напрягся сразу после сказанных слов — теперь за вагонами и он не спустит глаз, мало ли что — а спрос с кого будет? За сохранность грузов с него могут взыскать крепко. У командующего Сибирской армией полковника Арчегова не забалуешься, враз к стенке поставят или погоны сорвут. Недаром чехи его побаиваются и всякие ужасы рассказывают…

Глава четвертая

На белом, белом покрывале января…

(5 января 1920 года)

— Вот и все, Викторин Михайлович. — Фомин вытряхнул из коробки папиросу, чиркнул спичкой и закурил, глубоко затянувшись. Выдохнул клубок дыма, и, прикрыв глаза, медленно заговорил своим скрипучим голосом:

— Мы отступали от заведомо слабейшего противника. А потому драпали, что волю потеряли. Вы сейчас наглядно доказали — 30-я дивизия красных полностью уничтожена за эти дни. Целиком!

— Не совсем так, Семен Федотович, — спокойным голосом отозвался Молчанов, но Фомин уловил нотки тщательно скрываемого торжества.

— Их 265-й полк еще отбивается…

— Оставьте, генерал. Далеко они не уйдут, и к полудню вы его окончательно уничтожите. Идти-то им некуда. В колечко попались.

— Расход патронов большой, ваше высокопревосходительство. — Голос Молчанова чуть дрогнул. Генералу было очень нелегко так именовать своего давнего начштаба, волею императора ставшего за последние дни его правой рукой, фактическим главнокомандующим белыми войсками.

— Викторин Михайлович, я же просил вас, — Фомин поморщился. — Давайте без этого титулования, все и так понятно. Поверьте, ноша и так велика, чтобы на нее вы еще так надавливали.

— Простите великодушно, Семен Федотович. Я не хотел вас обидеть, но патронов действительно мало.

— У меня нет патронов, я отдал вам последний десяток ящиков. Вся надежда теперь на Войцеховского — его части начнут завтра с утра штурмовать Красноярск. Там патронами и разживемся. Потерпите немного, генерал.

— Я понимаю, — глухо отозвался Молчанов. — Мы сейчас как тот конь, что и кусается, и лягается. Просто потери могут быть большими…

— Вы думаете, что дивизии Путна и Неймана имеют больше патронов? — язвительно осведомился Фомин. — Как бы не так! Они настолько зарвались, что тылы теперь не скоро подведут. Да и не успеют, если мы энергично надавим. А потому наступайте, Викторин Михайлович, наступайте немедленно. У вас достаточно сил, чтобы и отбросить Путну, и зайти в тыл Нейману. А со своей стороны на последнего надавит и Каппель. Неужто не справитесь?

— Я все понимаю, Семен Федотович. Пойду, распоряжусь…

— Подождите, Викторин Михайлович. Я обещаю вам одно — как только Войцеховский возьмет Красноярск, мы качнем маятник в вашу сторону, перебросив его корпус вторым эшелоном для наращивания наступления. А там и Арчегов со своими бригадами подойдет.

— Потому вы называете эту операцию «Маятником»? Все понятно. Используя отрезок железной дороги до Ачинска, мы можем перебрасывать войска на любое направление по необходимости. Как Германия в ту войну…

— Только масштабы у нас в тысячу раз меньше, и ветка одна, и рокадных дорог не имеется, — в тон отозвался Фомин. — Вот только угля почти не осталось. Потому, генерал, ваш корпус должен обязательно взять Мариинск, уничтожить 27-ю дивизию, и двигаться дальше. На Анджеру и Сундженск. Без этих копей мы обречены, с Черемхово угля не навозишься.

— А пупок у моих солдат не развяжется?! — Молчанов потерял хладнокровие. — Это же три сотни верст обратно идти! Без патронов, продовольствия и снарядов. Дорога забита брошенными составами, ее не используешь.

— У нас нет другого выхода, если мы хотим не только удержаться, но и освободить от большевиков хотя эту часть Сибири. Ключ к этому — Щегловская тайга. Вернее, проходы через нее. Мы шли там, вы все видели собственными глазами. Если занять тракты и железную дорогу, хорошо укрепиться, то позицию можно держать бесконечно долго. На это у нас сил хватит. Обойти красным невозможно — дремучая тайга является надежной преградой.

— А для чего это нужно?

— За весну мы сможем, я искренне надеюсь на это, привести армию в порядок. Да и Сибирское правительство, судя по всему, делает все, чтобы умиротворить население. Сейчас для нас главное — выиграть время, прийти в себя от поражений. И собираться с силами.

— А большевики не смогут перебросить значительные силы от Урала, — лицо Молчанова прояснилось, — железная дорога выведена из действия, ее нужно восстанавливать. Пешим порядком переброска войск крайне затруднительна при местном бездорожье. Три тысячи верст слишком большая дистанция. Хорошо, Семен Федотович. После полудня я выступаю на Мариинск. Но и вы окажите поддержку — я имею в виду части второго корпуса.

— Будьте уверены, Викторин Михайлович! — Фомин ободряюще улыбнулся. — Казаки Волкова и уральские стрелки в вашем распоряжении. Наступайте смело — нужно запереть щегловские проходы. И тогда у нас появится неплохая перспектива на будущее.

Молчанов тяжело поднялся с лавки — за прошедшие дни он вымотался полностью. Смотревший на него из-под ресниц Фомин мысленно улыбнулся, припомнив поговорку, что победа окрыляет. Может быть, и так, но усталость-то куда денешь. Однако стоило генералу закрыть за собой дверь, как она тут же раскрылась снова, и в станционную комнатенку, еле освещенную керосиновой лампой, вихрем ворвался Шмайсер.

— Ушел, песий сын! Сеня! Ну что за невезуха. Ферфлюхте!

Фомин тут же открыл глаза, дремота мгновенно покинула его тело. Исчезла и свинцовая усталость. От нахлынувшей ярости стало сводить зубы, и он вскочил с лавки.

— Ты упустил Мойзеса?!

— В тайгу убег, гнида. Чекистов его почти всех положили, двое-трое ушли. И он с ними. Вот гад!

— Погоню организовал?! — Фомин не смог удержаться от вопроса, хотя понимал, что ляпнул глупость. Шмайсер возмущенно пожал плечами.

— Обижаешь?!

— Спрашиваю!

— Взвод Ермолаева идет по следу. Худо, что поземка пошла, да тайга большая. А эти стервецы хладнокровные, спокойно собрались и лыжи прихватили. С Мойзесом и проводник из местных.

— Худо, — печально произнес Фомин. Надежда на поимку заклятого врага рухнула — он отчетливо осознал, что торжества не будет. Шмайсер в сердцах пнул по стенке, как бы молчаливо разделяя сделанный другом вывод.

— Да не бесись ты! — Фомин закурил, предложив сделать то же самое и Шмайсеру. Тот чиниться не стал и целую минуту друзья молча курили, переживая оплошку. Вроде все продумали, а чекист их перехитрил.

— Ладно. Хрен с ним, все равно изловлю. Не сейчас, так позже. — Немец успокоился. — Никуда он не денется, я ему ту шахту вовек не забуду.

— Шут с ним, — согласился Фомин, но добавил таким шипящим тоном, что Шмайсеру сразу стало ясно, что тот так просто дело не оставит. — Тысячу рублей золотом Мики выделит в качестве награды. Оповести всех местных, может, и помогут.