Путь к трону: Историческое исследование - Александр Широкорад

После неудачи со сватовством сестры польского короля Иван обратил свои очи на Восток и в 1561 году женился на девице Кученей, дочери кабардинского князя Темира Гуки (в русских летописях он именовался Темрюк Айдарович). Кученей перекрестили в Марию, но она так и осталась дикой черкешенкой — плохо говорила по-русски и отличалась вспыльчивостью.

По случаю вступления во второй брак Иван Грозный составил новое завещание, в котором закреплялся порядок престолонаследия и определялось имущественное положение новой царицы и возможных ее детей. В завещании также назывались имена душеприказчиков, которые должны были войти в опекунский совет при наследнике. Главными опекунами царевича Ивана Ивановича стали Данила Романович Захарьин, Василий Михайлович Захарьин, Иван Петрович Захарьин-Яковлев и Федор Иванович Колычев. Последний, кстати, был отдаленным родственником Захарьиных — основатель его рода Федор Александрович Колыч был внуком Андрея Кобылы и двоюродным дядей Захарьина-Кошкина. Рюриковичи князь А. П. Телятевский и кравчий князь П. И. Горенский-Оболенский занимали в совете подчиненное положение. Князь Телятевский был потомком князей Тверских-Микулинских. При дворе Телятевские служили по спискам «помещиков из Ярославля». Телятевский и Горенский-Оболенский были молоды и при Алексее Адашеве не занимали видных постов. Это и определило выбор царя Ивана.

Бояре-регенты целовали крест на верность царевичам и царице Марии. Они поклялись не искать себе государя «мимо» наследника и управлять страной по царскому завещанию, следуя тому, «что есми государь наш царь и великий князь написал в своей духовной». В тексте присяги говорилось: «А правити нам сыну твоему государю своему царевичу Ивану по твоей духовной грамоте».

Таким образом, в случае смерти Грозного вся полнота власти переходила в руки бояр Захарьиных. Однако и при его жизни регенты играли важную роль в жизни государства. Так, в мае 1562 года царь отправился в литовский поход и оставил «ведать Москву» своего восьмилетнего сына Ивана, а с ним бояр Данилу Романовича, Никиту Романовича и Василия Михайловича Захарьиных, Василия Петровича Захарьина-Яковлева и князя Василия Андреевича Сицкого (мужа Анны Романовны Захарьиной). Заметим, что «ведать Москвой» по тогдашней терминологии означало не заведовать городским хозяйством, а управлять всем Московским государством.

Оказавшись в столь благоприятной ситуации, Захарьины не стали кичиться своей властью и местничать с князьями Рюриковичами, а начали проводить хорошо продуманную и дальновидную политику, целью которой была неограниченная власть клана после смерти Ивана IV.

Отметим три основных направления этой политики. Во-первых, насаждение своих сторонников в приказном аппарате управления. Во-вторых, уничтожение потенциальных претендентов на престол князей Старицких. В-третьих, окружение царевича Ивана своими родственниками и превращение его в послушного исполнителя воли клана.

Захарьиным удалось рассадить своих людей в бюрократическом аппарате. Прежде всего они добились возвращения из ссылки Н. А. Фуникова-Курцева, бывшего в немилости у Сильвестра. Фуников-Курцев получил думный чин назначения и возглавил Казенный приказ — главное финансовое ведомство государства.

Захарьины не обошли своим вниманием и еще одного противника Сильвестра — дьяка И. М. Висковатого. Он получил думный чин печатника и стал главным помощником Фуникова-Курцева в Казенном приказе. Висковатый начал свою деятельность с «реформы» печати. 3 февраля 1561 года старая «меньшая» великокняжеская печать была заменена большой печатью, украшенной символом самодержавия: «Орел двоеглавной, а среди его человек на коне, а другой орел же двоеглавной, а середи его инърог».

Резкое усиление власти приказной бюрократии вызвало озлобление титулованной знати (князей Рюриковичей и Гедеминовичей). Князь Курбский острил, что писарям «князь великий зело верит, а избирает их не от шляхтского роду, ни от благородна, а избирает их от поповичей или от простого всенародства, а то ненавидячи творит вельмож своих». Другой защитник старины, Тимофей Тетерин, писал: «…есть у великого князя новые верники-дьяки, которые его половиною кормят, а другую половину себе емлют, у которых дьяков отцы вашим (т. е. боярским) отцам в холопстве не пригожалися, а ныне не токмо землею владеют, но и головами вашими торгуют».

Захарьины умело разжигали ненависть царя к своему двоюродному брату Владимиру. Первый этап репрессий против семейства Старицких был произведен в 1563 году. Причем у царя не было абсолютно никаких претензий к Старицким за исключением доноса некоего Савлюка Иванова. Савлюк служил при старицком князе дьяком и за какие-то грехи (в летописях они не указаны) был посажен на цепь. Чтобы освободиться, дьяк накатал донос в Москву, что княгиня Ефросиния и ее сын «многие неправды царю чинят». Опять же эти неправды никак не расшифровывались. Если бы там была бы хоть малейшая зацепка, то словоохотливый Иван Грозный не преминул бы расписать в красках все прегрешения Старицких.

По приказу царя Ивана Ефросиния Старицкая была насильственно пострижена в монахини и стала инокиней Евдокией. Ее под сильным царским конвоем отправили к Белому озеру в Воскресенский девичий монастырь в селе Горицы на реке Шексне. А у самого князя Владимира Андреевича в Старицком уделе по приказу царя были переменены все бояре и слуги.

Бояре Захарьины могли быть довольны — умная и властолюбивая мать была разлучена с безвольным и слабохарактерным сыном, да и к тому же окруженным специально приставленными царем людьми. Но опасность к Захарьиным и для всей Руси пришла с другой стороны.

В царе Иване вдруг открылась любовь к пирам и буйному веселью. Вокруг него собралась компания авантюристов, потакавших самым низменным страстям самодержца. Первое место среди них занимали боярин Алексей Басманов, его сын Федор, князь Афанасий Вяземский, Василий Грязной и архимандрит Чудова монастыря Левкий.

Царская компания постоянно напивалась до бесчувствия, тем, кто не хотел пить, вино заливали в глотку. Царю приводили разных девиц. Как писал летописец: «…нача царь яр быти и прелюбодействен зело». Это признал и сам Грозный в письме к Курбскому: «А будет молвиш, что аз о том не терпел и чистоты не сохранил, ино вси есмы человецы».

Но девиц царю показалось мало, и он начал грешить с Федькой Басмановым. Боярин Дмитрий Овчина-Оболенский как-то попрекнул Федьку: «Я и предки мои служили всегда с пользою государю, а ты служишь гнусною содомиею». Басманов наябедничал царю. Иван ласково пригласил Овчину к столу, подал большую чашу вина и приказал выпить ее одним духом. Овчина не смог выпить и половины. Тогда Иван сказал: «Вот так-то ты желаешь добра своему государю! Не захотел пить, ступай же в погреб, там есть разное питье, там напьешься за мое здоровье». Овчину отвели в погреб и там задушили, царь же сделал вид, что ничего не знает, на следующий день послал пригласить Овчину к себе и очень потешался ответом его жены, которая, не зная, что случилось с ее мужем, отвечала, что он еще вчера ушел к государю.

Казни в Москве стали нормальным и чуть ли не ежедневным событием. Естественной реакцией на казни и опалы было бегство князей и дворян в Литву, а иногда даже к крымскому хану. Царские, а затем советские историки заклеймили уехавших изменниками и предателями. Но не стоит забывать, что на Руси и в Западной Европе столетиями существовало право свободного отъезда феодала от своего сюзерена. Понятно, что московским князьям не нравились отъезды их подданных, но зато они с большим удовольствием принимали феодалов, а зачастую и лиц из низших сословий, прикидывавшихся князьями. Среди них были сотни феодалов, отъехавших от великих князей литовских и польских королей. Беглые потомки великого князя литовского Гедемина стали основателями родов Хованских, Щенятьевых, Мстиславских, Трубецких, Голицыных, Куракиных и других. В XVI–XVII веках отъезд от своего государя в среде знати и народа не считался позором. Недаром во времена царей Михаила и Алексея получила распространение фальшивка, что Романовы-де происходят от знатного немца, «выехавшего из Прусс», то есть отъехавшего от своего сюзерена.

Среди уехавших в Литву был и знаменитый полководец Дмитрий Вишневецкий, предлагавший в свое время царю южную Малороссию. Поначалу он был хорошо принят царем, ему в правление был дан город Белёв. Но потом его оклеветали царские любимцы, и славный воевода был вынужден бежать, а точнее говоря, спокойно отъехать со своей дружиной, тронуть его местные воеводы попросту побоялись.

Иван Грозный, как и все последующие русские правители, постарался дискредитировать всех отъехавших. Так, гонцу Клобукову, отправленному в Литву, был дан наказ: «Если спросят о Вишневецком, то отвечать: притек он к государю нашему, как собака, и потек от государя, как собака же, а государю нашему и земле убытка никакого не учинил».