Тайный монах - Валерий Макеев

— Присаживайся, Николай Степанович. С чем ты там? — Александр Дмитриевич кивнул в сторону раскрываемой папки полковника.

— С ходатайством об открытии о-эр-дэшки. (ОРД — оперативно-розыскное дело). Суть вот в чём. По нашим данным, с местным жителем устанавливали контакт наши коллеги из Польши по вопросу его исследовательской работы десятилетней давности.

— А они что — прямо удостоверение ему предъявляли? Задерживали? Каким образом вы берётесь утверждать, что Служба Безопасности государства НАТО заинтересовалась нашим гражданином?

— Нет. Удостоверений не предъявлялось. Гражданин Анисимов обратился к нашему сотруднику — майору Дерюгину с информацией о, как ему показалось, неординарном контакте в Люблине. В сопродиловке к ходатайству об открытии дела всё подробно расписано, есть рапорта, пояснения…

— Ты меня не учи. Я сам всё внимательно прочту. Ты по-простому, на словах можешь мне пояснить? Ещё раз повторяю — откуда информация о контакте с польской разведкой или контрразведкой? Или с кем там, а?

— Семёныч утверждает, что ввёл Анисимова, замечу — по его просьбе и с его же согласия — в состояние гипнотического сна с целью выяснить, что же было с ним в Польше, когда он потерял сознание. Из пояснений Семёныча следует, что в состоянии гипнотического сна Анисимов рассказал, что он видит, как те молодые люди, которые пригласили его в люблинский ресторан, доставили его в бессознательном состоянии в какую-то медицинскую палату. Там был неизвестный в белом халате, который ввёл Анисимова в состояние гипнотического сна и расспрашивал его о научных исследованиях в НПО. Но когда они начали задавать ему конкретные вопросы об исследованиях вибраций типа полускоростного вихря, Анисимов, по непонятным причинам, не смог ничего ответить.

— А как комментирует этот эпизод Семёныч?

— Семёныч проделал аналогичную процедуру и здесь. На вопросы об исследованиях полускоростного вихря Анисимов не отвечает. Семёныч поясняет это тем, что Анисимов обладает скрытыми серьёзными экстрасенсорными, если хотите, психотерапевтическими способностями. И он самостоятельно, но неосознанно, десять лет назад наложил табу на собственные воспоминания о своих исследованиях.

— Нам что-то известно об этих исследованиях?

— Пока нет. Материалы предприятия-банкрота переданы в архив, но там только данные о начислении заработной платы, приказы, распоряжения и тому подобное. Со слов майора Дерюгина, который тогда работал в одном отделе с Анисимовым, темой полускоростного вихря, скорее всего, на научном энтузиазме занимался исключительно Анисимов.

— Всё равно, архивы в рамках ОРД перешерстить. Но меня больше интересуют поляки.

— Они сейчас члены не только НАТО, но и Европейского Союза, и демонстрируют всему мировому сообществу, что, мол, у них с правами человека всё в порядке. А как на счёт прав иностранного гражданина, которого сначала вырубают каким-то биологически-химическим путём, а затем гипнотизируют? А? — спросил генерал, и сам же ответил. — Видно, они свою о-эр-дэшку открыли куда раньше нашей, и разрабатывали Анисимова по полной программе. Бардзо! Ай да поляки!

— Возможно, что не только поляки.

— Что значит «не только»?

— Сразу после люблинского контакта Анисимову звонил его старый приятель из Швейцарии. Он тоже просил припомнить детали работы о полускоростном вихре.

Генерал медленно приподнялся из обволакивающего его лампасы кожаного кресла и начал медленно, словно лев в клетке, прохаживать себя по кабинету вдоль стола для совещаний.

— Был ли в НПО первый отдел? Закрытой ли была тема? Чей заказ на исследование? Что удалось внедрить? Давайте, давайте, действуйте! — чётко, но чуть ли не скороговоркой, чеканил генерал.

Полковник Ефимов уже давно стоял практически «навытяжку».

— С открытием ОРД — приступаем. Но, предварительно, со слов майора Дерюгина, этой темой Анисимов занимался, как я уже говорил, на научном энтузиазме, как бы факультативно. Он готовил кандидатскую диссертацию по этой тематике.

— Тэ-эк. Ну и как вы предлагаете дальше работать с этим конём Анисимовым, — уже совсем не по-уставному, чуть ли не проциклевав надраенный паркет под резко отодвигаемым стулом, выразился генерал и присел возле всё ещё стоящего полковника.

— Есть мысль о том, что нам его вообще надо определить к себе на службу. Предпринимательские дела у него идут неважно. А здесь, опять же, как раз из главного управления циркуляр подходящий пришёл: «Отбирать из числа сотрудников кандидатов в отдел «М». Мы его обозвали «отделом магов». В общем, надо отбирать людей с соответствующими способностями. А учитывая информацию Семёныча…

— Давайте, пробуйте, — генерал, перебивая размышления шефа контрразведки, махнул рукой. Казалось, он на сегодня уже по горло сыт всем и без магии.

Потихоньку, как мне стало казаться, я начал становиться центром планеты всей. А по сему никакого удивления очередной звонок «из далека» у меня уже не вызвал. Звонил ещё один институтский кореш — Наум Ковальский, который лет пять назад выехал на постоянное место жительства в Филадельфию.

Впору было заводить журнал регистрации начинавших названивать и навещать меня бывших сослуживцев из НИИ. Наум имел очень приличное образование — биофизика, Киевский университет. У нас в лаборатории он занимался лазерами, которые для прикладных целей мы навешивали на оборудование на линейных двигателей и воздушных подушках.

Не знаю, что его побудило рвануть за бугор. То ли критическое отношение к нашей действительности, то ли единодушие со своими собратьями по «национальному признаку», то ли желанье быстрого обогащения — честно, не знаю. Только ни крутой отечественный диплом, ни список научных работ — куда бы он там ни совался — на заокеанских работодателей всё это никакого впечатления не произвело. А семью кормить надо.

И Наум вскоре стал искренне считать, что полученное после двухмесячных скитаний в поисках работы место подсобного рабочего на каком-то заводике с окладом в три тысячи долларов в месяц — это большой успех.

Пару раз он мне звонил оттуда, но на вопрос о том, когда же наконец — сюда в отпуск, он как-то всё неубедительно отнекивался. Но однажды проговорился, что, мол, какой там отпуск. После первого года работы ему дали четыре дня отпуска, после второго и третьего — по семь. Ничего себе! И это так они издеваются теперь над нашим корешом, который непременно каждый год пробивал себе летом комфортабельный месячный отпуск для отдыха на южном берегу Крыма. А весной и осенью за счёт «приобретённых» больничных листов набирал ещё по недельке полноценного отдохновения — поездок к милейшей тёте Соне в пригород Житомира. На этот раз он высокопарно сообщил мне, что работает не в Филадельфии, а — «держите меня!» — в самом Нью-Йорке. О работе — при встрече. А сейчас, нет, не поверите, он именно у тёти Сони, и хотел бы непременно приехать и к нам в город — навестить меня и Владьку.

— Валяй!

— Кстати, как ты на счёт баньки? Отвык, небось?

Банька — это святое. Не понимаю тех извращенцев, которые путают классическую русскую баньку с сауной. Вершиной глумления над самой философией русской бани считаю, пусть даже и не всегда озвучиваемую, но иногда появляющуюся во фривольных умах мысль о том, что в баньку можно ходить с бабами.

Бред!

В конце концов, для этого существует сауна.

А русская банька это… Наше!

Горбачёв, перестройка, матрёшка, балалайка, банька…

Классика!

Каждую субботу мы с Владькой по сложившейся традиции ходим в русскую баньку. Почему?

Одни любят баньку за шипящее, возбуждающее своим предвкушением великого действа очищения, превращение воды из ковшика в этот сладостный, обжигающий и обволакивающий пар. А невероятные композиции запахов из благоухающих трав, настоек и прочих прелестей! Ау! Лирики, поэты! Вот где целина вашим пёрышкам!

Другие же любят русскую баньку за врождённую потребность исхлестаться до изнеможения дубовым или берёзовым веничком, доказывая себе что-то на предмет выносливости, терпения, непобедимости… Вобщем, всего того, чего так не хватает в реальной жизни. А что поделаешь — с высокими духовными качествами нынче большой дефицит. Да и прошлую дурь выбить не мешает, в которой только сам себе и признаёшься.

Третьи — за уникальную возможность поговорить и быть услышанным. Ведь тут открываются не только телесные поры, но и души становятся открытее. Притом выговориться важно обо всём, что где-то тайно трепещет внутри и просится непременно быть разделенным с этими, закутанными в белые простыни, людьми. Речь идет о состоянии дел в Ираке, в парламенте, на городской свалке, об астрофизической и политико-экономической ситуации в мире, о футболе, боксе, машинах и автогонках, в конце концов — о тех же бабах. Короче, обо всём, в чём только могут раскрыться мужики, удрав из семейных уз, которые сковывают их естество и природу.