Виршевая поэзия (первая половина XVII века) - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вижу, чтоб ми еси, государь, и помог, но не возьмет твоя мощь,
А уже нам, грешным, в скорби сей и день, аки темная нощь.
И на том тебе, государю, много челом бью, падая на ниц земли,
И ты, государь, душею своею и сердцем себе внемли.
И по тебе, государю, въменится в самую истинную правду,
И всегда помышляти таковое дело твоему разсудному измарагду[93].
Ничто же бо таковыя милости вящи у бога не бывает,
Кто в скорби и беде поне малым чим помогает.
Писано есть: «Аще не можешь помощи делом, и ты поне словом,
Яко утвердит кто непокрыту храмину твердым кровом»[94].
Аще ли, государь, не возможешь тем ныне помощи,
Не прогневайся, иже о чем тебе, государю, дерзнем изрещи.
Что же реку и что возъглаголю и како еще дерзну к твоему величеству?
Не вем бо числа сказати твоему милостивому количеству,
Велик студ и зазор обдержит к тебе, государю, стужати,
Но презельныя ради скорби и беды не могу в себе молчати.
Понеже нужды ради весь страх и срам в сердцы отлагается,
И кто на страсть не дерзает, той желанного своего не сподобляется.
Общая наша госпожа и всех томителница[95] свойства своего желает,
И для ради прироженнаго своего естества весь срам отлагает.
Яко некоторый гладный пес или волк на вся человеки шибается,
Подобно же тому и гладная утроба никого не срамляется.
И паки: ничто же есть тако зло всякому человеку, яко же
Его же ради некогда взят бысть не един великий и преименитый град.
В лепоту реченно: глад уязвляет не менее меча,
От него же самых крепких и сильных немощны бывают плеча.
И всякому человеку начало животу хлеб и вода, риза и покров.
Ей, ей, не мы глаголем, но сама наша великая нужа и кровь.
Аз же грешный за премногия грехи своя всего того пуст,
Но токмо мало нечто имею изо многогрешных своих уст.
Тем убогую свою душу и тело питаю и утешаюся на всяк день и час,
И еще не презре нас до конца своими щедротами всемилостивый Спас
И что было ваше жалованье, государей моих, то все изошло,
А ныне, государь, и сам веси — по грехом по нашим понужное время пришло.
А се, государь, особная великая скорбь и беда за грех мой постигла,
И без чернаго одеяния и без самоволнаго обещания до конца постригла[96].
А не имею милующаго, ни ущедряющаго искренно в нынешнее время,
Зане, по апостольскому речению, уродилося все немилосердное семя
И злым немилосердием и скупостию одержими, аки слепотою,
И самохотно гнушаемся душесиасителною нищетою.
Сего ради презираем есмь от всех, аки трава, ростящая в засени,
Поистинне нелепо рещи: от великая тоя печали подобен есмь стени,
Или яко руб при пути повержен, от всех ногами попираем,
Тако же и аз грешный и недостойный от всех человек презираем,
Или яко некий сосуд непотребны изметаем бывает вон.
А ведомо есть, всяко земное житие пара есть и сон.[97]
И что ми о том много вещей к твоему благородию приводити,
Подобает же на всесилнаго бога вся надежа возложити.
Той всем нам надежа и упование, и промысленник и кормитель,
И на вся видимыя враги наша непобедимый прогонитель.
И еще мышлю в сердцы моем, надеюся на тебя, государя моего милосерднаго,
Вем бо тя верою к богу и правдою аки адаманта твердаго.
Яко же и преже рех, не имею милующаго, ни ущедряющаго отнюд,
Вем бо паки, многих свела лютая скупость и немилосердие в незазорный студ,
Не поминающе апостольскаго речения: «Не брашном брата своего погубляй,
Но егда в нужди и в беде есть, тогда ему всячески помогай».
И паки пишет: «Брат от брата помогаем бывает,
Яко град тверд, и презирающии и немилующии и сам своим душам вечныя муки проуготовляют».
Ты же, государь, не внимай, не ревнуй таковому злому обычаю и нраву,
Да получишь себе не токмо зде, но и тамо, у Христа бога, весную славу.
Еще молю твою премилостивую и многощедрую ко всем утробу,
Да не прежде времени предадимся бездушной вещи гробу.
Ущедри свое благонравное сердце и буди въместо бога,
Да сподобищися стати у самого его небеснаго чертога.
И паки: укупи благородной души своей и телу спасение,
Да будеши имети у владыки Христа бога велие дерзновение,
Понеже всех добродетелей вящи у него вменяется
И у самаго его страшнаго и неприступнаго престола поставляется,
Иже кто в скорби и беде сущей другу своему поможет,
Той воздухи и облаки и солнечныя луча пройти возможет.
Яко же и выше рех, стати у самаго его престола божия,
А мы, грешнии, плачемся, стоя у твоего государева подножия,
З горькими слезами и болезненным сердцем к тебе, государю, вопием,
Понеже по грехом своим преданы есмы злым и немилостивым змием,
Иже на всяк день и час тянут сердце аки клещами,
И злым умышлением измождавают жилы, аки огненными свещами,
Для ради своего тленнаго прибытка и кровавыя корысти,
Понеже извыкли, аки червь, древо православных християн грысти.
Пожалуй, государь, что на искупление от того тления смертнаго,
Да сподобит тя господь бог со избранными своими венца нетленнаго.
И на препитание многогрешной души и телу и з горькими сиротами,
Да украсится душа твоя добрыми делы, аки драгими пестротами,
Как тебе, государю, вышняго промысл известит и пречистая его мати,
Да даст ти всегда силу и помощь враги царевы побеждати.
И молю тя, государя, в гнев не положити,
Ни в великую тягость и паки не позазрити,
Поне от нужды и от беды тако дерзаем
И твоему достойному величеству и добродею докучаем.
Аще бы не в таковей скорби и беде, не так бы тебе, государю, и скучали,
Разве бы милосердаго слова и сладкаго ответа от тебя ждали.
Вем бо,
