Введение в философию религии - Майкл Мюррей

Должны ли мы верить доказательству Суинберна? Тем, кто разделяет интуиции Суинберна о необходимых условиях совершенной любви, спорить с ним будет очень непросто. Они могли бы утверждать, что, хотя Бог действительно является совершенно любящим, Он мог бы и не быть — и не был бы таковым именно в тех мирах, где ничего не сотворил. Но ведь способность быть менее любящим, нежели фактически являешься, сама по себе, очевидно, есть несовершенство. А значит, те из нас, кого привлекают методы богословия совершенной личности, не согласятся с возражениями подобного типа.

Но тех, кто не разделяет интуиции Суинберна о необходимых условиях совершенной любви, данное доказательство скорее всего оставит равнодушными. Более того, им может показаться сомнительным и сам этот прием — делать выводы о природе Бога на основе интуиции, относящихся к любви. Из одного лишь понятия любви (или благости), по–видимому, не следует прямо и недвусмысленно, что любовь, обращенная как внутрь, так и вовне, чем–либо лучше любви, фокусированной лишь внутренне. А значит, тот, кто отвергает подобный взгляд, отнюдь не обнаруживает неспособность постичь сущность любви (в том смысле, как тот, кто отрицает тезис о невозможности существования женатых холостяков, действительно обнаруживает неспособность постичь сущность холостяцкой жизни).

3.2. Воплощение

В предшествующем разделе мы отметили, что одной из основных причин, склоняющих христиан к тринитарному, а не к унитарному представлению о Боге, является следующий комплекс убеждений: (а) только Бог достоин поклонения; (б) Иисус из Назарета отличен от Небесного Отца, которому мы с полным основанием поклоняемся; (в) Иисус из Назарета сам достоин поклонения. Ну и, конечно, той причиной, по которой христиане считают Иисуса достойным поклонения, есть как раз их вера в то, что Иисус — воплотившийся Бог. Но какие рациональные аргументы могли бы привести нас к мысли, что некий палестинец тридцати с небольшим лет, сын местного плотника, воспитанный в захолустном городишке, был не кто иной, как Владыка мироздания в человеческой плоти? И что вообще может означать утверждение «некто есть Бог воплощенный»? Анализом этих вопросов мы и займемся в настоящем разделе.

3.2.1. Вера в Воплощение

Почему нам следует верить — как всегда веровали и до сих пор веруют поколения христиан, — что Иисус из Назарета был Богом? В истории христианской мысли приводились самые разные основания для подобной веры, однако в современной христианской апологетике на первый план вышли следующие два аргумента. Первый — это так называемый аргумент «Бог — Лжец — Безумец», впервые сформулированный в XVII веке Блезом Паскалем как довод в пользу достоверности свидетельств евангелистов (Матфея, Марка, Луки и Иоанна), а уже в наше время, в 1950–е годы, ставший популярным благодаря К.С. Льюису. Второй аргумент представляет собой ссылки на исторические данные, подтверждающие величайшее из чудес, которое, как предполагается, имело место в жизни Иисуса, — Его воскресение. В дальнейшем изложении мы сосредоточим наше внимание на первом аргументе. Те же, кого интересует аргумент исторический, могут обратиться к источникам, перечисленным в списке рекомендуемой литературы в конце данной главы.

Доказательство «Бог — Лжец — Безумец» начинает с посылки: сам Иисус, во всяком случае косвенным образом, притязал на божественность[10]. Далее указывается, что это утверждение Иисуса должно быть либо истинным, либо ложным; если же оно ложно, то Иисус либо знал о его ложности, либо не знал. Если Иисус заявлял о своей божественности, зная, что это неправда, то Он был (по определению) лжецом. Если же Иисус заявлял о своей божественности, не зная, что это неправда, то Он был сумасшедшим. Поразительно, однако, сколь немногие готовы сказать, что Иисус был либо лжецом, либо безумцем — и не только потому, что это было бы политически некорректно.

Влияние учения Иисуса на духовную жизнь Запада было громадным. Сотни миллионов, в буквальном смысле сотни миллионов, людей обрели мир, душевное здоровье и добродетель, следуя в своей жизни Его учению. Даже те, кто не поклоняется Ему как воплощенному Богу, часто видят в Нем мудреца или святого. Совокупность всех этих фактов придает весьма правдоподобный вид утверждению, что Иисус не был ни настолько порочным и самовлюбленным, чтобы сознательно внушать другим заведомо ложное представление о своей божественности, ни настолько психически неуравновешенным, чтобы радикальным образом заблуждаться относительно собственной личности, происхождения и способностей. Если же Иисус не был ни лжецом, ни безумцем, говорится далее в доказательстве, то остается единственная альтернатива: Его утверждение о собственной божественности было истинным.

Данное доказательство производит, по крайней мере, известное впечатление правдоподобия. И, что вполне очевидно, оно покажется в высшей степени убедительным для тех, кто уже твердо верит, что Иисус претендовал на божественность и что видеть в нем лжеца или безумца — ни с чем не сообразно. С другой стороны, оно едва ли подействует на тех, кто либо отвергает эти два утверждения, либо не вполне убежден в их истинности, ведь неопровержимо доказать, что Иисус не был ни лжецом, ни безумцем, — задача действительно непростая. Тем не менее, даже если мы примем две эти решающие посылки, у нас еще останутся другие возражения против данного аргумента.

Главной же их мишенью станет тезис: если Иисус заявлял о своей божественности, не зная, что это неправда, то он был сумасшедшим. Как указал недавно Дэниел Говард–Снайдер, здесь, несомненно, оставлена без внимания другая возможность — Иисус мог искренне заблуждаться. Однако, вправе спросить мы, каким же образом психически нормальный человек способен, в порядке искреннего заблуждения, принимать себя за Бога? Здесь стоит рассмотреть два объяснения.

Во–первых, можно отметить, что история знает великое множество людей, которые, по–видимому, искренне верили в свою божественность, не будучи при этом душевнобольными. Некоторые римские императоры, к примеру, были умственно вполне здоровы, вера же в божественность императора была широко распространена в империи, и ее, надо полагать, вполне искренне и всерьез разделяли иные из императоров. Точно так же правители Древнего Египта, Китая и других стран считали себя богами или сыновьями богов, не будучи при этом явно безумными. (Отсюда не следует с необходимостью, что эти люди имели разумные основания для веры в собственную божественность, ведь неразумие и умопомешательство — это не совсем одно и то же, а для нас здесь важно только то, что они не были явным образом сумасшедшими.) Тогда почему же с Иисусом дело не могло обстоять сходным образом? Почему Он не мог заблуждаться на свой счет точно так же, как, по нашему мнению, заблуждались Юлий Цезарь или Эхнатон?

Отвечая на этот вопрос, важно отметить, что представления о божественной природе, характерные для Рима, Египта и других стран, весьма существенно отличались от той иудейской монотеистической концепции божества, которую прилагал к себе Иисус. Например, римские и египетские боги представляли собой лишь сверхчеловеческие существа и едва ли более того. Они были могущественны, но не всемогущи; многое знали, но не обладали всеведением; порой творили добро, но далеко не всегда были благими, и так далее. А потому несложно понять, каким образом психически нормальный человек, воспитанный в культуре, видевшей в правителях подобного рода богов, мог уверовать в собственную божественность и почему его вера решительно и ежеминутно не опровергалась простейшим самонаблюдением. И напротив, притязание Иисуса на божественность означало не более не менее как утверждение, что именно Он и есть всемогущий, всеведущий и всеблагой Творец всего сущего. Нелегко понять, как обыкновенный человек мог думать о себе такое, оставаясь психически нормальным. Ведь если бы Иисус не был

Богом, то Он, как и любой из нас, на каждом шагу сталкивался бы с доказательствами собственной ограниченности. Существовали бы вопросы, на которые он не умел бы ответить, горы, которые он не мог бы поднять, пороки, которые он ясно в себе сознавал, но был бы бессилен искоренить, и так далее. Наконец, в его памяти отсутствовало бы представление о том, что он создал космос, — весьма заметный пробел для личности, которая должна знать все и которая действительно создала космос.

Во–вторых, можно было бы утверждать — как это делает Дэниел Говард–Снайдер, — что простой смертный был бы способен, находясь в здравом уме, счесть себя воплощенным Богом, если бы у него имелись веские основания полагать, (а) что он был призван Богом совершить то и быть тем, совершить что и быть кем должен был, по общему убеждению, иудейский Мессия; (б) что Мессия будет воплощенным Богом; и (в) что существование в качестве воплощенного Бога окажется (или может оказаться) чем–то весьма сходным с существованием в качестве обыкновенного человека. Не кажется совершенно невероятным предположение, что психически здоровый человек мог иметь веские основания для веры в (а) — (в). В конце концов, пророки, принадлежавшие к разным религиозным традициям, верили в свое божественное призвание, оставаясь, по–видимому, вполне нормальными людьми; рад моментов в иудейских представлениях о Мессии мог бы привести здравомыслящего иудея I века к убеждению, что грядущий Мессия может быть воплощенным Богом; а многие современные богословы принимают нечто вроде (в) (их аргументы мы рассмотрим в следующем разделе). Таким образом, мы вправе думать, что если бы кто–то действительно имел веские основания соглашаться с (а) — (в), то он имел бы веские (хотя, разумеется, и не абсолютно неопровержимые) основания верить в то, что он и является воплощенным Богом. Но если у вас есть веские основания поверить в некое утверждение, то вашу веру в него едва ли можно будет счесть безумием (если, конечно, сами эти основания не являют собой плод безумия, но у нас нет причин думать, что в данном случае дело обстояло именно так).