Желание сердца - Барбара Картленд

— Вот ты где, Дрого. А мы удивляемся, куда ты пропал. Из сада к ним донесся ясный, чистый голос матери. Она держала над головой зонтик от солнца и была одета во все кремовое, создавая привлекательную картину на фоне клумбы из алых цветов. Эта женщина обладала той элегантностью, благодаря которой на нее было так же приятно смотреть, как на самых известных красавиц вроде Лили.

Герцог увидел, что рядом с матерью стоит Корнелия. Повернутое к нему лицо девушки как всегда было спрятано за темными очками, и он не мог разобрать его выражения. Испытывая раздражение из-за чувства вины, словно он был ребенком, пойманным за шалостью, герцог сделал вид, что не обратил на нее внимания, но его мать заговорила непривычно резким тоном:

— Корнелия хотела бы посмотреть пруд с водяными лилиями, Дрого.

Можно было подумать, она намеренно отсылает его назад с невестой, зная о том, что произошло в беседке всего несколько минут тому назад. У герцога не было причин подозревать ее в такой проницательности, но к Корнелии он обратился почти невежливо, пробормотав:

— Идемте, если хотите посмотреть.

Они пошли молча. После того вечера, когда была объявлена их помолвка, они впервые оказались наедине. Дрого знал, какой неожиданностью явилось это известие для большинства гостей. Эмили потом ему рассказала, что в гостиной раздался общий вздох удивления, но когда он сам услышал, как его мать объясняет, насколько богата Корнелия, и увидел понимающую улыбку на лицах слушателей, это возмутило его до последней степени.

Теперь он думал, что вся эта затея была чистым безумием и удивлялся, как вообще мог согласиться на такое. Но даже когда он бранил себя, его не покидала мысль, что если бы все раскрылось, то почти все его друзья, за редким исключением, посчитали бы его сомнения абсурдными.

В обществе, в котором он вырос, любовные интриги воспринимались как само собой разумеющееся. Король, еще когда был принцем Уэльским, положил начало моде: он, не скрываясь, предпочитал компанию обольстительной Лили Лангтри, а ее сменяли другие красавицы, пока не настала очередь миссис Джордж Кеппел, с которой в настоящий момент его величество поддерживал дружбу, не делая из этого секрета.

С тех пор, как Дрого себя помнил, все вечера в Котильоне были связаны с новыми романами гостей его матери. Сейчас уже трудно сказать, сколько ему было лет, когда он впервые понял, что у матери тоже были особые друзья, для которых, по крайней мере на какое-то время, Котильон становился домом. Всегда находился кто-то в роли Гарри, чтобы сопровождать ее, когда она отправлялась куда-нибудь в карете; чтобы вечером составить партию в бридж, чтобы льстить и умиротворять ее и исполнять бесконечные мелкие поручения — то принести, то подать.

Для Эмили было в порядке вещей, что сын заводил романы и что предмет его благосклонности в данный момент должен получать приглашения на все вечера до тех пор, пока необходимость в этом отпадала, и на смену одной даме приходила другая.

В жизни Дрого было много женщин, некоторых из них его мать и ее друзья одобряли, имена других он держал в секрете и виделся с ними только в Лондоне, в то время как в Котильоне о них разговору быть не могло.

То, что он влюбился в Лили, было по мнению Эмили и людей ее круга, простым выражением его хорошего вкуса. Лили принадлежала к их обществу. Она нравилась им и была в Котильоне немаловажной персоной. Естественно, все понимали, что рано или поздно герцог женится. Его мать часто об этом говорила.

— Я перееду во вдовий дом. Тяжело будет покинуть Котильон, но в то же время, ради разнообразия, забавно стать хозяйкой самой себе. Я смогу поехать в Индию. Я давным-давно собиралась принять приглашение того милого магараджи, но так и не нашла времени. А еще съезжу в Америку — Вандербилты столько раз меня звали — ну и, конечно, заведу собственный дом в Лондоне. Твоя жена захочет обосноваться в фамильном особняке, а я буду довольствоваться меньшим жилищем на Керзон-стрит или Беркли-сквер, где, возможно, иногда смогу и тебя развлечь.

По тону матери и по улыбке на ее губах герцог точно понимал, что она под этим подразумевает, и, хотя в то время у него никого не было на примете на роль жены, его охватывало легкое отвращение оттого, как заранее планируется его неверность.

Теперь ему предстояло жениться на Корнелии. Они дошли до пруда, и девушка остановилась, склонив голову; ее лицо закрывала шляпа с широкими полями.

— Красиво, не правда ли? — спросил он.

— Да, очень, — прозвучало в ответ.

«Неужели так и дальше пойдет? Как можно вытерпетьтакое? — внезапно подумал он. — Что же, у нее нет ни характера, ни интересов?»

И он еще собирался пожалеть ее, а теперь ничего не чувствовал, кроме раздражения. Лили была права. Он даст ей почтенное имя, громкий титул. Она должна быть довольна.

— Теперь, когда вы увидели пруд, мы можем вернуться обратно? — резко спросил он.

Слова, готовые сорваться, замерли у Корнелии на губах. Из-за склоненной головы герцог не увидел, как заалели ее щеки. А когда они вернулись к герцогине, болтавшей с Лили, он оставил с ними Корнелию и, не спеша направился к дому в одиночестве.

Хоть Лили и была недалекой женщиной в некоторых вопросах, но когда на карту ставились ее собственные интересы, ума ей не приходилось занимать, и, поняв, что Дрого проявляет нетерпение и, возможно, склонен дать задний ход, разрушив тем самым все ее планы, она умудрилась сделать так, что Корнелия больше не раздражала его после первого визита в Котильон.

Встречались они каждый день, это правда, но никогда не оставались вдвоем. Об этом заботилась Лили. Новость о помолвке герцога была, естественно, самым важным событием сезона. Молодую пару везде приглашали, в их честь устраивали завтраки и обеды, и дом лорда Бедлингтона наПарк-Лейн осаждали визитеры.

Лили заправляла всем чрезвычайно искусно. Хотя Корнелии безумно хотелось побыть с герцогом наедине, и она молила, чтобы ей выпала возможность поговорить с ним и чтобы при этом каждое их слово не было слышно окружающим, она так и не сумела высказать свое желание вслух или даже объяснить самой себе, почему, несмотря на ежедневные встречи с герцогом, они до сих пор были так же далеки друг от друга, как в тот первый вечер, когда танцевали на балу.

Она посещала в его обществе все балы и званые обеды один за другим. Они проводили за городом все воскресенья, ездили кататься в Гайд-Парк, смотрели игру в поло в «Херлингеме» и теннис в Уимблдоне, и хотя герцог был неизменно рядом с ней, Корнелии казалось, будто их разделяет залив более глубокий и широкий, чем Ирландское море. Дни проходили как в тумане, сквозь который она никак не могла увидеть реальность.