Осень Ричарда Блейда - Джеффри Лорд

— Шкура у него одинаково прочна со всех сторон? — отрывисто спросил Блейд. У всех известных ему земных рептилий брюхо было защищено слабее.

— Кто ж его, гада, знает! — в глазах Лыски не высыхали злые бессильные слезы; Тамар закусила губу. — Разве кто когда смотрел?!

— Ладно, рассказывай дальше, — нахмурился странник. Главным сейчас было сохранить холодную голову.

Выяснилось, что лапач не мог похвастать ни быстротой, ни ловкостью. Это показалось Блейду странным — такая громадная и неповоротливая тварь, скорее всего, осталась бы в болотах без добычи. Но, по словам Лыски, лапач умело пользовался самым настоящим химическим оружием — чем-то вроде секретируемой формы сильного возбудителя, подобного адреналину. Наметив жертву — особенно если то был крупный зверь, — монстр выпускал из выходных протоков специальных желез некое вещество, от которого его враг приходил в неистовство и бросался в бой, забыв про осторожность; исход же схватки был всегда один. Кроме того, чудище не брезговало и мелкой живностью, вроде медлительных болотных жаб, которых жрали все, кому не лень, но число их упорно не убывало.

В деревне лапач появлялся всегда с одной и той же стороны, приплывая по одному и тому же протоку — самому глубокому и широкому.

— А вы не пробовали устроить ему ловушку? — спросил Блейд.

Лыска лишь горестно дернул щекой.

— Пробовали, и не единожды, — заговорила Тамар, голос ее, казалось, скрежетал металлом. — Да только либо плохо делали, либо… — она лишь махнула рукой — Короче, вырывался он из них играючи.

— А что это были за ловушки?

— Никто тебе этого не скажет, — криво усмехнулась молодая женщина. На мгновение подбородок ее вскинулся, и Блейд заметил длинную неровную линию шрама, пересекавшего от уха до уха все горло. — Последний раз это было так давно, что все затеявшие это дело уже пошли на корм жабам. Подробностей не вспомнит никто, даже Бротгар.

— Почему ты так уверена?

— Да потому что сама выспрашивала его тысячу раз! — губы Тамар побелели от бешенства.

Блейд не стал спорить, про себя решив непременно потолковать с бородатым предводителем.

Наконец Лыска выговорился и умолк. Блейд поднялся, копейщики тотчас наставили на него оружие, но погруженный в раздумья странник этого даже не заметил. Итак, решил он, надо сделать все возможное, чтобы чудище больше не тревожило этот несчастный народ. Конечно, самым простым было бы вывести болотников на сухое место, но способы решения данной задачи пока не просматривались. Блейд полагал, что сейчас надо сосредоточиться на доступном.

— Про то, как отравить тварь, вы не думали? Быть может, на болотах есть ядовитые растения?

— Нет, — покачала головой Тамар. — Это первое, что пришло в голову. Перепробовали все травы и корни, какие только могли, — безуспешно. Есть можно не все, но и от тех, что не годны в пищу, никто не умирал. Тошнит, да и только.

— Ладно, — проворчал Блейд, вновь погружаясь в раздумья.

Похоже, задача оказалась не из легких. На болотах не было почти никаких подручных материалов для постройки катапульты или большого самострела, ничего, даже камней и бревен И то, и другое выменивалось у сухотников за долгожив, и наличные запасы никак не могли удовлетворить Блейда.

— Ты что-то придумал, Ричард? — услыхал он негромкий голос Тамар.

— Откуда ты знаешь мое имя? — странник вскинул на нее взгляд, но молодая женщина лишь загадочно усмехнулась.

Что ж, запомним, решил он, а сейчас вернемся к лапачу. К эдакому местному живому дредноуту, непотопляемому и непобедимому. Дредноуту? Закованному в броню плавающему страшилищу? На Земле ни торпеды, ни мины не могли загнать такое судно в гавань, зато это успешно сделали авиабомбы…

Да, сейчас Блейд многое отдал бы за несколько килограммов тротила! Или хотя бы за серу, селитру и древесный уголь.

Он снова поднял взгляд на Тамар; ее голодные глаза смотрели в упор, как дульные срезы пары автоматов. Голодные глаза женщины, мечтающей сейчас не о любви — о мести. И еще — больные глаза Лыски: из них катятся слезы, которые он, даже не утирает…

Как бы разделаться с этой болотной тварью? Раздавить, пронзить, удушить, сжечь, разрубить… Блейд перебирал, все мыслимые способы уничтожения, все, чему научался, странствуя по многим мирам, большинство из которых было ничем не лучше Гартанга. И почти в каждом имелись свои мерзкие твари вроде берглионских хайров, драконов Вордхолма, чудищ Зира или хищников Уркхи… Как правило, он вполне успешно одолевал их, хотя это стоило немалых трудов…

Взгляд зеленых глаз Тамар стал пронзительно-режущим, словно луч лазера.

И тут наступило облегчение,

— Пожалуй, я смогу вам помочь, — услышал Блейд свой собственный голос, — А сейчас — проведите-ка меня к Бротгару!

Глава 6

Бородатый предводитель угрюмо сидел на пороге своего дома, глубокомысленно ковыряя в носу.

— Отец! Пришелец говорит, что знает, как управиться с лапачом! — одним духом выпалила Тамар.

От такого известия Бротгар едва не свалился в воду, однако все обошлось, по счастью, на его пути оказался Лыска. Последний даже сумел подняться самостоятельно, пара синяков была, конечно же, не в счет.

— Так говори, говори скорее! — бородач подскочил к Блейду с явным намерением хорошенько встряхнуть его за грудки — разумеется, с той единственной целью, чтобы слова слетали с уст странника более расторопно.

— Сначала у меня будет несколько вопросов, — Блейд ловко уклонился от огромных лап вождя. — И среди них такой: можно ли сделать в подводной ограде ворота, чтобы впустить только лапача, но кроме него — ни единую тварь?..

Сказать, что после разговора с Бротгаром в деревне «закипела работа» — значит не сказать ровным счетом ничего. Блейду казалось, что люди вообще перестали и есть и спать; в ход пошли все запасы бревен и валунов, тщательно хранимые рачительным вожаком болотного народа.

Удивительно, но никому здесь так и не пришла в голову эта простая мысль — зачем каждый раз чинить ограду после визитов лапача, если намного проще сделать поворачивающиеся створки? Тем более, что двери и подобия дверных петель здесь были в ходу. Правда, план Блейда этим далеко не исчерпывался…

Прямо перед воротами сооружалось нечто вроде высокого моста. По обе стороны облюбованного лапачом протока в дно вбили несколько толстых свай; сверху, на высоте примерно десяти футов над водой, была переброшена перемычка — толстенное бревно, самое толстое, какое только нашлось в запасе у болотного племени.