Грибник - Михаил Васильев

— Ну да, — осторожно согласился Артур. — Только пляшут. Скачут, как кузнечики. Конечно, они там все пьяные были.

Он опасался, Регина вспомнит, что он тоже был там, да еще и трезвый.

— А про оперных и говорить нечего, — продолжала Регина. — Эти туши и ходят, вообще, еле-еле… А ты тоже со всеми Квазимоду ловил?

Артур неохотно кивнул.

— Проблема в том, что здесь каждый каждого готов застрелить, — произнесла Регина. — Если бы я в той погоне участвовала, то этого Квазимодо узнала по-любому. От меня кому-то свою пластику скрыть невозможно. Пластика, особенно балетная, так индивидуальна, а я всех в театре хорошо знаю, давно изучила.

— А я вот нет, увы. Даже рост его определить было невозможно. Он ведь ссутулился, сверху горб тряпичный надел. Но ноги длинные были, я заметил.

— Если этого Квазимодо найдут, — опять заговорила Регина, — а его найдут обязательно, обнаружится, что он стрелял из твоего пистолета. Нелегального, если я правильно понимаю… И мы оба накроемся очень медным тазом. Мне неприятности не нужны. Труппа с "Собором" за границу собирается. Во Францию, Италию, вроде бы. А меня что, вместо этого, будут в ментовку на допросы таскать? И тебе тоже, конечно, совсем ни к чему в отдаленных местах несколько лет табуреты строгать. Мы должны отыскать этот твой наган, — решительно сказала Регина, — успеть раньше ментов. И утопить где-нибудь посредине Невы. И найдем обязательно! Покончим с этой дурацкой историей. Теперь мы действуем вместе, вдвоем…

— Как в детективе, — добавил Артур. — Ты образец проницательности, а я твой туповатый помощник. Вроде как Шерлок Холмс и доктор Ватсон. Или Эркюль Пуаро и капитан Гастингс.

— А я тебя так и буду звать теперь, — помолчав, будто задумавшись о чем-то, сказала Регина. — Ты теперь будешь капитан Гастингс. Или просто Капитан. С большой буквы. Так что давай, — твердо добавила она. — В понедельник, то есть завтра, вечером, когда все разойдутся — вперед по тропе Квазимодо, из окна в окно.

А Артур надеялся, и, оказывается, напрасно, что Регина забыла про свой безумный план.

Уже говорила, у Великолуцкого в кабинете тайник — о нем весь театр знает. Сейф за картиной. Не тормозите, Капитан! Будьте мужчиной!

Очень хотелось возразить, но слов почему-то не находилось.

— Не показывай рукой, — только и смог сказать Артур. Регина слишком размашисто и откровенно указывала на окна и на его будущий путь по карнизу.

Та замолчала, с неудовольствием глядя на театр. Было заметно, как ей не хочется идти туда.

— В воскресенье уже собирают. Пока застольный период начинается, обсуждение пойдет будущего спектакля. Теперь еще про дисциплину будут морочить. Ругаться будут, противные.

Сейчас Артур думал, был способен думать, только про свое близкое будущее, когда он, конечно, упадет, сорвется с этой стены. Был совсем уверен, что именно это и произойдет, для него все так и закончится.

Всем организмом хотелось лечь и закрыть глаза в специально приспособленном для этого месте. Он, организм, внезапно вспомнил, что спать сегодня ночью пришлось часа три в душной бытовке.

Что-то часто в последнее время стал повторяться этот сюжет. Что-то все это должно означать, о чем-то непонятном это говорит.

Об этом с отяжелевшей головой Артур думал, когда подходил к дому.

"Только на этот раз возвращаюсь не с канистрой угрей, с двумя пустыми чемоданами".

Впереди, в конце подворотни, конечно же, замаячил силуэт Намыленного, обязан был появиться, когда хочется одного — побыстрее лечь и уснуть. Сейчас обязательно надолго затянет свою тему: кто, когда и с кем ширялся.

Подойдя, Артур поставил чемоданы, вяло поздоровавшись, сказал:

— Ну вот, теперь здесь хожу. Вроде как, с черного хода, через некий задний проход. — Как будто пожаловался. — Ну что, опять про немедицинское употребление?..

Не спрашивая разрешения, Намыленный сел на чемодан:

— Еще один доупотреблялся уже, отбегал со своей палкой. Сплющился Герыч.

— Умер что ли?!

— Так я тебе про что… О том и звук.

Намыленный закурил:

— Главное, в тот день Герыч чего-то свирепого захотел. Решил балтийским чаем закинуться. Показалось ему, денег у него слишком много стало — ну, ладно, балтчай, так балтчай.

Артур знал, что так местные "наркомы" называют водку с кокаином. Сейчас вспомнил про автобус, который видел здесь недавно. Тот, что ехал навстречу на этом самом месте.

— Звонит мне, — продолжал Намыленный. — Бери, говорит, водку, тебе по кайфу будет, а я чайком прибьюсь. Ну, что ж, любой каприз за ваши деньги. Я думал, он зуб мой продал, но нет… Герыч сказал, что нарыл что-то нереально крутое, круто в гору поднялся. Начал что-то тереть: по войне, мол, больше не копаю, стал по старине копать, и сразу сильнейше фортануло. Только не стал я его слушать. Думаю, приду, тогда и расскажет. И вот, пришел, а Герыч уже в ванной лежит, голый, холодный. Менты кругом, еле отпустили потом меня. На квартире у него один мужик жил, бывший музыкант из театра, снимал угол, вроде. Вот они и нюхали вдвоем, приход ловили. Потом Герыч в ванную пошел, мыться ему захотелось, и все — там и остался.

— Да, срезает нас, не торопясь, Большой Грибник, — задумчиво высказался Артур.

Издалека донесся, будто рассерженный чем-то, рокот грома.

— Лажал меня покойный за то, что водку пью, — задумчиво произнес Намыленный. — Быдляцкий кайф, говорил. Вот моль, вообще, не пьет ничего, — добавил непонятно к чему, будто собрался произнести тост.

— Она и железа не любит, — совсем некстати сообщил Артур.

— Ну, значит, я точно не моль.

Несколько холодных капель упало на лицо, когда Артур уже подходил к подъезду. Ладожская гроза догоняла у самых дверей. Древние вепсские боги, наконец, узнали, как он распорядился грибами, взятым у них добром. Но теперь Артур почти ушел, почти спрятался в доме, на недоступной их власти территории.

Уже поднимаясь по лестнице подъезда, вспомнил, что забыл спросить, не его ли, Намыленного, он видел вместе с Алмазом из окна во дворе своего театра.

<

Глава 6

Ночь в театре

— Тут какая-то тайна, — произнесла Октябрина.

"Как говорил Буратино", — мысленно добавил Артур.

— Фролов с утра появился в театре, — продолжала Октябрина. — Ходит повсюду, как ни в чем не бывало, и никакая милиция его не арестовывает. Кто же тогда стрелял в несчастного Арманда?

— Этого даже компьютер не знает. Странно, когда в наше время появляется что-то, на что нельзя найти ответ в интернете, — пробормотал Артур, глядя в монитор. Набрал:

Метастазио "Олимпиада" М.: Аграф. Серия "Волшебн. флейта" (На ит. языке).

— Просто удивительно, но создается впечатление, что никто в театре по поводу Арманда не переживает, — добавил Артур. — Песни, резвость всякий час…

Сегодня в библиотеке присутствовала читательница. Японка Акико из "Токио барэдан". Она сидела у окна и неспешно пролистывала какую-то монографию с фотоиллюстрациями.

— И чего там ищет?! — прокомментировала Октябрина с обычно несвойственным ей раздражением. — Ах, не волнуйтесь, Артур Карлович, она все равно ни слова по-русски не понимает.

Японка все-таки подняла голову, посмотрела вопросительно и улыбнулась, как будто на всякий случай.

Октябрина торопилась выложить все новости:

— Тогда, в тот день, в театре как раз телевидение оказалось — у Абрама Кузьмича брали интервью, интересовались "Собором". Только телевидение его, этого Квазимодо, не поймало — в смысле, не сняло. В камеру видеонаблюдения он только немного попал. Говорят, скандал в буфете начался только из-за того, что бедняга Арманд сказал, будто он известен, как один из лучших прыгунов всех времен.

— Вот и допрыгался, — негромко заметил Артур.

— Безобразие процветает! Полный театр преступников…

— Ну уж, не полный, Октябрина Спартаковна, — пытался притушить ее пафос Артур. — Тут один злодей действует. Только вот кто?.. А что, есть здесь у нас свой призрак? Теперь на месте, где лежал раненый Арманд, навеки останется кровавое пятно, ничем не смываемое.

Артур покосился на японскую танцовщицу, будто говорил все это, пытаясь развлечь ее.

Та безучастно разглядывала какую-то фотографию. Блик лампы лежал на черной поверхности ее гладко уложенных волос. Уже вечер.

— Действительно, все у нас в Среднем удивительно легкомысленно к этому относятся, — заметила Октябрина. — Все-таки в таком крупном театре, в Петербурге и вдруг в ведущего танцовщика стреляют… Да еще в такой фрагмент тела! В государственном такого не могло произойти, хотя и там всякого безобразия хватало.

Судя по возне за стойкой, она уже стала собираться. Процесс этот был долгим, но, как знал Артур, обязательно начинался со складывания в сумку всяческих пузырьков, флаконов и тюбиков.