Дьявол и Шерлок Холмс. Как совершаются преступления - Дэвид Гранн

— У меня прекрасные новости! Николас Баркли стоит прямо тут, возле меня.

Женщина обрадовалась и попросила «директора» позвонить в полицейский участок Сан-Антонио следователю, который вел дело об исчезновении Николаса.

Бурден в очередной раз сменил маску — теперь он превратился в испанского полицейского, — позвонил американскому «коллеге» и, пользуясь только что полученной информацией, включая «розовый рюкзак», заявил, что пропавший подросток найден. Полицейский на том конце провода пообещал связаться с ФБР и посольством США в Мадриде. Пожалуй, это было уже чересчур, однако давать задний ход было поздно.

На следующий день в приюте в Линаресе Бурден ухитрился перехватить бандероль из американского Национального центра, занимающегося пропавшими и подвергшимися насилию детьми, адресованную Ионатану Дюреану. Он вскрыл конверт: внутри оказалось то же объявление об исчезновении Николаса Баркли, но уже с четко напечатанным текстом и цветной фотографией. Мальчик на фотографии был невысокого роста, светлокожий, голубоглазый, очень светлый шатен, почти русый. В объявлении перечислялись особые приметы, в том числе татуировка в виде креста между большим и указательным пальцами правой руки.

Посмотрев на фотографию, Бурден пришел в отчаяние. «Мне конец!» — решил он. И дело было не только в отсутствии татуировки: Бурден был совсем другой масти, чем тот парень, у него были темные волосы и карие глаза.

Для начала он сжег объявление, висевшее во дворе приюта, затем поспешил в ванную и достаточно ловко перекрасил волосы. Приятель согласился сделать ему временную татуировку с помощью иголки и обыкновенных чернил. Но как быть с цветом глаз? Бурден лихорадочно пытался изобрести сюжет, который объяснил бы перемены в его внешности: так, допустим, его похитила мафия, занимающаяся детской проституцией. Его переправили в Европу, там пытали, насиловали, проводили на нем жестокие эксперименты… Допустим, на это можно списать изменение цвета радужной оболочки: похитители вводили ему какое-то вещество в глаза. Техасский акцент можно было утратить за три года неволи — ему запрещали говорить по-английски…

И вот однажды, когда охранник зазевался, «Николас Баркли» ускользнул из дома, где он содержался, и тут только узнал, что находится в Испании. Все превращалось в невероятный сюжет, нарушавший основное правило Бурдена «чем проще, тем лучше», но деваться было некуда. Он вернулся в офис приюта. Вскоре там зазвонил телефон, и вновь Бурден снял трубку. Звонила сводная сестра Николаса Баркли, она была намного старше брата, ей уже исполнился тридцать один год.

— Господи, Ники, неужели это ты? — всхлипывала в трубку Кэри Гибсон.

Он растерялся, не знал, что отвечать. Откашлялся и кое-как промямлил:

— Да, это я.

Затем трубку взяла мать Николаса, Беверли. Это была простоватая женщина. Много лет она работала в ночную смену в «Данкин донат» в Сан-Антонио, семь дней в неделю без выходных. С отцом Николаса она в браке не состояла и растила мальчика с помощью своих старших детей, Кэри и Джейсона. С отцом Кэри и Джейсона она развелась, но сохранила полученную в браке фамилию Доллархайд.

Эта женщина много лет пыталась побороть героиновую зависимость, и ей это удалось, когда Николас подрастал. Однако, лишившись младшего сына, она снова подсела на наркотики и теперь перешла на метадон. Тем не менее Кэри не считала Беверли плохой матерью.

— Для наркоманки она была на редкость собранной, социально адаптированной. Мы никогда не оставались без еды, жили в приличной квартире, у нас были хорошие вещи.

Чтобы жизнь не превратилась в хаос, Беверли строго придерживалась раз навсегда установленного режима: с 10 вечера до 5 утра работала, продавая пончики, затем заходила в «Мейк Май Дей Лонж» сыграть партию на бильярде и выпить пивка, а вернувшись домой, укладывалась спать.

Выглядела она не слишком привлекательно — побитая жизнью женщина с сиплым от курения голосом. Но друзья ценили ее за доброту и щедрость. Закончив ночную смену, Беверли отвозила оставшиеся пончики в приют для бездомных.

И вот теперь она, прижав к уху трубку, слышит голос сына, который просит поскорее забрать его домой. Она мне потом рассказывала: «Я онемела, меня прямо-таки сшибло с ног».

Кэри была замужем и растила двух собственных детей, но когда у Беверли начинались проблемы с наркотиками, заботы о младших также ложились на ее плечи. Мать и Джейсон так и не оправились после исчезновения Николаса, и Кэри ни о чем так не мечтала, как о воссоединении семьи, чтобы все стало по-прежнему. Она вызвалась поехать в Испанию за братом, и компания, в которой она работала, оплатила ей дорожные расходы.

Через несколько дней Кэри появилась в приюте в сопровождении представителя американского посольства. Бурден заперся в комнате и не хотел выходить. Задним числом он готов был согласиться, что поступил не лучшим образом, но тогда моральные соображения беспокоили его меньше всего. Нацепив солнечные очки и шляпу и обмотав пол-лица шарфом, он выполз наконец на белый свет в полной уверенности, что Кэри сразу же разоблачит его. Но молодая женщина подбежала к нему и крепко обняла. Кэри была идеальной жертвой для мошенника.

— Моя дочь — добрейшее на свете существо, ею так легко манипулировать, — вздыхала Беверли.

За пределы Соединенных Штатов Беверли выезжала разве что в Тихуану, об Испании ничего не знала, в акцентах не разбиралась. После исчезновения Николаса она часто смотрела телепрограммы о похищенных детях и была готова к самому неожиданному и страшному.

На Кэри же давило бремя ответственности: мало того что компания оплатила ее поездку, семья надеялась, что она вернется домой с их ненаглядным Николасом. И вот, хотя Бурден называл ее «Кэри», а не «сестрицей», как Николас, хотя в его английской речи явственно слышался французский акцент, Кэри ни на минуту не усомнилась в том, что перед ней ее брат. Тем более все нестыковки «Николас» мог списать на годы мучений. И нос его — точная копия носа дядюшки Пэта; и татуировка с крестом на том же месте, что у Николаса, и он все-все знал про «свою» семью, о каждом из родных спросил поименно.

— Он сразу покорил мое сердце, я хотела ему верить, — вспоминала Кэри.

Она показала Бурдену семейные фотографии, и тот всех «узнал»: вот мама, вот единоутробный брат, а вот и дедушка. Ни американские власти, ни испанские не задали никаких вопросов, стоило только Кэри узнать брата. Николас пропадал три года и, ко всеобщей радости, нашелся. ФБР не привыкло относиться с подозрением к пропавшим и найденным детям.

Позднее представитель агентства говорил мне, что случая, подобного делу Бурдена, у них никогда прежде не было. Кэри присягнула перед испанскими властями в том, что этот мальчик — ее брат и гражданин США. Ему в ускоренном порядке выдали американский паспорт, и уже на следующий день он летел в Сан-Антонио.

Поначалу Бурден размяк и принялся мечтать о том, что у него теперь будет «настоящая семья». Но уже на полпути ему, по выражению Кэри, «поплохело», он дрожал и заливался потом. Она попыталась успокоить «брата», но тот знай твердил, что самолет непременно разобьется. Потом уж он признавался, что мечтал об авиакатастрофе, не видя иного выхода из созданной им же самим безнадежной ситуации.

18 октября 1997 года самолет приземлился на территории США; все родные Николаса ждали его в аэропорту. По фотографиям, которые Кэри захватила с собой в Испанию, Бурден узнал всех: Беверли, мать Николаса; Брайана Гибсона, тогдашнего мужа Кэри; Коди, четырнадцатилетнего сына Брайана и Кэри, и их десятилетнюю дочь Шантель.

На семейной встрече отсутствовал только сводный брат Николаса Джейсон — он жил в Сан-Антонио и проходил там программу излечения от наркотической зависимости. Друг семьи заснял радостное свидание: Бурден, весь закутанный, шляпа надвинута на лоб, карие глаза скрыты за солнечными очками, на руках перчатки — самодельная татуировка успела поблекнуть. Мошенник был уверен, что родственники Николаса тут же его линчуют, а они кинулись обнимать его, приговаривая, как по нему стосковались.

— Мы все прямо чуть не рехнулись от переживаний, — вспоминал потом Коди.

Только мать Николаса держалась в стороне. «Она почему-то не возбудилась», — рассказывала мне Шантель. Вела себя совсем не так, как следовало бы матери, «которая только что обрела сына».

Неужели Беверли разгадала его? Бурден занервничал, но наконец мать все-таки тоже обняла его, все уселись в «линкольн» Кэри и поехали в «Макдоналдс» за чизбургерами и картофелем фри. Встреча прошла успешно.

— Он сел между нашей мамой и моим сыном, — рассказывала Кэри, — и говорил, как соскучился по школе, про Джейсона спрашивал, когда же, мол, они увидятся с братом.

На семейном совете постановили, что жить мальчик будет не с матерью, а с Кэри и Брайаном.