Чарли Бон и Алый король - Ниммо Дженни

— Билли, я никогда не слышал, чтобы ты говорил так много сразу и все по делу, — заметил Габриэль. — А что это за Обед на сто персон и Большой бал?

— Ну-у, я немного узнал у Манфреда… — начал Билли.

— У Манфреда? — потрясенно переспросили остальные.

— Он так важничал. Думаю, ему просто не терпелось кому-нибудь это рассказать. Вот он и рассказал мне, что каждые десять лет у них сбор. Директора академий собираются и говорят о своих учениках, предметах и других делах.

— Из каких это других академий? — спросил Чарли.

— Ну, где тоже учатся одаренные дети.

— А есть и другие? — удивился Чарли.

— Конечно. Должны быть, — задумчиво произнес Габриэль. — Если подумать, то должны быть сотни таких, как мы. По всему миру. Прикинь: у Алого короля было десять детей. И если у всех у них тоже были дети девятьсот лет назад, то…

— Ого! — Чарли даже рот открыл. — Ну и дурак же я! Конечно, не могут же они все ходить в академию Блура. А если они живут в Китае или в Африке?!

— Или даже в Ирландии или Шотландии, — добавил Фиделио.

— Удивляюсь, как это я никогда об этом не задумывался, — покачал головой Чарли.

Тут все дружно занялись «ежиками». Но каждый продолжал думать о других академиях, других детях, других директорах.

— Я хочу попасть на этот обед. Мне много чего надо выяснить.

— Мне тоже, — подключился Билли.

Чарли проглотил последний кусочек и улыбнулся. Не такие уж плохие намечаются выходные. Может быть, мама нашла вербену и, когда он явится домой, Мейзи будет в порядке.

А в это время у академического народа сложилось убеждение, что самые важные события в мире будут происходить именно здесь. По мере приближения пятницы потолок в главном холле засверкал тысячами фонариков. Шпаги, арбалеты, копья, кривые турецкие ятаганы и другое внушительное на вид оружие извлекались из сундуков, шкафов и чуланов. Отполированное до угрожающего блеска оружие развешивалось по обшитым дубовыми панелями стенам, вызывая восторг и затаенный ужас. Армия уборщиц драила полы до ослепительной чистоты, и детям разрешалось ходить только по самому краешку — за этим строго следили.

В главной столовой освещение было умеренное, но всеобщее внимание привлекли несколько железных держателей для факелов, закрепленных на стенах. Неужели и факелы в них вставят? И разведут огонь в камине?

Даже у самых приветливых официанток школьной столовой испортился характер. Их изматывали дополнительные хлопоты. Каждую минуту кто-нибудь из них проносился по коридору с подносом, полным столового серебра, которое уже тысячу лет не извлекалось на белый свет.

Из подвалов и кладовых доставались фарфоровые тарелки, хрустальные бокалы, золотые блюда. Все сносилось в кухню и там намывалось и начищалось до невозможного блеска.

По всем прежде темноватым коридорам, соединявшим столовые с холлом, теперь разливался сказочно яркий свет. А еще Чарли заметил, что некоторые портреты украшены золотыми лентами. Но не все, а, очевидно, только те, которые имели отношение к наиболее почетным гостям.

Чарли с Билли сидели в спальне и наблюдали, как остальные мальчики укладывают сумки. Чарли чувствовал странное и удивительное воодушевление, но старался не подавать виду и выглядел даже мрачным. Но когда Брайн Хвастун и Руп, небрежно закинув сумки на плечо, направились к дверям, он не выдержал и усмехнулся буквально одним уголком губ.

— Ты чего это ухмыляешься? — обрушился на него Хвастун.

— У Рупа такая тяжелая сумка, он, того и гляди, рухнет. Сколько конфет ты туда затолкал, а, Руп?

Кое-кто захихикал.

— Заткнись! — рявкнул Руп.

— Желаю тебе плохих выходных, Чарли Бон, — взяв Рупа на буксир, попрощался Хвастун и вышел из комнаты.

Последними ушли Габриэль и Фиделио. Они пожелали Чарли удачи и пообещали встретиться с ним в воскресенье.

— Я принесу хомячков и тебе, — пообещал Габриэль и помахал на прощание рукой.

Вскоре после того, как школу покинули последние ученики, в спальню зашла Лукреция Юбим и сообщила мальчикам, что сегодня они будут ужинать раньше положенного.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— К шести вы должны вернуться сюда. Свет будет выключен в семь. И чтобы до завтрака ни один из вас из спальни и носа не высовывал.

— Свет в семь часов? — не удержался Чарли. — Почему?

— А что ж ты думал! В наказание. А теперь приведите себя в порядок. Ужин в половине шестого в малой столовой. — И со злорадной улыбкой Лукреция удалилась.

Они отправились на поиски кухарки и нашли ее очень озабоченной. Вокруг нее лихорадочно суетились помощницы, да и сама она металась между холодильной камерой и огромными печами.

— Так, этих сто, этих тоже сто… Черепаховый суп, пирожки с голубями, тушеное мясо… Этому без мяса, этой без крема… — бормотала она на ходу. — Привет, мальчики, — даже не взглянув на ребят, бросила она. — Боюсь, для вас есть только печеная фасоль и тосты.

Кухарка выложила из кастрюли фасоль на две тарелки с тостами и добавила две чашки с заварным кремом.

— А когда начинается Обед? — поинтересовался Чарли.

— В половине седьмого, а я не успеваю!

К ней подлетела кучка обезумевших помощниц, и она махнула мальчикам рукой:

— Извините, голубчики, мне надо бежать.

Чарли потащил поднос в столовую и бухнул его на стол, расположенный подальше от раздачи. Стоял такой шум, что мальчики с трудом слышали друг друга. Они со всей возможной скоростью проглотили ужин и вымелись из столовой.

В спальне они переоделись в пижамы и прокрались на верхнюю площадку лестницы. Улегшись на животы, они из-за балясин разглядывали огромный холл. Сейчас его было не узнать. Большинство гостей были в вечерних нарядах, но присутствовали и несколько человек в тюрбанах, несколько — в расшитых золотом халатах и в цветастых накидках. Ребята углядели еще несколько длинных белых рубах, а один гость и вовсе был с головы до пят закутан в красный шелк и подпоясан ремнем, на котором висел кинжал в богато украшенных ножнах. Группа женщин в сари беседовала с женщинами в кимоно. А в другой группе люди в ярких одеждах, видно, не очень понимали друг друга, потому что все время нетерпеливо склонялись друг к другу.

Мистер Иезекииль, в черном бархатном пиджаке и красной ермолке, крутился на своей коляске в самой толчее, а из спинки его кресла со свистом и треском вылетали петарды и шутихи. Иногда гости, попавшиеся на его пути, отскакивали и дули на обожженные руки.

Официантки, в коротких черных платьицах, белых шапочках и передничках, сновали в толпе, разнося закуски, а официанты, в красных с золотом камзолах, ловко балансируя подносами, подавали шампанское.

У подножия лестницы арфистка в свободном розовом платье перебирала струны огромной золоченой арфы, звуки которой иногда перекрывали гул толпы.

— Здесь остались только самые злые и противные, — вплотную придвинув голову к голове Чарли, прошептал Билли.

— О чем ты? — тоже шепотом спросил Чарли.

— Алый король. Его хорошие дети навсегда ушли из замка. И даже уехали из страны. Так что некоторые из тех, внизу, наверное, из-за границы и произошли от хороших детей.

Такое в голову Чарли не приходило, поэтому он еще внимательнее стал присматриваться к гостям. Интересно, показалось ему или на самом деле у большинства принарядившихся работников академии очень настороженные выражения лиц? И конечно, они выглядят куда более угрюмо, чем гости. Те же вели себя дружелюбно и непринужденно, то и дело улыбаясь и смеясь.

Чарли взглянул на часы. Без пяти семь. Он толкнул Билли в бок:

— Через пять минут в спальню явится надзирательница. Как только она уйдет, мы слезем вниз и где-нибудь спрячемся на то время, пока все будут сидеть за столом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Они осторожно убрались с площадки и кинулись в спальню. Едва мальчики успели заскочить в постели, как дверь открылась и на пороге появилась надзирательница. Она весьма непривычно выглядела в длинном изумрудно-зеленом платье. Зеленые серьги свисали почти до плеч, а гладко зачесанные серые волосы стягивал на затылке зеленый же бант.