Перикл - Феликс Арский

Не искушенный в ораторском искусстве, малообразованный, по-солдатски прямолинейный, Кимон меньше всего годился на роль вождя и политика. Он честно делал то, что считал необходимым в данный момент. А конечные результаты оказывались прямо противоположны его стремлениям.

Борясь с персами, Кимон мечтал сплотить воедино всех греков. Но именно победы афинян укрепили их гегемонию и обострили отношения со Спартой, которая опасалась возвышения соперника.

Членов Делосского союза Кимон освободил от обязанности поставлять корабли и воинские отряды, заменив их денежными взносами. В итоге эксплуатация союзников возросла, недовольство среди эллинов усилилось. И Кимону первому же пришлось усмирять тех, кто пытался освободиться из-под власти Афин.

Что мог противопоставить ему Перикл?

Славу? Здесь Кимон не знал себе равных.

Богатство? Увы, Перикл был куда менее состоятелен.

Симпатии народа? Но глава аристократов привлекал своей простотой и доступностью гораздо больше, чем замкнутый и по натуре отнюдь не демократичный Перикл.

Оставалось одно — критиковать политику соперника, обыгрывать его слабости, подмечать ошибки — словом, исподволь, постепенно подрывать его влияние и авторитет.

В 465 году, покорив восставший Фасос, Кимон не развил успеха и не вторгся в Македонию. Его обвинили в том, что он подкуплен македонским царем. В числе обвинителей был Перикл. Правда, выступал он довольно сдержанно и не выказывал особой враждебности. Кимона оправдали, и Перикл мог убедиться, что положение противника достаточно прочно. Но тень уже была брошена.

Следующая оплошность Кимона становится роковой.

Невероятной силы землетрясение обрушилось на лакедемонян, погубив несколько тысяч граждан. Воспользовавшись моментом, поднялись илоты, к которым присоединились мессенцы. Спартанцы растерялись: они оказались не в состоянии справиться с врагами. Они готовы принять любую помощь, не считаясь с унижением. Их посол торопится в Афины. Бледный, в пурпурном плаще, он садится у жертвенника и молит о спасении.

Народное собрание бурлит. Демократы — за то, чтобы оставить Спарту на произвол судьбы — от этого Афины только выиграют. Кимон и его сторонники протестуют: все мы прежде всего эллины, и нельзя, чтобы Эллада охромела на одну ногу.

С 4 тысячами гоплитов Кимон отправился в Пелопоннес. Но военные действия затянулись. Оправившись от испуга, спартанцы заподозрили афинян, что они сочувствуют восставшим, и потребовали удаления афинского отряда.

Демократы получают в руки великолепный козырь против Кимона. Вот виновник унижения Афин! И он еще смеет восторгаться спартанскими порядками и нравами! Разве это не равносильно измене? Партия, после падения Фемистокла державшаяся в тени, вновь начинает задавать тон в экклесии. Демос убеждается в том, что дружеские отношения со Спартой невозможны. Клятва в вечном союзе для борьбы с варварами становится пустым звуком. Отныне в Спарте, а не в державе Ахеменидов видят главную угрозу.

В 461 году Кимона, победителя персов, полководца, не знавшего поражений, подвергают остракизму.

ПУТЬ К ВЕРШИНЕ

Демократы торжествовали.

Ничто, казалось, больше но мешало им устанавливать те порядки, о которых они мечтали.

«Гражданский мир», длившийся два десятка лет, кончился. Аристократия оказалась с глазу на глаз с демосом. И силы были явно не равны.

Настроение афинского общества изменилось. Еще совсем недавно никто не вспоминал о распрях — весь народ объединяло общее стремление отразить натиск внешних врагов и спасти отечество. И вождь аристократов Кимон, возглавлявший государство, при всем своем лаконофильстве оставался прежде всего афинским патриотом. Если бы в ту пору пришлось воевать со Спартой, то, вероятно, многие из знати сражались бы столь же достойно, как и их политические соперники.

Правда, защищали бы они уже не те Афины, за которые отдавали жизнь их предки. Прежние привилегии старинных родов давно были отменены. Почти все должности в государстве — по крайней мере, теоретически — могли занимать бедняки, простолюдины.

Но слава древних родов не исчезала. Богатство и знатность вызывали зависть и уважение. Демос долгое время не мог расстаться с мыслью, что только «лучшим и славнейшим» доступна государственная мудрость и что лишь они являются хранителями добродетели, завещанной предками. Как и раньше, «благородные» входили в правительство. Их избирали архонтами, а затем, сложив полномочия, они пополняли ряды Ареопага. И покуда он имел право наложить вето на любое решение демоса, знать примирялась с господством «черни».

В 461 году все изменилось. Едва заметная трещина превратилась в пропасть. Изгнание Кимона лишило аристократию вождя. Оставалось разрушить ее последний бастион. И демократы пошли на штурм.

«После мидийских войн государство оставалось под главенством Ареопага, хотя и клонилось понемногу к упадку. Когда же сила народа стала возрастать, простатом (патроном, опекуном) его сделался Эфиальт, сын Софонида, пользовавшийся репутацией человека неподкупного и справедливого в государственных делах. Он-то и стал нападать на этот совет» (Аристотель).

— Ареопаг — хранитель традиционных нравственных устоев? Носитель гражданской морали? Но это же смешно и нелепо! Поглядите-ка на этих ханжей и лицемеров, которым, кроме имени, и гордиться-то нечем. Разве хоть один из них прожил незапятнанную, достойную служить примером жизнь? Вот этот спекулировал хлебом; тот устраивал пьяные пирушки и пил вино, не разбавленное водой; а того разве не видят постоянно в обществе продажных женщин?

По очереди, одного за другим Эфиальт обвинял ареопагитов в аморальности и бесчестных поступках. Авторитет Ареопага пал быстрее, чем его защитники успели придумать оправдательные аргументы. А судьба Кимона убедила аристократов в том, что они уже не в состоянии вести демос за собой.

Устранив многих ареопагитов, Эфиальт отнюдь не собирался вливать в старые мехи новое вино. Он не искал новых, более достойных кандидатов, а попросту отнял у верховного органа почти все его права. Отныне Ареопаг занимался лишь уголовными делами — о поджогах, предумышленных убийствах, кровной мести, — да и то потому, что рассмотрение их связано было с некоторыми религиозными предписаниями и обрядами.

Высшим органом власти становилось теперь Народное собрание — экклесия, в которой могли участвовать все граждане, достигшие 20 лет. Решения экклесии не подлежали контролю и утверждению. Народ официально объявлялся высшим законодателем и исполнителем своей воли.

В промежутках между созывами экклесии, подготавливая дела к очередным заседаниям и контролируя деятельность должностных лиц, непрерывно функционировал своеобразный президиум Народного собрания — Совет пятисот, правительство Афинского государства.