Кот, который был почтмейстером - Лилиан Браун

Квиллер надел лучший из своих двух костюмов, новый галстук и выглядел вполне сносно. Он причесал волосы и усы. А двухнедельные поездки на велосипеде наградили его здоровым загаром и хорошо сказались на талии.

Райкера послали за Амандой. Что касается сиамцев, то их решили выпустить из подвала. Иначе своими упорными воплями они могли свести на нет игру трёх престарелых музыкантов, которые настраивали инструменты в холле. Вживаясь в образ дворецкого, добродушный владелец универмага старался выглядеть исполненным достоинства и каменного спокойствия. Между тем сыновья банкира, осваивая роли лакеев, пытались стать невзрачными и услужливыми, что, как заметила Мелинда, не так-то легко для питомцев Йельского университета. Близнецы Фитч должны были встречать гостей у парадной двери и провожать их до солярия, где Ланспику полагалось громко объявлять имена прибывших и в то же время подавать коктейли. Позднее в столовой «лакеи» должны были обходить столы, подавая блюда и собирая пустую посуду. «Дворецкому» же полагалось разливать вино.

– Запомните, – говорила им Мелинда, – главное – не встречаться взглядом с гостями.

«И как это меня угораздило ввязаться в подобную авантюру?» – удивлялся Квиллер.

Первым гостем, позвонившим в дверной звонок, оказался молодой редактор «Пустячка», который походил на студента в день выпускного бала. В весьма приподнятом настроении прибыли Роджер, его жена и теща. Шарон – в индийском сари, а Милдред – в наряде, ею самою связанном и украшенном густой бахромой. В таком же весёлом настроении приехали Арчи Райкер и Аманда – последняя в вечернем платье с цветами. От платья исходил запах затхлости, выглядело оно так, словно его купили на дешёвой распродаже.

Наконец явились Пенелопа и её брат Александр -высокая, впечатляющая пара элегантных Гудвинтеров. Александр в белом шёлковом костюме выглядел невозмутимым и важным, сестра его, столь же бесстрастная, выглядела просто шикарно в простом вечернем белом платье. Её окутывало облако такого аромата, что все невольно замерли.

– Герцог и герцогиня, – шепнула Аманда Райкеру. – Следите за своими манерами, иначе голова с плеч!

Квиллер представил всех друг другу, и Александр своим скрипучим голосом сказал Райкеру:

– Мы надеемся, что вам понравится наше маленькое мирное сообщество, так же как нам нравится читать вашу весьма острую газету.

– Я определенно наслаждаюсь… э-э… прекрасной погодой, – ответствовал редактор.

Квиллер поинтересовался погодой в Вашингтоне.

– Невыносимо жарко, – скупо улыбнувшись, сообщил адвокат, – но каждый старается переносить это с достоинством. Пока меня слушают… э-э… влиятельные персоны, я делаю всё возможное для наших фермеров, забытых героев родного северного края нашей великой страны.

Двери в солярий были открыты, и лёгкий вечерний ветерок разносил запах духов Пенелопы. Музыканты в холле наигрывали мелодии Коула Портера, что создавало истинную атмосферу веселья и утонченности.

Когда дворецкий принёс поднос с напитками, Гудвинтеры узнали местного магната и обменялись скептическими взглядами, но из равновесия это их не вывело.

– Шампанское, мадам, – чуть ли не пропел Ланспик, – и виноградный сок.

Пенелопа смутилась, быстро взглянула на брата и выбрала безалкогольный напиток.

– Есть и смешанные напитки, – подсказал Квиллер.

– Считаю, нам подвернулся подходящий повод выпить шампанского, – заявил Александр. – Сегодня здесь делается история. Как мы знаем, это первый торжественный обед в доме Клингеншоенов за всё время его существования.

– Клингеншоены никогда не принимали активного участия в общественной жизни Пикакса, – подняв брови, объяснила его сестра.

Гости прогуливались, обмениваясь замечаниями по поводу размеров каучуконосов, восхищаясь кошками, тихонько переговариваясь.

– Привет, Коко, – храбро обратился Роджер к коту, но тот не обратил на него внимания. Коко и Юм-Юм, жадно принюхиваясь и негромко фыркая, без устали ходили кругами возле Пенелопы.

Почётный гость поддразнивал Шарон, потешаясь над местным аэропортом.

– Не смейтесь, мистер Райкер. Моя бабушка приехала сюда в фургоне всего каких-то семьдесят пять лет назад. На нашей ферме не было электричества до тысяча девятьсот тридцать седьмого года.

Джуниору Райкер сказал:

– Вы, должно быть, самый молодой редактор в мире,

– Я начал сверху, но стремлюсь попасть вниз. Мечтаю стать переписчиком в «Дневном прибое».

– Литобработчиком, – поправил Райкер. По сигналу хозяйки вечера дворецкий принёс поднос с конвертами для мужчин – в них содержались имена женщин, которых они должны будут сопровождать в столовую.

– Обед подан! – объявил дворецкий.

Музыканты заиграли венский вальс, и гости попарно прошествовали в столовую.

Никто не заметил, что сзади, гордо подняв хвосты, выступают Коко и Юм-Юм.

Пенелопа, сопровождаемая Квиллером, шепнула ему:

– Простите, что вчера была резка с вами. Я получила плохие новости, хотя это меня и не извиняет. Мой брат не видит причин, по которым учреждение стипендии Тиффани Троттер могли бы неправильно воспринять.

Распахнулись двери столовой, и все слегка онемели, сраженные открывшейся взору картиной. Пятнадцать восковых свечей горели в серебряных канделябрах и ещё двадцать четыре электрические – в подсвечниках из оленьих рогов. И всё это на фоне резных панелей и бархатных драпировок. Раздались восторженные восклицания. Затем гости почувствовали запах фазаньего паштета, а Квиллер уголком глаза заметил, как два коричневых хвоста исчезли под краем белоснежной дамастовой скатерти. Он сел во главе стола. Справа расположилась Пенелопа, слева – Аманда. Квиллер кратко рассказал об инциденте с собакой Флагштока и о своём решении подать жалобу в суд.

Аманда поддержала его:

– Наконец-то нашёлся человек, способный прижать этого чокнутого. Если бы наш мэр не был ослом, он не позволил бы Флагштоку зайти так далеко.

Пенелопа перевела разговор на более приятную тему:

– Все необычайно обрадованы тем, мистер Квиллер, что вы дарите этот дом городу в качестве музея.

– Город не оценит вашего подарка, – возразила Аманда. – Подсчитают, во что обходится отопление, электричество, и продадут его под меблированные комнаты.

Квиллеру показалось, что на другом конце стола разговор вёлся более искусно и тонко. Прислушавшись, он понял, что Райкер рассказывал газетные истории, Александр описывал общественную жизнь Вашингтона, Мелинда повествовала о своём пребывании в Париже, а Шарон и Милдред смеялись над наивными туристами в Мусвилле.

Сиамцы всё ещё сидели под столом. Юм-Юм искала подходящие шнурки, чтобы развязать их, а Коко, поглощенный какой-то мыслью, прислушивался к голосам гостей.

К тому времени, когда подали крокеты из лососины, хозяин обнаружил, что стало довольно трудно поддерживать разговор. Джуниор, казалось, онемел от благоговейного страха: без сомнения, он никогда не видел такой сервировки и не ел паштета из фазана. Роджер ушёл в свои мысли. Пенелопа была чем-то озабочена, высказывая осторожные замечания, и не пила вино. Что же касается молчавшей Аманды, то казалось, она вот-вот уснёт.

Мелодии вальсов, доносившиеся из холла, действовали подобно снотворному. Квиллер пожалел, что музыканты не играют Моцарта или Боккерини. И лишь ближайшие соседи Мелинды были приятно оживлены.

Квиллер пытался предложить то одну, то другую тему для разговора.

– В приёмник Берна вмонтирован кассетный магнитофон, которым можно управлять на расстоянии. Есть даже интерком… Я предпочитаю ездить на старом велосипеде по шоссе «Скатертью дорога»… Оно ровное, движения мало, и эта жуткая шахта «Бакшот»… Ты много знаешь об истории шахт, Роджер. Какими были остальные девять?

Роджер поморгал глазами и еле слышно произнёс:

– Ну… была шахта «Гудвинтер», «Большая Б.», «Димсдейл»…

– И «Мусджо», – отозвалась его жена с дальнего конца стола.

– «Мусджо», «Блэк крик». Сколько это?

– Только шесть, дорогой.

– Ну… ещё «Хони Хилл»… Я упоминал «Олд глори»?

– Не забудь «Смитс фолли», дорогой.

– «Смитс фолли». Вот! – облегчённо закончил он. Квиллер стал считать по пальцам:

– Включая «Бакшот» всего лишь девять.

– Он забыл шахту «Три сосны», – подсказала Шарон. – Ту самую, где произошёл большой обвал несколько лет назад. Даже «Дневной прибой» писал об этом.

«Ф-ф-фу!» – раздалось под столом.

Когда подали барашка, Пенелопа спросила:

– Вы пишете что-нибудь?

– Только письма. У меня огромная почта.

– Как я понимаю, вы лично отвечаете на каждое письмо, и притом самым изящным образом. Это прелестно.