Куба либре - Ольга Столповская

Я дала продавцам двадцать куков, и мужики засияли как лампочки.

– «Мы не жадные и не бедные!» Помнишь фразу из первого Джеймса Бонда с Дэниелом Крейгом?

– Нет. У нас этот фильм не показывали.

Всю дорогу пытаюсь с карманным словариком составить фразу «мы не жадные и не бедные» по-испански.

Таксист привез нас к дому, похожему на упрощенный вариант советской восьмиэтажки. Слова «жадный» так и не нашла.

Выходим из машины.

Вокруг рядами стоят одинаковые восьмиэтажные дома. На углу винно-водочный ларек с пластмассовым столом и стульями под тентом. Грохочет попса. Спальный район.

Вокруг ларька сидят разомлевшие от пива районные доходяги. Они с нескрываемым любопытством зырят на меня, кое-кто даже показывает пальцем. Похоже, белые сюда давно не совались.

Среди доходяг оказался уже знакомый мне Аледи. Он помахал нам рукой.

Алехандро взял меня за локоть.

– Аледи! Какая встреча! Что ты здесь делаешь?

– Приехал к друзьям. – Аледи кивнул на доходяг.

Мы подошли к прилавку. На нем лежат странные корни, больше всего напоминающие картофель. Я видала такие и раньше, но никогда не понимала, что это.

Алехандро купил несколько килограммов таких корней. Стоят они меньше одного песо, и продавщицы долго отказывались принимать песо конвертабль, настаивая, чтобы мы заплатили в песо насьональ.

– Им нельзя торговать за песо конвертабль, но у нас нет песо насьональ, – поясняет Алесандро.

В конце концов он уломал их, и женщины начали отсчитывать сдачу с одного песо конвертабль в песо насьональ. Это примерно то же, что уговорить продавщиц в московском мини-маркете дать сдачу с доллара в рублях.

Продавщицы спорили между собой минут пять и никак не могли сосчитать. Образовалась очередь.

Подошел старик с живым петухом в руке. Стали считать все вместе. Петух, которого держали за ноги, время от времени поднимал голову и косился на всех желтым глазом.

– Скажи им, что сдачи не надо, – шепнула я Алехандро, – я устала.

– Так надо, для порядка. Здесь все проверяют. Я им сразу сказал, что сдачу они могут взять себе. Но они говорят, что порядок – это важно.

Алехандро сгреб горсть выданной мелочи в карман.

В подъезде на стенах не имелось никакой облицовки или покраски. Лестницы, стены и потолок состояли из плит, швы между которыми были грубо замазаны цементом.

Пока мы поднимались по узкой лестнице без перил, из дверей на меня таращились жильцы. Я придерживала юбку, чтобы любопытные соседи не увидели лишнего.

Площадки между лестничными пролетами не больше метра в ширину, на этаже четыре квартиры, все двери распахнуты, и видно, как у орущих на полную громкость телевизоров резвятся черномазые детишки.

Пожилая женщина с бровями, вытатуированными толстыми синими линиями на смуглом лице, радостно замахала руками при виде Алехандро.

– Это няня. Когда сестра на работе, она сидит с детьми. – Алехандро обнял ее. – А это моя королева, – сказал он няне по-испански.

Синие брови взлетели на самый верх лба. Няня требовательно оглядела меня с ног до головы.

Амая – сестра Алехандро, веселая великанша, в обтягивающих шортах и короткой маечке, похожая на брата как две капли воды, с любопытством посмотрела на мои туфли, педикюр, платье, улыбнулась во весь рот и пожала мне руку.

Трехкомнатная квартира Амаи планировкой похожа на московскую «трешку-распашонку» с той разницей, что между лоджией и гостиной вместо стены арка, а в окнах нет стекол, только железные ставни. На полу линолеум, на стенах краска. Из мебели есть только кресла, обтянутые потрескавшимся кожзамом.

Вечер выдался жаркий. Амая, мерцая огромными черными глазами, поставила передо мной два вентилятора. Но и это мне не помогло, моя кожа горела.

Пока я обалдело разглядывала ее прическу, состоящую из множества косичек, плотно прижатых к голове, она, не говоря ни слова, по-английски забрала сумки со свиной ногой и овощами на кухню, махнув мне рукой, чтобы я сидела и не беспокоилась.

Алехандро взял большой кухонный нож.

– Пойду принесу воды, а то жарко, – сказал он и вышел.

Амая подливает мне кока-колы – других напитков в доме нет – и разговаривает со мной на испанском. Я улыбаюсь и машинально киваю, хоть и не понимаю что к чему.

В обоих комнатах на полную громкость работают телевизоры. Племянники Алехандро Анхель и Мария вполглаза смотрят мультики и носятся по квартире, взволнованные моим появлением. В гостиной, в качестве звукового фона, Амая врубила телек с каким-то местным музыкальным шоу.

С улицы из бара слышно заводное регаи.

Дети совершенно ошалели, обнаружив, что моя кожа от пребывания на солнце стала малиновой. Они бегают вокруг, трогают мои горящие плечи и кричат:

– Лангуста! Лангуста!

В ажитации выскакивают на лестничную клетку и зовут соседей посмотреть.

Вокруг меня столпились любопытные. Они гладят мою кожу, качают головами и удивляются:

– Действительно лангуста. Вареная лангуста.

Неужели никто из них не видел раньше белых людей, обгоревших на солнце?

Они все наперебой говорят со мной на испанском, задают какие-то вопросы.

– Она ничего не понимает! Это она от солнца покраснела! – кричат дети.

– Невероятно, – качают головами старики, – мы слышали, что с белыми такое бывает, но никогда не видели так близко!

Краем глаза я сквозь проем двери наблюдаю, что на кухне какие-то люди быстро-быстро кромсают на куски кожу и сало, срезая ломти со свиной ноги. Куски они побросали в огромную пароварку и залили маслом. В большом чане замочили фасоль.

Алехандро вернулся с гигантским листом алоэ, напоминающим небольшого крокодила. В другой руке у него пакет с тремя двухлитровыми бутылками рома, бутылкой белого сухого и бутылочкой питьевой воды, которую он сразу протянул мне.

Я прижала ледяную бутылку к щеке, и мне стало чуть лучше.

Он ловко разделал алоэ-крокодила ножом и натер мякотью мои плечи, лицо, шею, руки и ноги под одобрительные комментарии соседей, которые тем временем разлили по чашкам ром и увлеклись телешоу. Оставшийся кусок алоэ, Алехандро положил в ванной на полочку перед зеркалом.

Шоу по телеку время от времени прерывается каким-нибудь местным карибским клипом, и тогда все одобрительно комментируют исполнителя, начинают подпевать, а в некоторых случаях вскакивают и пускаются в пляс. Дети, нацепив темные очки, хором поют гангста-рэп и синхронно двигаются, размахивая пластмассовыми пистолетами, – типа подпевка.

Алехандро весело болтает с сестрой, не обращая внимания на звуковую какофонию. Им приходится говорить на повышенных тонах, чтобы слышать себя и друг друга, словно они глуховатые люди. Их сильные голоса привычно перекрывают оба телевизора, ор детей и соседей.

– Белый рис и черные бобы! – гаркнул Алехандро, показывая мне на кухню, где какая-то женщина засыпает рис в огромную кастрюлю, какие встречались раньше в пунктах общественного питания. – Это «белые и негры» – наше традиционное блюдо. Мы любим его!

Мне странно хорошо в этой густой домашней атмосфере, рядом с большими добрыми людьми. Их ритмично льющаяся, почти лишенная согласных звуков речь успокаивает и почти гипнотизирует меня.

В квартиру прибывают все новые и новые люди, видимо соседи позвали друзей. Все радостно болтают, пьют ром, включаются в песни и пляски. Меня поразило, что трехлетние крошки в ярких платьицах из люрекса садятся на корточки, вращая бедрами, трясут кудряшками и выкидывают па, которые не снились нашим заправским московским стриптизершам. Матери танцуют с сыновьями, страстно сливаясь и ритмично трепеща.

Амая и еще какая-то соседка трутся попами об Алехандро, который делает сексуальные движения и, воздев руки, щелкает пальцами.

Поймай мой растерянный взгляд, Амая потянула меня за руку:

– Танцуй с нами! Танцуй как мы!

Она знаками показала мне, что я должна тоже наклониться и потереться попой об Алехандро.

Я почувствовала, что становлюсь вдвое краснее, чем была. Но спорить не было сил, и я выполнила ее желание. Дети пооткрывали рты и замерли от изумления.

Алехандро привлек меня к себе и поцеловал. Дети завизжали от восторга.

Амая схватила Педро за руку:

– Ты что?! Какой пример ты показываешь детям!

Другие женщины тоже закричали:

– Вы с ума сошли! Прекратите целоваться! Здесь дети!

– Ой, я забылся! Извините, извините! – Алехандро раскланялся во все стороны.

И все продолжили трясти бедрами и тереться гениталиями как ни в чем не бывало.

Вдруг я услышала, что в телеке исполняют рэп про пиплов Кахакинта – туповатых, но неунывающих жителей мегаполиса. Так вот откуда приятели Алехандро взяли свой речитатив! Это местный хит.

Услышав знакомые рифмы, Алехандро оживился:

– Эта песня о том, что все зависит от тебя. – Он встал передо мной на колени.

Все расступились, хлопая в ладоши и подпевая, а он молитвенно сложил руки и повторял:

– Слово за тобой! Я принял решение! Теперь все зависит от тебя!