Между похотью и любовью (СИ) - Вайс Виктория
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не могу с этим жить, — сказала она. — Как у тебя получается не думать? Я постоянно слышу этот звук падающего бетона.
— Мне тоже жаль Люду, но ведь она сама виновата в том, что случилось. Хотя, я мало понимаю, что именно случилось между вами и почему. Мы же договорились не трогать прошлое.
— Люблю тебя за это, — Рита обняла Валерку, и поцеловала.
— Но я не могу больше смотреть на то как ты издеваешься над собой. Я же чувствую, что тебе плохо, что ты что-то скрываешь, мучаешься от этого. У вас же были нормальные отношения и вдруг такое бешенство. Ты же понимаешь, что если бы Миша не выстрелил, то сейчас бы мы оплакивали тебя.
— Понимаю, — грустно произнесла Рита, — но зачем было делать то, что он сделал…
— Мне кажется, что он прав. Если бы Людка…, — Валерка запнулся, — …вряд ли ей после этого стало бы легче.
— Ну уж мне точно было бы легче.
— Милая моя, всё забудется. Главное, что ты жива. И мы вместе.
Риты, свернувшись калачиком, лежала рядом с Валеркой, положив голову ему на колени, и впервые за несколько дней испытывала чувство, отдалённо напоминающее удовольствие, от того как его пальцы нежно перебирают её волосы.
— А ты знаешь, Валер, — вдруг произнесла она, усаживаясь так, чтобы видеть его глаза, — ты прав, я расскажу тебе всё. Только не перебивай меня, не задавай вопросы и не делай поспешные выводы. Просто слушай…
…Людка всегда была странной. Мне даже казалось, что она влюблена в меня, с таким вожделением смотрела, с таким трепетом прикасалась, повсюду бегала хвостиком. Да, мы помогли ей, избавили от издевательств, взяли в свою компанию. Может быть она так выражала свою благодарность, не знаю. Но это больше было похоже на страсть или ревность, а в итоге оказалось, что это зависть и ненависть. Она ведь так и сказала мне — я ненавижу тебя и всегда ненавидела. За что?
Мы жили почти одной семьёй, делили всё поровну. Я же не виновата, что она мордой не вышла, но тело, тело ведь было совершенным, мне самой иногда казалось, что меня обделили, где-то чуть-чуть недодали, где-то слегка переусердствовали, а у Людки всё было идеально. И из-за того, что она сохранила свою невинность до весьма преклонного для девицы возраста, каждая деталь формирующая её сексуальность была в идеальном состоянии. Я как-то прикоснулась к её груди — это было волшебно. А её попка… Она была прекрасна в любом виде, а уж когда мы облачили её в фирменные джинсы… Трудно описывать. Это нужно было видеть. Я представляю каково было Людке, когда мужики сначала обливались слюнями, лицезрея её божественную фигуру со спины, а потом шарахались в сторону, увидев лицо. Тут любого возненавидишь, когда хочется так, что ноги сводит, когда ты чувствуешь, что вот сейчас это случится, а оно не случается.
Но мы нашли для неё мальчика. Если бы ты встретил эту пару, умер бы со смеху. Мне повезло, я не просто была с ними знакома, а видела как они трахаются. Зрелище, скажу я тебе, не для слабонервных… Создавая Людку бог пожадничал не только с красотой её лица, он выделил для её роста всего лишь сто срок девять сантиметров, хотя, спохватившись, как я сказала раньше, наделил это микроскопическое тельце фантастическими очертаниями. Создавая Кирюшу, бог пользовался широкими мазками, лепил размашисто, щедро наделяя его объёмами и размерами. В итоге получилось почти двухметровое существо с ножищами как у етти, кулаками, которыми можно было забивать гвозди, я уже молчу про самое главное достоинство, оно создателю явно удалось. И вот, мы свели вместе этих антиподов… И они полюбили друг друга.
Людка, став на ципочки, дышала ему в бездонный пупок, а он, согнувшись пополам, вдыхал аромат её волос, собранных в тугой хвост у самой макушки. Они всегда ходили по улице взявшись за руки, и со стороны казалось, что папа вывел дочку на прогулку, и мало кто догадывался, что они будут делать этой ночью. А делали они то, что обычно делают влюблённые — трахались. Каждого в нашей компашке интересовала, ну как же это у них получается, ведь по всем визуальным признакам, которые отчётливо просматривались сквозь облегающие джинсы, хозяйство у Кирюши было чуть меньше Людкиной согнутой в локте руки. Как, удивлялись мы? Куда это всё у неё помещается?…
— Прости за лирическое отступление, — улыбнувшись произнесла Рита, — увлеклась.
— Ну и что дальше у них было?
— Несмотря на всё, их любовь или страсть, не знаю как правильно описать их чувство, не продержалась долго. То ли они насытились друг другом, то ли им надоело слушать постоянные насмешки. В общем, Людка снова осталась одна. А ты знаешь, что такое остаться одной девчонке, которая уже вкусила запретный плод и его вкус ей понравился? Думаю, что именно тогда она слетела с катушек. Я замечала её странные взгляды, когда мы были с Викой, но не предавала этому значения.
— Я вот подзабыл, а когда возник Миша? — спросил Валерка.
— Когда Вику выселяли. Это же он принёс повестку…, — она запнулась, — и остался. Запал на нашу красавицу.
— Прямо как я.
— Да все вы одинаковые, — махнула рукой Рита.
— Ну не скажи.
— Так я же Вику всегда любил, — начал оправдываться Валерка, — а потом появилась ты. А как можно было в тебя тогда не влюбиться?
— Но ты же не стал бороться.
— Нет. Не стал. Мне показалось это бессмысленным.
— Вот я и говорю — все вы такие. И Мишаня такой же, чтобы быть рядом, связался с Людкой, а уж она спуску не дала. Вернее так дала, что он обо всём забыл. Не зря мы с Викой столько времени потратили, вдалбливая в её дурную голову науку обольщения. И видимо перестарались, не учли, что эта тварь ревнива и злопамятна. Стоило тому по пьяни сделать шаг в нашу сторону, и она потеряла контроль над собой. Цель была одна — во чтоб это ни стало сохранить своё влияние на Мишу. А какими средствами, ей было всё равно.
— Это когда же?
— В тот вечер, когда Вику провожали. Останься она, и сидели бы вместе с ней в погребе.
— Что значит «сидели бы в погребе»?
— А ты не догадался? Не сопоставил факты? — Рита удивлённо посмотрела на Валерку. — Ты так и не понял, почему вокруг этого погреба на даче такая катавасия? Почему Людка взбесилась? Почему я так себя вела?
— Нет, не догадался, — произнёс он.
— Эта дура держала меня в погребе… Очень долго держала… — глаза Риты наполнились слезами, и она перешла на повышенные тона. — И никто об этом не знал. Никто меня не искал! Нет человека, да и хер с ним!
Валерка обнял её.
— Я так счастлива, что ты узнал меня тогда на вокзале…
— Не представляю, как бы я жил, если бы не встретил тебе… Но как ты могла поддаться? Как позволила затолкать себя в погреб? Да и кому — этой малявке…
— Хитрая сука оказалась. Опоила меня клофелином… Я думала, что сдохну там, а она взяла и выпустила меня зачем-то.
— А почему ты домой не вернулась, — спросил Валерка.
— Куда возвращаться? Ты же меня видел. Кому я такая нужна была? — Рита вздохнула. — Сломала она меня, не было ни сил, ни желания бороться. Прибилась к вокзальным бомжам и на том успокоилась. По крайней мере, там было лучше чем в погребе.
— А почему к Мише не пошла, в милицию.
— Мне было стыдно.
— И ты ничего не заметила и ничего не почувствовала, когда мы вместе пришли к Людке в гости.
— Нет, — отрицательно покачала головой Рита, — ничего. Я даже представить тогда не могла, что это существо способно на такое. Удивляюсь как она могла столько лет держать всё в тайне, и так нелепо погореть.
— Откуда же она могла знать, что Миша ей такой сюрприз преподнесёт, — произнёс Валерка.
— У меня всё внутри перевернулось, когда ты свернул на ту дорогу.
Миша уже больше часа сидел на подоконнике в тёмном подъезде, и всё не решался позвонить в Валеркину квартиру, и всё из-за того, что не знал как посмотреть в глаза Рите и не представлял, о чём можно говорить после всего случившегося. Он понимал, что спас её, но ведь для этого ему пришлось убить свою Людку, и он не секунды не колебался, когда нажимал на курок. Это пугало больше всего, ведь он не пожалел человека, с которым прожил столько лет, которого любил… А может это и не любовь была вовсе, а просто возможность быть рядом с женщиной, которая делала в постели всё, что он пожелает, понимая, что только так можно удержать его. Значит это было просто сожительство ради секса? А настоящая любовь лежала на полу возле открытого погреба, ожидая удар ножом в сердце. Эта картина стояла перед глазами постоянно…