На рубеже веков. Очерки истории русской психологии конца XIX — начала ХХ века - Елена Александровна Будилова

общение и деятельность. И общение, и деятельность приобретают в условиях тюрьмы уродливую форму, но именно они являются стержнем жизни каждого из ее обитателей и объединяют их в общину, или коллектив (по терминологии автора). Тут в каждой общей камере проявляются разные взаимоотношения внутри отдельных групп, между группами, кружками, а также между теми, кто живет в «общежитии», как пишет Ядринцев, и «секретными», т. е. теми, кто заключен в одиночки. По отношению к ним тюремные жители прилагают всевозможные усилия, чтобы наладить общение с ними. «В общей тюрьме положение секретного возбуждает величайшее сострадание и ревностные попечения других арестантов», — сообщал Ядринцев (с. 54). Для общения с одиночниками устраиваются различные лазейки, буравят стены. «Сношения, таким образом, развиваются быстро, а проявления участия и сострадания у арестантов к секретным — замечательные» (там же).

Потребность в деятельности удовлетворяется самым разным путем. Деятельность ищут какую угодно: чинят лохмотья, шьют из них одежду по бытующей моде — разной среди разных групп обитателей тюрем, делают потайные ящики, рисуют фальшивые ассигнации, выбивают на копейке оттиск двугривенного, точат осколки железа. «Удивительное разнообразие занятий можно было встретить в каждой камере. Здесь можно было найти все, кроме разве производительного и полезного труда, в котором старый тюремный устав и старые смотрители отказывали арестантству» (с. 57). Вместо него арестанты принуждены были создавать свои особые занятия. Для самых праздных и неумелых существовало два занятия: игра в карты и пьянство. «Игра в карты, — замечает Ядринцев, — здесь является не развлечением, но своего рода средством приобретения, заменяющим труд. Каждый скопленный грош, каждая корка хлеба ставится на ставку, как необходимая затрата на предприятие, обещающее выгоду. Поэтому у бедного арестантства игра есть необходимость, обусловленная бедностью обстановки; она является борьбою за хлеб, за удовлетворение необходимых потребностей; она есть ремесло, профессия и заработок» (с. 58–59). Отсутствие труда и тюремная тоска особенно способствуют страсти к игре в карты.

Какие же формы приобретает труд в тюрьме? Одно из самых распространенных занятий — фабрикация фальшивых кредитных билетов. Звание «монетчика» в остроге — одно из самых почетных, так как здесь отдается дань уважения мастерству, ремеслу. Другим видом занятий, заменяющих трудовую деятельность, является такое «ремесло», как подделка паспортов для беглых и бродяг, выделка печатей. За этим идет ряд других «ремесел» — поддельные золотые кольца, серьги и т. п. «Отсутствие труда в русских тюрьмах не остановило стремления к деятельности; явилась подпольная работа — делание фальшивой монеты, подделка паспортов и т. п. Природа человека при стеснениях могла проявиться только уродливым образом», — пишет Ядринцев (с. 184). Все эти «ремесла» являются предметом обучения, которое поставлено в каждой тюрьме. Овладение такого рода профессиями определяет положение заключенного в тюремной общине. Особую отрасль составляет наука о побегах и бродяжничестве (обучение приемам, которые позволяют разбивать кандалы, пилить решетки, делать подкопы и т. д.). Ядринцев описывает поиски арестантами разного рода занятий: у одного — это фельдшерская практика, у другого — парикмахерское дело и т. д. Потребность трудиться требует своего удовлетворения — к такому выводу приходит Ядринцев.

Ядринцевым описаны не только тюремные, но и поселенческие, бродяжнические и каторжные общины, присущие им нравы и обычаи, действующее там самоуправление. Он выделил роль и значение среди них общественного мнения. Общины разных острогов связаны между собой, арестантские установления, обычаи переходят от общины к общине, их переносят бродячие ссыльные арестанты, бегло-каторжные. В общине существуют иерархия должностных лиц, определение повинностей — наблюдение за кухней, за раздачей хлеба и подаяний, представительство у начальства, участие в общинном суде. Община помогала своим членам в судебном процессе. Опытные, бывалые арестанты, обычно каторжные старейшины, давали советы молодым, такую же роль выполняли арестанты, знавшие судейское дело, бывшие писари, чиновники. Они учили арестантов, как вести себя во время процесса, как давать показания; иногда арестанту давали новое имя, что позволяло избегнуть наказания, или же устраивали его побег. Здесь действовал принцип взаимной помощи. Острожная община заботилась о своих членах и тогда, когда они уходили в ссылку или отпускались на свободу.

Идея договора, взаимного доверия проникает и в ссыльные группы, и в арестантские роты. Ядринцев отмечал общественный дух и единство заключенных, «общественный механизм» — так он определял общественные организации тюрьмы. «Самый поучительный урок арестантская община дает в деле обуздания и перевоспитания личности, она побуждала личность сообразоваться в поступках с интересом общественного блага, дисциплинировала своих членов и заставляла их повиноваться правилам, созданным общественным мнением» (с. 185). «Никто лучше не может покорить личность, как общество; никто лучше не повлияет на направление его деятельности; никто лучше не перевоспитает его, как общественное мнение», — пишет Ядринцев на основании исследования взаимоотношения коллектива и личности в столь необычных, по выражению автора, самых враждебных условиях, какие создавались в сибирском остроге второй половины прошлого столетия.

Своеобразное сообщество представляло бродяжничество в Сибири, которое охватывало тысячи людей — беглецов с каторги и поселений. В необычных условиях жизни, будучи разобщенными огромными пространствами, не имея ни дома, ни средств к существованию, бродяги составляли, как писал Ядринцев, «отдельное сословие, живущее независимо и следующее своим правилам и принципам. Массы этого бродячего населения создали интересы своей корпорации, свои нравы, обычаи, поэзию, предания, мифы и свое законодательство» (там же, с. 364, 368). Бродяги чинили суд и расправу над членами своей корпорации, преступившими ее обычаи и действующие среди ее членов правила взаимоотношения между собой, с полицией и администрацией острогов, с местным крестьянским населением. «Бродяжническая корпорация, как всякая корпорация, выработала свои типы и идеалы. Отличительные признаки такого героя — неустрашимость в опасностях, смелость в похождениях, хитрость для того, чтобы провести преследователей; он должен быть отличный вор; деньги у него не должны переводиться, он должен кутить и вести ожесточенную борьбу с властями и крестьянством» (с. 400). Именно бродяги поддерживали связь между заключенными разных острогов Сибири, переносили поклоны, послания, выполняли поручения по связи между заключенными. В тюрьмах бывалые бродяги составляли особый контингент, хотя, находясь в тюрьме, входили в тюремную общину.

В годы первой русской революции для юристов царской России стал актуальным вопрос о массовых преступлениях. Проблема эта объединяла судебную и военную психологию. Здесь сплетались два вопроса — революционные народные действия, квалифицируемые как массовые преступления, и действия тех воинских частей, которые направлялись на подавление восставшего народа, но переходили на его сторону. Вопрос о массовых воинских преступлениях волновал военных юристов настолько, что Александровская военно-юридическая академия утвердила Д. Д. Безсонову в качестве диссертационной тему «Массовые преступления в общем и военно-уголовном праве». Постановка этой темы была вызвана тем, что революционное движение охватило и воинские части, а у юристов не