Изначальное желание - Дмитрий Денисов

А потому так будет.

— Прощай, милая Тайла. И спасибо тебе за все. Я тоже никогда тебя не забуду. Прощай. Прощай. Ты встретишь еще достойного мужчину. И приглядывайся к нему внимательнее — может, то буду я, изменивший свой лик? Ступай, тебя уже ждут. Кони бьют копытами — их манит дорога. Твой путь будет долог. Не скрою — он будет труден, местами даже очень. Но ты не бойся. Испытания всегда соизмеримы с твоими силами. Да, знаю, не всегда это верно, но верно то, что тебе дано укреплять свои силы. Но все это неважно. Важна лишь только цель. А она светла. Прощай. Прощай, любимая. И не оборачивайся мне вслед. Иди. Я тоже люблю тебя. Даже, больше чем, но то уже неважно. Ведь более мы не встретимся. По крайней мере, в пределах твоей жизни. Хотя, как знать, ведь жизнь бесконечна…

И вдруг в глубинах сознания я услышал чей-то голос. Похоже на мой. Но далеко — слышно плохо. Он пах печалью и искренностью. Он отражался в ее блестящих карих глазах благодатным эхом. Далекий тающий голос. Я прислушался внимательнее. Далековато… но я все ж разобрал:

…Любовь, подобно каравелле,Подняв печали паруса,В которых ветры песнь запели,Уходит вдаль, где небеса,И чистые морские воды,С надеждой ждут её прихода.

Её тепло уже не будетЛюбовью сердце согревать,Со временем меня забудет,И вряд ли станет вспоминать,Но память добрая о ней,Останется всего светлей.

И, развернув к поджидающему экипажу, я мягко подтолкнул ее в спину. Она послушно зашагала, но ее переполняло сильное искушение обернуться. Я чувствовал ее слабость — уж очень она была сильна. И вскоре возобладала. А разве могло быть по-иному? Ведь истинная сила человека в его слабостях. Ведь слабости рождены желаниями. Она порывисто развернулась, и… ахнула. Ибо не увидела никого. А по всей округе раскинулись безбрежные живописные просторы, пропитанные пряным духом разнотравья. И одинокая лента дороги, как символ жизненного пути.

Но меня на ней уже не было…

5 Мастер кузнец

«Ты прост, а потому и величайший ум

не разгадает сложности твоей…»

Я шел по пыльной проселочной дороге. Изношенный прохудившийся плащ спадал с плеч, прикрывая серый кафтан, ветхую рубаху, такие же штаны и высокие мягкие сапоги. А более при мне ничего не имелось. Не обременяю себя излишней тяжестью.

По обе стороны тянулись фермерские поля и нивы, живописно раскинувшиеся под солнцем. Наливающиеся колосья шуршали под дуновением легкого ветерка. И пахли они трудолюбивыми руками, что по весне предали зерна благодатной земле. Надо мной пронеслись жаворонки, и в их пении слышался любовный призыв. На смешных пугалах важно восседали вороны, словно сами оберегали их от людей. Высоко в небе бело-серыми точками кружили аисты. Казалось, они высматривали, куда бы подбросить ребенка, спеша осчастливить людей. Вдали бугрились холмы, издали напоминающие обомшелые валуны. Тут и там выглядывали яркие лики подсолнухов. Дети солнца тянулись к тому, кто давал жизнь и свет. Они тянутся к тому, кто дает больше, чем получает. Равно как и все вокруг тянутся к такому.

Но не ведают они, что любой источник иссякаем, и лишь время исчисляет его меру. Благо, время солнца безгранично… В рамках ваших жизней. Но не моей. Вот потому-то и задумываюсь я о вечном.

Я неспешно шагал, наслаждаясь каждым вдохом, каждым взглядом, каждым мгновением моей жизни, каждой мыслью, что рождались при виде сказочных картин. Мне было хорошо. И хоть не человек я, но в такие минуты мне тоже хорошо. Ведь подобен я человеку. В такие мгновения я ничего не желаю, так как есть у меня все…

Мир — есть желание.

Мир есть замысел.

Я наслаждался миром…

Позади раздалось бряцанье и тяжелый перестук. Я обернулся. Меня догоняла скрипучая повозка. Возница — грузный широкоплечий мужик средних лет, держал вожжи и погонял саврасого коня. Его лицо, заросшее темно-русой бородой, выражало простое удивление и интерес. Льняную рубаху он закатал по локти, и на коже виднелись старые и свежие ожоги. От него пахло железом и углями. А также трудолюбивым упорством. Тем самым, с которым проточная вода грызет неподатливый камень. Я замедлил шаг, временами оборачиваясь, и приглядываясь к незнакомцу. Скрип приближался. Вскоре мы поравнялись, и он басовито окрикнул меня с высоты телеги:

— Далеко ли путь держишь, мил странник?

— Далеко, — отозвался я, ладонью загораживая солнце.

— Ежели до городу, то могу подвезти, — прозвучало с искренней улыбкой и готовностью.

— Не велик барин — так дойду, — отмахнулся я.

Он очень удивился. На миг задумался. И сказал:

— Видать, воистину барин, раз с простолюдином тебе ехать зазорно.

Я улыбнулся. Посмотрел в его чистые глаза и одним прыжком перемахнул через борт.

— Каков прыгуч? — подивился он.

— Да, я таков!

Мужик снова щелкнул вожжами, и телега со скрипом тронулась с места. Я устроился подле него на тесаной плахе. И ждал.

— Знать не барин, — окинул он меня потеплевшим взглядом. — Раз подсел-то.

— Не барин, — успокоил я его. — Но я бы и так сам дошел.

— Так чего ж запрыгнул?

— Да вот ты мне стал интересен. Ты, и ход твоих мыслей. Иначе б никогда не запрыгнул. То есть — как ты воздействовал на меня мыслью, чтобы я свое решение изменил.

— Во как! — оживленно воскликнул возница. — Ты слыхал, Гриворыл? Его мысли наши заинтересовали.

Лошадка лишь тряхнула гривой, услыхав свое имя.

— Как хоть звать-то тебя? — прищурился мужик, всматриваясь в меня — его слепило яркое солнце.

— Все по-разному зовут, — загадочно молвил я.

— Это как?

— А каждый как хочет.

— Это чего? Шутка такая? — нахмурился он.

— Нет.

— Я таких шутников не люблю!

— Мне тоже не все по душе, — искренне признался я.

— Так! — голос его возвысился, и в нем зазвучало раздражение. — Мне имя твое не нужно, но ежели ты его не скажешь, то это… это как плевок в меня. Меня вот Пудилой кличут. А ты кто таков?

— Вот таков — развел я руками. — Ты сам можешь назвать меня, как пожелаешь.

— Но ведь имя у тебя есть? — не мог сообразить он.

— О, да, — довольно отметил я. — И их много.

Он застыл на миг, сверля меня голубыми глазами. Оттуда веяло недоверием и осторожностью. Они выползали из самой глубины двух широко распахнутых зеркал, подобно холодным липким щупальцам. Они осторожно дотрагивались до меня кончиками, словно пробуя на сочность. Они извивались и подрагивали, не зная, с какой стороны подступиться. Но вдруг неожиданно одернулись и втянулись обратно. Глаза сузились, и в щелках полыхнуло недоброе пламя. Мужик гневно взмахнул могучей рукой.