Русская Австралия - Андрей Кравцов

Другое свидетельство отношения к русским со стороны военного командования можно найти в досье военно-полевых судов. Во многих дисциплинарных случаях, например при использовании «неуставного языка», их русское происхождение вообще не упоминается, и судебный процесс был вполне беспристрастный. Так, когда Михаил Немировский обругал унтер-офицера, суд приговорил его к 28-дневному наказанию с оговоркой: «По мнению суда, Немировский был спровоцирован, и рекомендуется обвиняемого простить». Артур Кодак был сочтен невиновным в конфликте со старшим по званию, заставившим его выполнять тяжелую физическую работу, когда он был болен. Николай Родионов, плотник из Перми, будучи пьян, обозвал другого военнослужащего «британским ублюдком», когда тот толкнул его, дурачась со своим дружком. В досье русское происхождение Родионова не упоминалось, и его командир дал ему хорошую характеристику. Более того, иногда командиры упоминали русское происхождение солдат как довод для снисходительного отношения к ним. Например, на суде над Томасом Томассоном, финским моряком, который обвинялся в самоволке и попытке вырваться из-под стражи, его командир лейтенант Слейд заявил: «Обвиняемый — русский, и иногда ему было трудно понять нашу систему дисциплины, но всегда, когда ему все было объяснено, он поступал правильно». Хотя и нечасто, но такие командиры встречались даже в те времена.

Объективные данные об отношении австралийских военных к русским отражаются в статистике их продвижения по служебной лестнице. Почти все россияне начали свою служебную карьеру в армии в качестве рядовых, и около 11 % тех, кто был на фронте, получили повышение. Исключение представляли лишь европейцы, родившиеся в России. Среди них около половины получили повышения, и некоторые достигли офицерских чинов.

С окончанием войны возникли проблемы с переброской военнослужащих в Австралию. Ведь для некоторых русских анзаков Россия все еще была домом, и часто у некоторых из них там оставались семьи. Одним из таких был Григорий Матренин из села Красное Симбирской губернии. Оправившись от ранений, полученных в Буллекурте, в мае 1917 г. он попал в приют для слепых солдат, где его обучили птицеводству и плетению корзин. В мае 1920 г. он попросил уволить его из армии, объясняя, что хотел бы отправиться в Россию для поиска своей жены и двоих детей, о судьбе которых он уже давно ничего не знал.

Несколько человек вернулись на родину в Финляндию, несколько — в независимые Латвию и Эстонию. В целом количество тех, кто вернулся на родину, исчисляется единицами, и этот факт заслуживает внимания, так как среди анзаков было много россиян, которых еще нельзя было назвать настоящими австралийскими иммигрантами. Они оказались в Австралии накануне войны по разным причинам: одни бежали из царской России как политэмигранты, другие приехали на заработки, третьи застряли там как моряки. Что же заставило их отказаться от возвращения на родину, которая была теперь так близко от них, и выбрать «репатриацию» в далекую Австралию? Конечно, главными причинами этого были Гражданская война, голод, перспектива большевистского режима в России. В Австралии же им обещали льготы — военные пенсии, помощь в профессиональном образовании и трудоустройстве. Но были и другие причины — их опыт службы в австралийской армии. К концу войны многие из них, как и их австралийские товарищи, были опьянены чувством боевого братства со своими однополчанами. Более того, теперь они заслужили право считаться сыновьями Австралии — страны, в которую многие из них попали исключительно по прихоти судьбы, и теперь они гордились этим.

Например, Паул Финн, которого власти отказались натурализовать перед вступлением в армию, после возвращения с фронта снова подал документы. Когда же начались обычные бюрократические проволочки, он с негодованием написал чиновникам: «Я был ранен три раза, я проливал кровь и страдал за Австралию, и я все еще болен». В ответ его незамедлительно натурализовали. Наконец, появилась еще одна причина, удерживавшая их от возвращения в Россию, — женщины, которые готовы были разделить с ними все тяготы и помочь им начать строить новую жизнь. Те россияне, у которых при вступлении в армию не было родственников, в воинской анкете указывали для уведомления о их возможных ранениях и гибели своих австралийских знакомых и друзей, и чаще всего это были женщины. Иногда это были их подружки, иногда — де-факто жены, иногда — хозяйки, у которых они снимали жилье. Так же как и их австралийские товарищи, русские хотели начать мирную жизнь как можно скорее, и, еще находясь в Англии, они обнаружили, что для англичанок они не были людьми второго сорта. Около сорока русских анзаков женились в Англии еще до возвращения в Австралию, а четверо выбрали своих невест во Франции — с обеих сторон это была своеобразная реакция на долгую разрушительную войну. Молодые англичанки, ирландки и француженки, чье замужество нельзя объяснить лишь демографическими факторами, после короткого знакомства выходили замуж за русских чужестранцев, у которых не было ни дома, ни профессии, ни британского подданства. И вскоре, часто с новорожденными детьми, отправлялись со своими мужьями на военных кораблях, специально переоборудованных под перевозку семей, в неведомый путь. К концу 1920 г. почти все русские анзаки были возвращены из Англии в Австралию.

АНЗАК, прославив себя во время Первой мировой войны, определил место Австралии на карте мира. Командовал корпусом австралийский генерал Монаш. Инженер-строитель, сын переселенцев из Пруссии, к концу войны он считался одним из наиболее талантливых офицеров британской армии. Именем Монаша позднее был назван университет в Мельбурне. В мае 2002 г. Австралия похоронила своего последнего участника военной кампании на Галлиполийском полуострове — Алека Кэмпбелла, который пошел на войну 16-летним, вернулся с войны и прожил 101 год. Страна потеряла много своих молодых сыновей на полях Франции и Бельгии. Но результат военных событий можно считать положительным для Австралии — участие в Первой мировой войне породило у народа сознание, что австралийцы уже не англичане, а новая нация. Психологически они стали воспринимать себя как национальное целое. Чему также способствовало новое федеративное государственное устройство.

Глава 4

Эмигранты после гражданской войны

На общий вопрос: можно ли устроиться в Австралии, существует только один правильный ответ: с энергиею и мозолями — да.

После Февральской революции находившиеся в Австралии российские революционеры решили вернуться в Россию. Но так как средств у них на это не было, они обратились к Временному правительству Керенского с просьбой репатриировать их за счет государственных средств. На что получили согласие, и до 1920 г. в Россию вернулись около 1500 человек, что, безусловно, в какой-то мере остановило распространение ленинских идей в Австралии. С выходом Советской России из войны австралийские власти наложили запрет на выезд россиян, но в 1919 г. этот запрет был снят. После Октябрьской революции в России существовавший в Австралии Союз русских рабочих был переименован в Союз российских рабочих-коммунистов, а его главной целью стала агитация за идеалы социалистической революции в среде англичан-рабочих. Из недр союза и нескольких других австралийских организаций выделилась Коммунистическая лига, ставшая на путь нелегальной работы по организации революционного переворота. Радикальная деятельность русских политэмигрантов вызвала противодействие лояльно настроенных австралийцев, что привело к вооруженному столкновению между ними в Брисбене 23–24 марта 1919 г. «Бунты красного флага», как называют эти события в австралийской историографии, показали, что революционные идеи не нашли поддержки у большинства австралийцев — они предпочли существующую общественно-политическую систему.