История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой - Жозефина Мутценбахер

Мне удалось рукой перехватить его хвост и навести на цель. Кисть правой руки я сложила наподобие трубки, внутри которой он мог теперь гонять свой поршень туда и обратно, и впустила в себя только его жёлудь, длинный и острый. Тот до предела растянул меня, таким он был толстым. Однако он до крайности распалил во мне предвкушение наслаждения.

Господин Экхардт совершал такие ожесточённые толчки, что я ощущала, как его яйца ударялись о мою руку, придерживающую хвост. Я была в полном восторге и не понимала, как могла подпустить к себе ещё какого-то мужчину, кроме него. Я просто пришла в экстаз:

– Только сношайте меня, пожалуйста!.. хорошо… хорошо… хорошо!.. – кричала я ему, – сношайте, пудрите, долбите меня, пожалуйста!

При этом я почувствовала ладонью пульсацию его ствола и внутри себя конвульсивное вздрагивание его жёлудя. Экхардт на миг утратил контроль над собой, и я вдруг ощутила, как мощной приливной волной излилось его семя.

Сама я вкусила лишь малую толику удовольствия. Этого первого номера мне было абсолютно недостаточно. Однако Экхардт сидел рядом со мной с изнурённым видом и вытирал меня. Я захотела, чтобы он посношал меня в анальное отверстие, и как можно глубже. Поэтому я снова принялась играть его стержнем. Сначала я зажала его между двух пальцев, как это делала Клементина, и указательным пальцем легко водила по крайней плоти. А когда толку от этого оказалось чуть, я, быстро решившись, принялась за облизывание. Я целиком взяла мягкий хвост в рот и быстро задвигала по нему языком туда и обратно. Одновременно я прибирала ладонями длинные чёрные волосы вокруг его стержня, которые щекотали мне глаза, или поглаживала его по мошонке, в крайнем возбуждении дожидаясь того, чтобы его хвост становился всё больше и больше, что при столь добром обхождении тот довольно скоро и сделал. Наконец он встал точно новенький. Экхард вознамерился, было, схватить меня, чтобы исполнить второй номер программы, но я обняла его за шею и сказала на ухо:

– Не хотите ли воткнуть мне глубже?

– Да! Да! – жадно ухватился он за это предложение. – Глубже… Но как?.. ничего не выйдет.

И при этом он порылся у меня под юбками и так энергично сунул мне в плюшку палец, что я чуть не закричала. Я продолжала напирать на него:

– Не выйдет так… попробуем по-другому…

– И как же? Как? – поинтересовался он.

Я повернулась к нему спиной, нагнулась и, просунув руку между ногами, подтолкнула его шлейф к своей попке. Господин Экхард, похрюкивая, как свинья, медленно проник ставшим от моей слюны скользким стержнем мне в зад. Он просверливал меня всё глубже и глубже, гораздо глубже, как мне показалось, чем это в своё время удалось господину Гораку. Я чувствовала себя заполненной так прекрасно, что мне больше и желать было нечего, кроме ощущения его щекочущего пальца в моей плюшке. И этот палец я заполучила. Однако господин Экхардт пришёл под влиянием похоти в такое неистовство, что, верно, разорвал бы мне щелку до крови. Отвлекая его, я сжала попку, и господин Экхардт громко застонал от блаженства. Поскольку мне доставляло удовольствие слушать его кряхтение, я сужала попку ежесекундно. Последствием моих стараний стало то, что его сперма протекла в меня раньше, чем мне бы хотелось.

Он совершенно обессиленный прислонился к стене, а я опять выпрямилась. Но я была ещё настолько полна ощущением в себе его стержня, что дрожала от сладострастия, и сок, который оставил во мне господин Экхардт, вытекая из меня тонкими струйками, щекоча мне попку.

Я не оставила его в покое и под предлогом того, что хочу обтереть его, опять занялась его шлейфом. Когда я надвигала и оттягивала назад его крайнюю плоть, он утомлённо сказал:

– Хватит, оставь меня.

Только мне было ещё недостаточно. У меня по-прежнему не выходил из головы Шани, его мать и обе сестры, поэтому я спросила:

– Скажите, пожалуйста, вы сношались уже когда-нибудь голым?

До сего дня я с господином Экхардтом никогда ещё так непринуждённо и откровенно не разговаривала.

– Но ты же сама бывала у меня в постели.

На что я возразила:

– Да, но я имею в виду совсем голым, без рубашки?

Он спросил:

– А ты это уже делала?

– Нет, – сказала я, – однако хотела бы когда-нибудь попробовать. Ну, так вы это уже делали?

Он улыбнулся:

– Естественно. Я ведь был женат.

– Ваша жена умерла?

– Нет, она не умерла.

– Где же она?

– Она, знаешь ли, стала шлюхой.

Я вспомнила, что именно так в своё время назвал меня господин Горак, и спросила:

– Наверно, я тоже шлюха?

– О нет! – Он от души расхохотался такому вопросу. – Ты моя милая маленькая Пеперль.

С этими словами он прижал меня к себе, и я не замедлила воспользоваться удобным случаем, чтобы поиграть с его шлейфом.

– Такую маленькую девчонку, как ты, я ещё никогда не драл, – признался он, – тебе так нравится сношаться?

Вместо ответа я нагнулась и тихонько взяла в рот его хобот. Кончиком языка облизав жёлудь, я соскользнула вниз вдоль всего древка, поцеловала ему яйца и пощекоталась лицом о его волосы. Однако хвост оставался мягким. Я сосала, сосала и сосала, а он только время от времени говорил:

– Как славно…

Затем он вынул колбаску у меня изо рта и попросил меня встать между его ногами. Он поднял мне юбки и, зажав рукой вялый шлейф, стал водить им по моей плюшке, будто щекоча меня толстым языком.

– Приятно? – поинтересовался он.

– Да, только почему он у вас не встаёт? – спросила я. – Мне бы хотелось, чтобы он снова у вас стоял…

– Если бы твоя мать узнала, чем ты тут занимаешься… – внезапно проговорил он.

Я засмеялась:

– Мать тоже хочет, чтобы у отца почаще стоял…

– Откуда ты это знаешь?

И пока он оглаживал мне щелку обмякшей колбаской, я рассказала ему о ночных сценах, за которыми подсматривала. Он с увлечением слушал:

– Ага, стало быть, она сказала, что подыщет себе для совокупления кого-нибудь другого?

И в один миг шлейф у него вдруг встал так же туго, как прежде. Он приподнял меня, чтобы я могла на него усесться и, таким образом удерживая меня на руках, кончиком стержня протиснулся внутрь, насколько мог далеко. Я поднималась и опускалась, и на меня быстро, раз за разом накатывало, о чём я незамедлительно сообщала ему:

– На меня накатывает… сейчас… сейчас… не так глубоко, мне от этого больно… сейчас… так… так…сейчас уже опять накатывает…

Он между тем спросил:

– Почему же твоя мать не хочет посношаться со мной?

Качаясь на острие его хобота вверх и вниз, я только обронила:

– Почём мне знать…

Он продолжал:

– Я скажу твоей матери, что она может это сделать… ладно?

– Не возражаю, – промолвила я в ответ, – на меня снова накатывает… а-а… а-а… как же здорово пудриться… здорово… это делать…