Поцелуй анаконды - Иван Любенко

– Господи, – Ардашев провел ладонью по лицу, – надо же додуматься до такого?.. А вы, кстати, в Париже-то бывали?

– Нет, пока что не доводилось, – вздохнул Сорокодумов. – Но вы же не будете отрицать, что Суворов, основавший Ставрополь, сам был масоном?

– А почему не Александр Македонский? Давайте уж замахнемся сразу на него! – едко выговорил присяжный поверенный и заключил: – Насколько мне известно, Александр Васильевич в этих местах никогда не бывал. Во всяком случае, точных свидетельств этому нет. Однако соглашусь, что некоторые местные дилетанты-историки с сильно развитым воображением называют великого полководца «крестным отцом» нашего города. Вот ведь вздор какой! Доподлинно известно, что Ставрополь возник как крепость. И первым поселением была казачья станица, а не центральный проспект… А вот признайтесь: наверняка тот самый герб на доме Меснянкиных первоначально вы им и сделали в виде книжного знака, а уж потом он перекочевал на стену их торгового дома, так?

– Ну… не совсем, – замялся Сорокодумов, – я потом там кое-что изменил.

– Ага! Выходит, я прав. Стало быть, самый главный местный масон – вы, Арсений Самсонович Сорокодумов. Вот я и спрашиваю вас, Досточтимого мастера: когда в последний раз вы видели вашего заказчика – Агапия Марковича Вия?

– Что ж это получается, вы меня уже допрашиваете? Значит, вы меня в чем-то подозреваете? – озадачился хозяин мастерской и посерьезнел.

– Поверьте, Арсений Самсонович, у меня нет оснований подозревать вас в чем-либо. Мне бы очень хотелось восстановить в точности последние часы жизни антиквара, в особенности учитывая, что в тот день вы с ним встречались. Разве нет?

– Хорошо. Он был у меня вечером, уже перед самым закрытием. Я отдал ему книжный знак, и он ушел.

– И все? Больше вы ни о чем не говорили?

– Нет.

– Жаль, что вы со мною не откровенны. Хуже будет, когда вас вызовут на допрос к судебному следователю, где вы вновь начнете отрицать очевидное.

– Что вы имеете в виду? – Сорокодумов с недоверием посмотрел на Ардашева.

– Ладно, я не хочу терять попусту время, – поднимаясь, выговорил адвокат и снял с вешалки свою одежду.

– Постойте! Ну да… он еще долг карточный мне вернул. Заигрались мы как-то в Коммерческом клубе, а у него с собой денег маловато оказалось, вот он мне расписку и написал…

– И много задолжал?

– Двадцать пять рублей.

– Вот это совсем другое дело, – накидывая пальто, проговорил Ардашев. – Спасибо за чай. Честь имею.

Клим Пантелеевич вышел. На улице шел снег. Он казался таким же невесомым, как и лебяжий пух. Хлопья покрывали землю белой простынею зимы. День еще не закончился, но уже где-то над западной окраиной города постепенно менялся цвет неба: от бело-голубого к синему, расцвеченному багровым закатом. До наступления сумерек оставалось не более часа.

Присяжный поверенный махнул извозчику.

– Куда прикажете, барин?

– К городской больнице, – ответил Клим Пантелеевич и вновь потянулся за коробочкой с надписью «Георг Ландрин».

Лошадка побежала вверх по Николаевскому, потом свернула на Европейскую и, переехав Александровскую улицу, минуя Приказ Общественного призрения и Плотниковский переулок, остановилась. Оставив извозчику пятнадцать копеек, адвокат отворил кованую калитку.

Больница располагалась по соседству с городским садом, именовавшимся еще и Воронцовской рощей, и, точно парк, утопала в березах, вязах и тополях. И даже зимой, покрытые снегом, они все равно радовали глаз. Основное здание, выстроенное из пиленого камня, окнами выходило прямо на Европейскую улицу и имело форму буквы «Г». В нем было несколько отделений. Здесь и помещались недужные. Прямо перед входом блестел темной гладью незамерзающий пруд, на дне которого бил родник. В него впадала небольшая речушка, бежавшая из верхнего пруда городского сада. Так что проблем с водой в больнице не было. На спинках запорошенных снегом лавочек восседали вороны, а на крыше больницы громко кричала сорока.

Неподалеку от главного корпуса виднелись еще три небольших домика. Один из них, выбеленный известью и сложенный из самана, имел весьма неказистый вид. Рядом с ним, примерно всего в сажень высотой, высился уходивший под землю погреб с массивной деревянной дверью и наброшенным увесистым замком, который был не закрыт. Судя по всему, это и была покойницкая. Но пока, слава богу, в «царство смерти» Ардашеву заходить не требовалось, и он направился в приземистую белую хатку. Войдя внутрь, адвокат оказался в небольшой комнатке. В печи потрескивали дрова. За письменным столом сидел человек в белом халате с лысой, как бильярдный шар, головой и пышными усами-метелками. Он что-то писал, но, увидев вошедшего, поднял глаза.

– Здравствуйте. Скажите, а как мне найти прозектора, готовившего заключение о смерти госпожи Ионовой? – осведомился Клим Пантелеевич.

– Я и делал то самое освидетельствование. А вы, позвольте узнать, кто будете?

– Присяжный поверенный Клим Пантелеевич Ардашев.

– Присаживайтесь, – указав на стул, предложил прозектор и отрекомендовался: – Батюшков Сергей Захарович. А что именно вас интересует?

– Точная причина смерти Ионовой.

– Помилуйте, сударь, так я ведь ее подробно изложил. В моем заключении ясно сказано, что в результате астматического приступа наблюдалась правожелудочковая недостаточность сердца, сопровождавшаяся набуханием печени и наличием в бронхах вязкой стекловидной мокроты. Вероятнее всего, exitus letalis[25] наступил по причине наличия status thymico-lympaticus.

– Это что-то связанное с зобом?

– Совершенно верно. У больной увеличился лимфатический аппарат и зобная железа, что явилось признаком, характеризующим нарушение обмена веществ, который и лежит в основе этой аномалии. Однако должен заметить, – он поправил спадавшие с носа очки, – вскрытие таких субъектов не дает достаточных данных о причине смерти, и последняя может быть объяснена только особой лабильностью, свойственной нимфам, конституции, с характерной для нее «сердечной смертью».

– Стало быть, вы вполне уверены в своем заключении?

– Абсолютно. А почему вы меня об этом спрашиваете? – осведомился доктор.

– У господина Ионова возникли некоторые сомнения в отношении вашего заключения, и он просил меня прояснить ситуацию.

– Странный он какой-то! Вы не первый, кто обращается ко мне с этим вопросом. На следующий день после ее смерти сюда прилетел мой коллега Нижегородцев – бывший лечащий врач почившей. Так он покою мне не давал. Все выспрашивал, сомневался. Будто не он, а я ей сигнатуры выписывал и потчевал снадобьями да пилюлями. А буквально час назад заходил полицейский врач и тоже интересовался тем же самым. Говорил, что они собираются вырыть труп и провести повторное комиссионное заключение. Извольте! Кто ж против? Только тут ведь ничего не попишешь. – Батюшков развел руками, – status thymico-lympaticus – вещь малоизученная.

– Благодарю вас за разъяснение, – поднявшись, проговорил Клим Пантелеевич. – Вы мне очень помогли.

– Не за что.

– Честь имею.

– И вам всего хорошего, – кивнул прозектор и вновь уткнулся в записи.

Выйдя из домика, присяжный поверенный достал коробочку ландрина. «Значит, извлечение трупа из могилы состоится завтра, – рассуждал он. – Стало быть, Поляничко меня послушал. Это хорошо. Но если и представить себе, что моя гипотеза подтвердится и Ионову убили, то каким образом я смогу выйти на преступника?.. Да, мои рассуждения скорее похожи на гадания. Так что придется дожидаться завтрашнего дня. К тому же завтра у меня процесс. Надо подготовиться… А все-таки скользкое это понятие «status thymico-lympaticus…».

Извозчика на этот раз Клим Пантелеевич нанимать не стал. До дома оставалось всего два квартала, и он решил прогуляться.

6

– И что мне прикажете делать? – нервно расхаживая по комнате, молвил мужчина средних лет. – Они же все поймут и не сегодня, так завтра придут за мной! Думаете, я буду молчать? Нет! Один я на каторгу не пойду.

– Да не волнуйтесь вы так! Ведь ничего страшного не случилось… Допустим, уличат вас в небрежении, и что с того? Дам я вам денег, переедете в другое место, заживете спокойно, – закуривая папиросу, ответил хозяин дома.

– А если они дознаются про Ионову?

– Не смешите, право слово. Вас же никто не видел.

– А если видел, что тогда? – почти прошептал он и опасливо оглянулся, будто в комнате был кто-то еще.

– Да ничего! Как они докажут, что это ваших рук дело? Отпечатки пальцев на ручке шила никто не проверял.

– Уж это да! Спасибо, что надоумили. Выбросил я его в больничный пруд, – затряс головой усатый господин.

– Вот видите, какой вы молодец! Все предусмотрели. А то, что на этом свете одной развратницей стало меньше, а на том больше, так за это вам спасибо сам господь скажет.