Магнатъ - Алексей Кулаков

Через пять минут, оглядывая хорошо знакомое место для тренировок, господин главный инспектор только и смог, что удивленно присвистнуть – ибо с залой приключился ее хозяин, князь Агренев. Изрубленные и переломанные перекладины шведской стенки, расколотая и пришпиленная топориком к стене мишень, россыпь метательных ножей на полу, поваленные станки со штангами и прочими мудреными спортивными снарядами…

– Да, изрядно.

Отставной унтер-офицер ткнул ногой в кучку песка и опилок, качнул наполовину перерубленный боксерский мешок, и с некоторой натугой вытащил из него драгунскую шашку. Повертел ее в руках, рассматривая загубленное на корню лезвие, покачал головой. Порыскал взглядом, пересчитывая холодную сталь, и почти сразу нашел одинокий эфес сабли – той самой, что когда-то сам же и подарил сиятельному ученику. Увы, клинок златоустовских мастеров не перенес близкого знакомства с деревянным болваном, который князь иногда в шутку обзывал довольно странным ругательством – «макиварой». Впрочем, деревяшка тоже не пережила этой встречи, и теперь ее можно было смело выкидывать – как и второй мешок для битья, от которого осталось много песка и опилок, да груда испластанной вдоль и поперек кожи.

– Это что ж за вести-то такие Лунев привез?..

Аккуратно прислонив к стене изуродованный клинок, Григорий внезапно вспомнил и о других обитателях дома:

– Где все?

Умница экономка поняла вопрос как надо:

– Ульяна с гувернанткой еще с прогулки не вернулась, Даша со мной, на кухне.

– Тогда так: дверь закрыть, и никого сюда не пуска…

Начальство уперлось взглядом в вывороченную с корнем защелку, и замолчало.

– М-да. Я попозже пришлю кого из охраны, поможет при уборке. Рот на замок, ключ выкинуть – и горничную о том же предупреди. Понятно? Все, ступай, дальше я сам.

Чем ближе Долгин подходил к кабинету, тем легче и тише становились его шаги – и все равно, незаметно подобраться к хозяину дома не получилось. Вернее, получилось бы, если бы он удовольствовался небольшой щелью между дверью и косяком, в которую прекрасно было видно, как фабрикант дремлет в своем удобнейшем кресле. Увы, в полном соответствии с правилом «лучшее враг хорошего», он захотел улучшить невеликий обзор кабинета, надавил чуть посильнее – и каким-то образом это действо разбудило князя.

– Заходи.

Еще только переступая порог, господин инспектор уже был готов увидеть такой же образцово-показательный разгром, как и в покинутой недавно зале – и был немало обрадован, когда оного так и не увидел. Все было так, как и всегда, и даже легкий сквознячок был вполне привычен. Разве что, обычно его друг предпочитал просто открыть створку, а не высаживать оба стекла зараз. Кашлянув для затравки разговора, Григорий нейтрально поинтересовался:

– Случилось что, командир?

– Случилось?..

Князь словно бы в задумчивости склонил голову набок, а затем и поставил на подоконник бутылку, что до этого держал в руках. Пустую. Многоопытный Долгин тут же опознал итальянскую граппу, затем припомнил, как охрана показывала ему остатки тары из-под шотландского виски, и едва сдержал свое изумление. Общий литраж и крепость напитков, бултыхающийся в желудке хозяина дома, внушал уважение – как он еще и разговаривает-то? По всем статьям мычать должен, или спать мертвецким сном.

– Скажем так, Гриша – у меня слишком живое воображение.

Для постороннего человека его сиятельство был вполне трезв, и держался вполне обычно, но его единственному другу было прекрасно видно – князь Агренев был пьян. Причем просто до изумления.

– Иди сюда. Вот скажи мне, ты видишь это поле?

Григорий немедля согласился, что видит. Более того, он даже иногда ходит по этому самому полю – а недавно и вовсе костер на нем жег, с мальчишками из поселковой клубной команды.

– Нет, не то. Представь – оно от края до края заполнено младенцами. Мертвыми. Один к одному, рядами и шеренгами…

– Да что ты такое говоришь, командир, какие там младенцы. Поспать бы тебе надо, а?

Вместо ответа Александр кивнул на стол (и чуть-чуть покачнулся при этом – движение вышло для него нехарактерно резким), указывая на раскрытую примерно посередине укладку:

– Мне сегодня Вениамин Ильич кое-какую статистику привез.

Фабрикант ненадолго «завис», вроде как что-то там обдумывая, затем отправился к бару. Медленно, аккуратно, зато верно. Добрался. Роняя большую часть собрания прямо себе под ноги, выбрал и всего со второй попытки открыл ром – после чего, все так же пренебрегая хрусталем бокалов, хорошенько отпил, а затем и еще раз. С сомнением посмотрел на литровую бутыль, дернул щекой, но менять крепчайший самогон с солнечной Ямайки на что-то более вкусное все же не стал:

– Хорошая статистика, да. По урожайности. По рождаемости. По продолжительности жизни – причем все это с разбивкой по губерниям. И по смертности. Двадцать седьмая страница, третья сверху строчка. Читай!

Гриша послушно пролистал, нашел, и читал вслух, пока не осекся от понимания – что же именно он оглашает:

– Так же надо отметить, что из каждой тысячи умерших обоих полов, на детей в возрасте до пяти лет приходится в среднем 606,5 покойников. Иными же словами, до сорока трех процентов от всех родившихся за год… Ээ?

– Вот так, Гриша. По пятидесяти центральным губерниям, такой вот сухой статистики набирается на два с половиной миллиона могилок, да еще с солидным хвостиком. Каждый год. Так это только до пяти лет посчитали – а ведь и потом дети тоже умирают. Какое уж тут поле, до горизонта все устлано будет. Во все стороны.

Бздамс!

Ром бурым пятном разлетелся по дубовой панели, а князь зашипел, полыхая глазами:

– Да как они смеют это терпеть! Знать, и ничего не делать?! Жить спокойно, когда каждый год столько младенцев в землю ложится!!!

И тут же потух:

– Каждый год. Ненавижу…

Короткая вспышка ярости окончательно выжгла у Александра последние остатки сил – а заодно позволила увести его из кабинета. Правда, сомнительную идею начет того, что надо бы все-таки немного поспать, хозяин сходу и категорически отверг. А вот посидеть в сауне, да заодно обсудить кое-какие дела согласился. Почти самостоятельно спустился по лестнице в подвал, скинул жилетку и туфли, присел на лавку…

– Уф!

Не рискнув пока как-то шевелить окончательно уснувшего (наконец-то!) князя, Григорий осторожно покинул обшитое липой помещение. И вполне ожидаемо, тут же наткнулся на экономку в кампании горничной.

– Глафира, можешь приступать – и чтобы сегодня же все сияло и блестело. Александра Яковлевича не тревожить, ни под каким видом! Кто бы там к нему не пожаловал, пока сам не проснется, никого не пускать. Будут спрашивать – устал, заснул. Стекло же от ветра разбилось. Вопросы?

Экономка энергично потрясла головой, показывая – нету у нее вопросов, совсем. Горничная вообще словно язык проглотила, правда, компенсировав это сильно расширенными (и заметно заплаканными) глазами. Обе они, услышав четкие и ясные указания, явно испытали приступ всеохватывающего счастья.

– Чего стоим?!

Провожая взглядом засуетившиеся женские фигурки, мужчина отчего-то вспомнил свои казачьи корни. Вернее кое-какие испытанные, проверенные еще отцами-дедами способы лечения накатившей вдруг тоски-печали. Опять поднялся в кабинет, убрал все документы со стола в сейф, захлопнул его дверцу и навел порядок в баре (не забыв при этом налить себе небольшой стаканчик водочки). Медленно выцедил сорокаградусное лекарство. Выдохнул, вздохнул, и с неподдельным сожалением пробормотал, этак тихо-тихо:

– Наташку бы ему под бок, первейшее дело… Иэх! Ну Лунев, подсуропил!..

Глава 5

– Фух, ну и ливень!

Двое мужчин ввалились (иначе и не скажешь) в одну из московских лавочек, торгующих готовым платьем. Мужским. Вот только приказчик отнюдь не торопился навстречу покупателям – ему хватило и одного взгляда, чтобы сразу оценить платежеспособность возможных клиентов. Один был одет с немалым вкусом, и ОЧЕНЬ дорого. В такой одежде впору было по банкирской Ильинке разгуливать, или на Мясницкой, в одной из крупных контор посиживать, в кресле управляющего. Другой внешностью своей больше всего походил на молодого купчика, или, еще верней, преуспевающего собрата-приказчика: худощавый, невысокий, одетый в почти черный от впитавшейся влаги сюртук, темно-серые брюки, заправленные в черные козловые сапожки и серый же картуз. О том же свидетельствовали и серебряные часы на скромной цепочке, аккуратно заправленные в «часовой» кармашек светло-серого жилета.

Чтобы вывешенный и выложенный на длинных полках товар заинтересовал таких покупателей, требовалось, по крайней мере, небольшое чудо – например, одномоментное исчезновение всей их верхней одежды. Исключая портмоне, разумеется. Только тогда костюмы для небогатых мещан и разночинцев могли получить хоть какой-то шанс покинуть его лавку.