В августе жену знать не желаю - Акилле Кампаниле

Старый бандит, глядя в окно, провожал траурную процессию глазами, в которых стояли слезы. И когда Фантомас увидел, как скромный, почти лишенный каких-либо украшений, катафалк – честный полицейский умер в такой же бедности, в какой и жил – тронулся, покачиваясь, сопровождаемый друзьями и близкими, он прошептал, печально качая головой:

– Прощай, Жюв! Впервые я не могу последовать за тобой. Мы мучили, мы изводили друг друга всю жизнь, но я любил только тебя. В конце концов ты меня обставил: на этот раз ты ушел от меня по-настоящему. И навсегда.

Кто знает, было ли это чудо любви или следствие печального зрелища, которое являл его отец, но Мистерьё испытывал новые чувства.

Он долго думал. В полночь он надел черную майку, взял инструмент, какой-то большой пакет и вышел, постаравшись не производить шума. Громадные черные тучи вздымались в небе; за ними то скрывалась, то проглядывала луна.

Джедеоне и его сын вошли в номер, закрыли дверь и начали раздеваться.

– А нам будет очень жарко, – спросил Андреа, – если мы закроем дверь на ключ?

– Андреа, Андреа! – пробормотал Джедеоне. – Ты хотя бы говори шепотом!

– Почему? – спросил молодой человек. – Ты боишься проснуться?

– Сын мой, не дай бог тебя кто-нибудь услышит, когда ты несешь такое! – захныкал отец. Андреа умолк.

Его отец залез под простыню, собравшись спать, поскольку назавтра ему предстоял ранний подъем, – как вдруг вспомнил: рукопись рассказа Изабеллы.

Он совершенно забыл о новелле, которую ему отдал Павони.

– А вдруг он спросит мое мнение? – подумал старик.

Нужно было срочно ознакомиться с произведением.

Он зажег лампу на тумбочке у кровати и, вытащив рукопись, прочитал – не без дрожи, впрочем, быть может, вызванной поздним часом:

Джузеппе Пателлини был злобен, как обезьяна, и мстителен, как серые медведи Больших Кордильер, которые – скажем попутно – очень любят мед. У него произошла небольшая размолвка с графом Паскуале Пассерини. Совсем пустяковая. Такие случаются между друзьями ежедневно. Дело было вот в чем: граф Паскуале Пассерини нечаянно убил комара, к которому Пателлини был очень привязан. Так вот, без раздумий Джузеппе Пателлини взял ножницы и отрезал голову графу Паскуале Пассерини, пока тот спал.

Представляете, каково было графу Пассерини, когда он проснулся и обнаружил, что у него нет головы. Он был страшно этим расстроен. Тем более, что злобный Пассерини спрятал отрезанную голову под кроватью, и Пассерини так и не смог ее найти.

Бедняга целый день бродил по дому и спрашивал:

– Моя голова! Кто видел мою голову?

Но никто не мог ему помочь. Пателлини, довольный, посмеивался в сторонке.

– А ты не знаешь? – спросил у него граф.

– Я? А при чем тут я и твоя голова?

Беда же состояла в том, что найти голову было невозможно. Вечером Паскуале Пассерини взял шляпу и, как всегда, отправился в кафе.

– Вы знаете, что со мной? – спросил он у друзей.

– Что?

– Никак не найду своей головы.

– О, какой ужас!

И заговаривали о другом. Но Пассерини по-прежнему думал о своей голове.

Вернувшись домой, он возобновил поиски. Его жена, которая в его отсутствие сама безуспешно искала голову, сказала ему:

– Так и не нашла. Кто его знает, куда она девалась.

Пассерини заволновался не на шутку. Как раз в те дни ему нужно было закончить несколько важных исследований. Как тут обойтись без головы?

Это было что-то невообразимое. Паскуале не находил покоя.

– Как же так? – кричал он, – она была, когда я уснул. Она была на подушке, вот тут! – И показывал место. – Просыпаюсь, а головы больше нет!

Было от чего сойти с ума.

Тем временем Джузеппе Пателлини начал чувствовать угрызения совести. Отрезать голову другу! Конечно, поступок некрасивый. Тем более – лишить его головы именно теперь, когда она была ему нужна для работы!

Пателлини, который лишился сна от угрызений совести (он в общем-то был малый неплохой), встал и побежал к Пассерини домой.

– Послушай, – сказал он ему сразу, – я пришел к тебе покаяться, но ты меня должен простить.

– Ну конечно же.

– Клянешься?

– Ну разумеется!

– Так вот, это я отрезал тебе голову, пока ты спал, и спрятал ее.

– И только-то? – удивился Пассерини. – Мог бы сразу сказать. Конечно, вещь неприятная, но я тебе прощаю. Я вообще-то и сам подозревал, что это твоя проделка, проказник!

– Какой ты добрый!

– Ну ладно, ладно. А сейчас скажи мне, куда ты спрятал голову, и посмотрим, можно ли ее приклеить.

Короче говоря, Пателлини нашел отрезанную голову, которую с помощью всей семьи кое-как приклеили, и вся эта история окончилась обедом.

Дочитав до конца интересное повествование, старик Мальпьери некоторое время лежал, задумавшись.

Он не совсем понял про отрезанную голову.

– М-да, – пробормотал он, – я не очень-то в курсе последних тенденций в литературе.

Он уже собирался спать, как вдруг его взгляд упал на примечание, написанное хозяином замка. Оно гласило:

ПРИМЕЧАНИЕ. Автор имеет в виду не голову, а главу, то есть раздел текста. Это была глава, очень важная для графа и крайне необходимая для его литературных изысканий.

– О, бедняжка! – пробормотал Джедеоне, вспомнив о мести коварного наставника невинной девушке.

Мистерьё, который стоял притаившись в коридоре, осторожно вышел.

Но тут же пришлось поспешно вернуться назад. Дверь в номер Мальпьери тихонько отворилась, из нее вышел Андреа в ночной рубашке.

Дело в том, что наш милый молодой человек вот уже два часа ворочался в постели без сна: его мучила мысль, пожелал ли он спокойной ночи Уититтерли. Наконец, после долгих колебаний, он подумал: «В сомнении melius est abundare quam deficere».[8]

Он встал, тихонько вышел и отправился постучать в дверь капитана с колдовскими глазами.

В ответ прозвучало молчание.

Андреа постучал сильнее. Потом еще сильнее. Наконец послышался голос Уититтерли – капитан, проснувшись, кричал:

– Кто там? Что вам нужно в такое время?

Андреа приложил рот к замочной скважине.

– Спокойной ночи! – прокричал он.

И побежал, освободившись от мук сомнения, в кровать, где тут же уснул, в то время как Уититтерли страшно ругался.

Мистерьё вышел из своего укрытия. Но он едва успел притаиться снова. На этот раз открылась дверь номера Ланцилло, и знаменитый донжуан – с всклокоченными волосами и перекошенным лицом – пошел к двери номера Уититтерли и стал пинать ее ногами.

– Что еще вам нужно? – закричал капитан изнутри.

Ланцилло, который целый день искал свой ключ, где придется, заорал как полоумный:

– Предупреждаю вас, что если до конца завтрашнего дня ключ не отыщется, я вас пристрелю как главного виновника.

– Сынок, – донесся голос капитана, – не говорите так даже в шутку. Ну прилично ли это? Ключ найдется, вот увидите. Вспомните, в природе ничего не создается и ничего не разрушается.

Ланцилло, стеная, вернулся в свой номер. О, если бы он мог предвидеть, что всего лишь несколько часов отделяют его от счастливого обнаружения вожделенного предмета!

Когда в коридоре снова стало тихо, Мистерьё выглянул, убедился в том, что никого нет и выставил ногу. Но так и остался стоять с повисшей в воздухе ногой, затаив дыхание. Открылась дверь Марины, номер которой располагался по соседству с номером ее друга. Молодая и прекрасная женщина, казалось, была во власти страшной ярости; как безумная, она стала пинать дверь Камилло.

Молодой человек в полусне подумал со стоном:

– Вот она. Так я и знал.

Причина состояла в том, что прошедшим вечером произошла довольно бурная сцена: он имел неосторожность не выразить своего омерзения при виде хорошенькой постоялицы. Последовала страшная ссора, во время которой Марина поклялась, что на следующий день они расстанутся.

«Хорошо бы!» – подумал Камилло; и отправился спать, причем подруга последовала его примеру. Сейчас женщина без устали пинала дверь, так что молодой человек не мог больше делать вид, что спит.

– Кто там? – простонал он.

– Открывай, негодяй! – был ответ.

– Марина, – умоляюще сказал Камилло, – дай мне поспать.

– Открывай!

Марина сотрясала дверь с такой силой, что молодой человек вынужден был встать и, пребывая в состоянии жуткого страха – не зная, кроме всего прочего, куда придется ее первый удар, – открыть; сделав это, он опять побежал в кровать, а в это время перебаламученная Марина входила, водя по комнате звериным недоверчивым взглядом.

– Любимая, – пробормотал Камилло, стараясь задобрить ее, чтобы продолжить спать, – если я и виноват, то только в одном: в том, что люблю тебя…

– Ах вот как? – закричала Марина вне себя от ярости, – ты спишь, несмотря на мои отчаянные крики, кричит петух, а ты не желаешь просыпаться.