Я тебя (не) прощу - Амелия Борн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как настало утро — он даже не заметил. Понял, что замерз, только когда с трудом сумел пошевелить руками, зябко запрятанными в карманы пальто. Наверно, подсознательно хотел сам себя наказать, не зная и не представляя, как теперь можно все исправить.
Он повел затекшими плечами, прищурившись посмотрел на взошедшее солнце. И вздрогнул, когда рядом с ним внезапно раздался испуганный голос:
— Ой!
Арсений повернул голову на звук. Перед ним стояла Леся, с широко распахнутыми глазами и зажатой в хрупких руках чашкой с каким-то дымящимся напитком.
Он смотрел на нее, ожидая… сам не зная, чего. Эта девочка, не задумываясь, назвала его папой. Он нащупал в кармане ложку, которую ему бросила Аврора, и испытал жгучий стыд от своих недавних сомнений. В темных глазах девочки, так похожих на его собственные, светилось нечто, что лучше всяких тестов говорило: она — его.
— Привет, — неловко произнес он, не зная, что еще сказать и сделать.
— Привет, — ответила она, сделав к нему шаг и тут же остановившись, словно резко в чем-то засомневалась.
— Мне наверно нельзя с тобой разговаривать, — буркнула она угрюмо, а у него вдруг оборвалось сердце.
Арсений внезапно понял, что отчего-то ждал, что она снова назовет его папой, а вместо этого Леся говорила с ним, как с совершенно чужим человеком, каковым он, в общем-то, для нее и являлся.
— Почему? — спросил все же, так и не вставая со своего места, словно неосторожным движением мог спугнуть эту девочку. Его девочку…
— Мама ругаться будет, — ответила Леся, наморщив нос. — А ты тут ее ждешь?
— Нет… то есть да. Но она, наверно, не знает, что я здесь.
Леся с задумчивым видом помолчала, а потом вдруг сказала:
— Она на тебя сердится. Ты знаешь, почему?
Он кивнул:
— Да. Я сделал когда-то… очень плохую вещь.
— Какую?
Она смотрела на него — открыто и доверчиво, с тем знакомым выражением, с каким когда-то смотрела ее мать. И мир внутри него в очередной раз перевернулся, делая невыносимыми мысли о том, что он потерял. Что он натворил…
— Я выгнал ее из дома…
Он не сразу понял, что сказал это вслух. Осознал, лишь когда взглянул на Лесю и ее испуганное личико. Когда услышал ее вопрос:
— Как ты мог?
Он покачал головой с искривленной, дрожащей улыбкой на губах:
— Я не знаю, что тебе сказать…
Она все же подошла ближе, заглянула ему в лицо и неожиданно выдала:
— У тебя нос красный. Ты замерз?
Арсений растерялся.
— Наверно…
— Вот…
Леся поставила на стол перед ним свою чашечку.
— Это какао. Я люблю его по утрам пить.
Глаза прорезала боль. Он неверяще посмотрел на чашечку, чувствуя, что не заслужил ничего — даже того, чтобы дочь с ним разговаривала, не говоря уже о такой доброте.
— Пей сама, — произнес глухо. — Я в порядке.
— Я еще принесу, — быстро решила она, убегая по узкой дорожке в сторону дома.
А он все сидел и смотрел, не отрываясь, на маленькую чашечку с какао.
* * *
— Мама! Мамочка!
Леся влетела в дом с совершенно круглыми глазами и я машинально подалась ей навстречу и прижала к себе, готовая в любой момент защитить дочь от неизвестной пока опасности.
— Там… там… — бормотала она, а я уже мысленно готовилась к чему-то страшному. Неужели к нам опять забрела голодная лисица?
— Что там? — спросила, успокаивающе поглаживая Лесю по спине.
Она отстранилась от меня, настороженно взглянула в лицо.
— Ты наверно ругаться будешь…
— Не буду, — пообещала я. — Что случилось?
— Там…
Она запнулась, явно не зная, как обозначить то, что видела. И это встревожило меня еще больше.
— Ну? — поторопила я, осторожно подходя к окну, чтобы рассмотреть, что происходит во дворе. Но там все было на первый взгляд абсолютно тихо.
— Тот… дядя. Который… папа.
Я удивленно захлопала ресницами. Богданов? Здесь? В такую рань?
— А ты мне дашь еще какао? — спросила Леся, неловко потупившись.
Только теперь я заметила, что у дочери в руках нет ее любимой кружки, с которой она вышла из дома.
— А где твоя чашка? — поинтересовалась я, попытавшись понять, что кроется за ее упертым в пол взглядом. — Разбила?
— Я ему отдала… он замерз.
Вот оно что! Выходит, Богданов тут торчит уже давно? Стало даже интересно — зачем? Разве мы с ним уже не поставили точку, не выяснили все, что нужно? Или он хотел увидеть Лесю? Но почему с утра пораньше?
— Держи свой какао, — сказала я дочери, наполняя напитком новую кружку. — А я схожу… узнаю, зачем тут… этот человек.
— Мамочка… — раздался ее жалобный голосок мне вслед.
— Что такое?
— Прости меня, — неожиданно шмыгнула носом дочь. — Папа мне сказал, как плохо он сделал… Хочешь, мы его тоже выгоним?
Я с грустью улыбнулась. Она смотрела на меня виновато, но при этом я прекрасно понимала — дочь не в состоянии осознать сейчас всего, через что я прошла. И даже зная, что отец поступил плохо… она все равно к нему тянулась. В конце концов, тем, кого хотят выгнать, не отдают свое какао.
— Мы посмотрим на его поведение, — рассудила я, и, быстро накинув на себя теплый кардиган, спустилась по ступенькам вниз.
Арсений обнаружился в окруженном зеленой изгородью дворике — том самом, где мы с ним говорили в последний раз. Он сидел, задумчиво глядя на Лесину кружку с какао, до которого так и не дотронулся.
— Вот скажи мне, Богданов… — начала я. — Разве я слишком многого у тебя просила?
Он медленно обернулся в мою сторону, непонимающе нахмурился. Я невольно отметила темные впадины под его глазами, словно он не спал всю ночь, и бледное, осунувшееся лицо.
— Все, что я от тебя хотела — чтобы ты стал нормальным отцом, — продолжила я говорить. — А вместо этого что? Считаешь нормальным, что дочь обнаружила тебя здесь поутру в таком виде?
Он поднялся с места, растерянно оглянулся по сторонам и сказал:
— Извини, я об этом не подумал.
Комментировать это заявление я не стала, хоть и очень хотелось отпустить в его адрес что-нибудь язвительное. Вместо этого спросила:
— Что ты тут делаешь?
Он криво усмехнулся:
— Ты не стала меня слушать, поэтому я решил взять тебя измором, карауля под окном.
Я осуждающе покачала головой:
— Баллов тебе это не добавляет. Я ведь уже сказала, Арс — мне совершенно неинтересно, что ты скажешь.
Он сократил расстояние между нами до минимума. Навис надо мной, взглянул с задумчивым прищуром в глаза.
— Я понимаю, что тебе это не нужно, Ава, —
