Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер

Человек, поднявшийся на борт, был непомерно тучен и одет в черное цивильное платье.

– Гауптманн, – представился он, с трудом сгибаясь в пояснице. – Консульский агент его британского величества в Штральзунде.

По-английски он говорил с сильным немецким акцентом.

– Чем могу служить, мистер Гауптманн? – спросил Хорнблауэр, изо всех сил пытаясь не прийти в замешательство.

– Я здесь, – ответил Гауптманн, – чтобы вместе с господином бароном разъяснить вам позицию Шведской Померании.

– Я не вижу надобности в разъяснениях, – сказал Хорнблауэр. – Если Швеция нейтральна, то каперское судно вы должны либо уведомить о необходимости покинуть порт, либо арестовать. Если Швеция воюет, мои руки развязаны и я предприму те шаги, какие сочту нужными.

Он оглядел собравшихся. Браун начал переводить его слова на шведский.

– Что вы сказали, капитан? – спросил Дюмулен.

Хорнблауэр, чувствуя нарастающее отчаяние, заговорил по-французски, и на «Несравненную» обрушилось вавилонское проклятие. Все пытались говорить одновременно, все разом протестовали и требовали, чтобы им переводили остальных. Бассе, очевидно, хотел угодить и нашим и вашим, убедить и Англию, и Францию в дружеском отношении Швеции. Дюмулен собирался удостовериться, что «Бланшфлер» будет и впредь безнаказанно нападать на британские торговые суда. Хорнблауэр взглянул на Гауптманна.

– Отойдемте на минутку. – Гауптманн жирной лапой сцапал Хорнблауэра за локоть и повлек его подальше от остальных. – Вы молоды, – сказал он, – и я знаю вас, флотских офицеров. Вы склонны рубить с плеча. Вам надо руководствоваться моими советами. Международная ситуация напряженная, крайне напряженная. Необходима чрезвычайная осмотрительность.

– Я всегда осмотрителен, – ответил Хорнблауэр. – Но вы что, хотите, чтобы я позволил каперу вести себя так, будто здесь Тулон или Брест?

Появился Браун:

– Барон Бассе просит передать вам, что у Бонапарта на границе со Шведской Померанией двести тысяч солдат. Он просил сказать, что с хозяином такой армии не ссорятся.

– Вот и я о том же, капитан! – подхватил Гауптманн.

Подошел Дюмулен, за ним – Бассе. Никто не хотел и на минуту оставлять своего коллегу наедине с британским капитаном. Хорнблауэра спас его тактический инстинкт: лучшая защита – яростная узконаправленная атака. Он повернулся к Гауптманну:

– Позвольте спросить, сэр, каким образом его величество держит консульского агента в порту, нейтралитет которого под вопросом?

– Это необходимо для торговых лицензий.

– И вы аккредитованы при шведском правительстве его величеством?

– Нет, сэр. Я аккредитован его баварским величеством.

– Его баварским величеством?

– Я – подданный его баварского величества.

– Который сейчас находится в состоянии войны с его британским величеством, – сухо произнес Хорнблауэр.

Не в человеческих силах распутать клубок балтийской политики. Он слушал мольбы и протесты, чувствуя, что не может их больше выносить. Наконец это поняли и его собеседники.

– Господа, я не могу принять решение прямо сейчас, – сказал он. – Мне надо обдумать полученные от вас сведения. Барон Бассе, если не ошибаюсь, вас как представителя генерал-губернатора положено провожать семнадцатью выстрелами?

Выстрел за выстрелом гремел над зеленовато-желтой водой. Семнадцать – барону Бассе. Одиннадцать – Дюмулену как генеральному консулу. Гауптманн, простой консульский агент, удостоился всего пяти – самый короткий салют в церемониале военно-морского флота. Едва он спустился в шлюпку, Хорнблауэр перешел к действиям.

– Сигнальте капитанам «Мотылька», «Гарви» и «Моллюска»: «Явиться на борт», – коротко распорядился он.

Бомбардирские кечи и тендер уже подошли на расстояние, с которого нетрудно прочесть сигналы, а над песчаными дюнами Хиддензе по-прежнему дразняще высились мачты французского приватира.

Хорнблауэр перелез через борт «Гарви». Лейтенант Маунд, вытянувшись во фрунт, держал руку у полей шляпы, два боцманмата наяривали на дудках. Меньше чем в ярде громыхнула пушка, и Хорнблауэр от неожиданности подпрыгнул. Ах да, конечно: когда коммодорский брейд-вымпел переносится на другое судно (он как раз в эту минуту заплескал на высокой мачте «Гарви»), его приветствуют салютом. Поэтому сейчас и стреляет одна из четырех шестифунтовок на корме «Гарви».

– Отставить эту чушь, – сказал Хорнблауэр и тут же устыдился своих слов. Он прилюдно назвал флотский ритуал чушью. Что еще удивительнее, он сказал так о почестях, которые принимает всего во второй раз, а значит, еще не мог ими пресытиться. Впрочем, судя по всему, дисциплина не пострадала, хотя юный Маунд и ухмыльнулся, давая приказ прекратить огонь.

– Обрасопьте паруса по ветру, мистер Маунд, – сказал Хорнблауэр.

«Гарви», расправив паруса, двинулся под углом к берегу, сразу за ним шел «Мотылек». Хорнблауэр оглядывал непривычное судно: за двадцать лет службы он ни разу не видел бомбардирского кеча в деле. Над ним высилась исполинская грот-мачта, заново установленная после того, как в Зунде ее сбило датское ядро. Она несла непомерно много парусов, компенсируя отсутствие фок-мачты. Бизань-мачта, сильно смещенная к корме, лучше соответствовала размерам суденышка. Колоссальный форштаг, удерживающий грот-мачту, был из стальной цепи, неожиданно чужеродной среди пеньковых канатов. Шкафут располагался на носу – звучит нелепо, но иначе описать конструкцию невозможно. Здесь, по обе стороны срединной линии, были установлены огромные мортиры, ради которых строители пожертвовали мореходными качествами. Хорнблауэр знал, что мортиры стоят на прочной дубовой платформе, которая опирается на кильсон. Четверо матросов под присмотром унтер-офицера складывали рядом с ними огромные тринадцатидюймовые снаряды. Боцманмат и еще несколько матросов пропустили канат через правый пушечный порт и теперь крепили его к взятому на кат якорю. Это был шпринг. Хорнблауэр часто накладывал шпринг во время учебных маневров, но еще никогда не использовал в бою. Совсем рядом с ним, на левом грот-руслене, матрос бросал лот. Хорнблауэру подумалось, что девять десятых времени, проведенного в Балтийском море, он слышит выкрики