Инженер апокалипсиса. Том 2 - Виталий Невек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я плохой собеседник, на многие темы, потому предпочитаю есть и не разговаривать, а еще мне начинает надоедать это гостеприимство, руки трясутся, в голове крутится мысль об опасности. Это чувство не проходит, спина покрылась мурашками, мне резко стало холоднее, что-то не так и я не могу понять что.
Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, хочется немедленно убежать отсюда прямо на ночь глядя, а еще устроить бойню или что-нибудь взорвать. Нет, нельзя! Моя паранойя разыгралась не на шутку, кажется, что на нас нападут прямо сейчас или, нападет она, бросит молнию через стол и прощай Максим.
Нет, думай, думай головой. Хотела бы убить — давно бы попыталась. Она тут ни при чем, да и не похожа она сейчас на убийцу. Тогда в чем дело, и кто виноват? А может я ошибаюсь?
Мои чувства сбиты с толку, на границе сознания уже гуляют непонятные звуки, еще до конца не оформившиеся, а в темных углах комнаты чудится движение, словно во тьме по стенам бегают многоножки как в каком-то ужастике и светятся красным глаза чудовища, что охотилось за мной.
— Максим… Максим. Ты чего? Еда не понравилась? Я прикажу принести другие блюда. — Сейчас ее медово-успокаивающий слегка извиняющийся голос и хлопающие ресницы действуют положительно, но моя паранойя не утихает. Кажется, происходит что-то ненормальное, что-то неправильное…
Вилка выпала из руки и грохнулась о пол, за ней пошла тарелка с супом.
За дверями раздаются автоматные очереди, стреляют минимум три человека всего в пятидесяти метрах. В окна уже лезут прыгуны и прочие уродцы, их бледные мертвые руки тянутся ко мне с одной целью, поймать, схватить, убить. Они и вправду лезут сюда, я их вижу и слышу, уже выбили окна, разбитые стекла на полу, а я не могу пошевелиться. В окне появился плеватель и харкнул в меня кислотой, я закрываюсь руками и чуть не падаю со стула, кажется он не попал, но я ощущаю боль, болит бок, кажется я упал.
— Максим, что с тобой? Максим!
Беспамятство, словно я заснул. Все вокруг нереальное, перед глазами пелена, ничего не могу понять, вижу рыжий и зеленый цвет, он мелькает перед глазами, а еще болит бок.
Снова боль. Болит щека.
— А?
Я лежу на полу, около стола, рядом валяется посуда что я разбил и перевернутый стул. Окна целы и нет никаких следов монстров. Катя склонилась надо мной, в глазах неподдельное беспокойство. Кажется, она влепила мне хорошую пощечину, щека горит огнем как от удара кулаком. Рука у нее тяжелая, очки вложены в силу…
— Максим, что случилось. Что ты бормотал?
Бормотал?
…
— Мне показалось они лезут в окна. Их там не было?
— Не было, Максим, там никого не было.
— Твою мать…
Вьетнамский синдром. Считал себя железным… доигрался.
Мой образ жизни не мог не сказаться на психике.
— Клянись системой, что ничего мне не подсыпала.
— Клянусь, что не отравила тебя и не воздействовала никаким способом, мои люди тоже.
«Она говорит правду».
Твою мать.
Я схватился за голову.
— Эти выстрелы, эти твари, они были реальны. Катя, никогда такого не было, точнее было, но во сне. Только во сне.
Я часто не мог заснуть и вовсе не из-за простого нервного перенапряжения. Просто мне часто снились кошмары. Потому я и отправился гулять по городу по заданию продавцов, не хотел просыпаться с криком или не спать половину ночи.
Я снова схватился за голову, к такому меня жизнь не готовила, в ногах и руках появилась слабость, я кажется не могу встать. Совсем не могу. Я как раненая косуля, которую подрал лев.
— Идем на диван.
Ее прокачанные руки подняли меня как куклу и перетащили к стильному дивану, где она села сама, а меня посадила сбоку и положила мою голову себе чуть выше груди.
И вот теперь мы сидим вдвоем. Я слышу ее запах, приятный цветочный аромат, от него мне стало гораздо легче. Мягкость и тепло действуют отрезвляюще, прежний я возвращается.
Она обняла меня одной рукой за плечи, а второй гладит по голове. Больше никаких звуков, только потрескивание древесины в камине. Слуги пришли на шум, она один раз шикнула на них громче чем разъяренная львица, и они убежали.
— Мне никогда в жизни не было так стыдно за себя, Катя. Никому не говори, никому ни слова — И я вру, нет, мне не стыдно, я себя никогда не стыдился и сейчас не стыжусь… но я не хочу, чтобы кто-то узнал о произошедшем, чтобы меня считали психом.
— Глупый мальчик. — Она сказала это совсем без злобы. В эту секунду она добрее чем кто-либо был в моей взрослой жизни. — Нельзя быть сильным всегда. — И снова погладила, очень аккуратно, прямо по макушке, слегка поиграла с моими волосами, снова погладила. На время я заткнулся не зная, что сказать.
— Нельзя показывать слабость.
— Там на переговорах ты был такой серьезный и спокойный, уверенный в своих силах и знающий чего хочешь. С врагами ты силен, с друзьями ты можешь быть собой.
— Я тебе не верю. — И снова ложь, в душе я ей верю, поверил давно. Шестое чувство подсказывает что она мне не враг, что мы похожи.
— Нельзя никому не верить. Сойдешь ведь с ума.
— Кажется я уже, ха. — Совсем легкий смешок, но это хорошо, я снова могу смеяться, руки больше не дрожат. Возвращаюсь к норме.
Мы еще немного помолчали, она продолжает меня гладить.
— Хотела посмотреть, как ты себя поведешь. Сразу начал стрелять. Напугал меня, думала имею дело с маньяком. А потом поняла, что ты не маньяк.
— Когда?
— Сейчас…
— С чего…
— Я знаю людей.
— Катя…
— Я никому не скажу, клянусь… У тебя такое в первый раз? — Я кивнул. — Скоро станет легче. А еще у тебя лоб горячий. Простудился.
— Иммунитет у меня всегда был не очень, прогулка под дождем не пошла на пользу.
— Я тебя быстро вылечу, передохни у меня пару дней.
Я захотел покачать головой в тупом и бесполезном жесте бараньего упрямства, но не получилось, ее ладонь погладила меня по щеке, очень медленно и аккуратно. Пожалуй, этот жест выразительнее тысячи слов.
— Хорошо, я останусь. —
