Разум божий. Рассказы - Говард Фаст
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тем не менее, это разумные существа, не так ли? — спросил Герберт Куки. — Луки и стрелы…
— Совершенно верно, и потому они очень опасны.
— Разве разум не делает их людьми? — удивился судья.
— Размеры и строение мозга дельфина свидетельствуют о том, что он почти столь же разумен, как и мы с вами, но разве это делает его человеком?
Чаннинг носил короткую бородку и тяжелые очки. Говорил он уверенным поучающим тоном, что немного успокоило Герберта.
— Чем же они опасны? — поинтересовался он, подозревая, что Чаннинг уже давно ждал этого вопроса.
— Они появились всего год-два назад, не более того, а у них уже есть лук и стрелы. Мы предполагаем, что они существуют в другом, совершенно отличном от нашего, субъективном масштабе времени. Полагаю, это относится и к насекомым. Насекомое может жить день, всего несколько часов, но для него это весь отпущенный ему срок существования, субъективно столь же долгий, как наша собственная жизнь. Если эта догадка соответствует действительности, то за истекшие несколько лет у этих существ могло смениться сто поколений. Пройдет еще шесть месяцев, и они изобретут пушки. Сколько времени у нас останется до того момента, когда у них появится что-нибудь вроде атомной бомбы? А рождаемость? Помните легенду о шахматной доске? Положите одну песчинку на первую клетку, две на вторую, четыре на третью, восемь на четвертую. Для того чтобы положить необходимое количество песчинок на последнюю клетку, не хватит песка со всех пляжей мира.
Обсуждение продолжалось, но Герберт Куки чувствовал себя очень неуютно. Его глаза все время натыкались на предметные стекла, лежавшие на столе.
— Как только это распространится… — произнес судья.
— Это не должно распространиться, — отрезал агент ФБР. — Решение уже принято. Стоит только представить, как к этому отнесется молодежь, хиппи… нет, это просто вопрос времени. Когда? Слово за вами.
— Как можно скорее, — вставил Чаннинг.
— Что вы собираетесь делать? — спросил Герберт.
— Применение ДДТ повсеместно запрещено, но в данном случае будет сделано исключение. Мы уже экспериментировали с различными концентрациями ДДТ…
— Экспериментировали?!
— Мы поймали восемнадцать особей живыми. ДДТ необычайно эффективен. Даже при небольшой концентрации они умирают в течение пятнадцати минут.
— Мы используем сорок вертолетов, — объяснил агент ФБР. — Распылим яд с воздуха и закончим все дело между тремя и четырьмя часами утра. Люди будут спать, и большинство из них так и не узнает, что произошло.
— Это нанесет серьезный вред пчелам и некоторым животным, но у нас нет выбора.
— Ты только подумай, что вытворяет эта молодежь, — повернулся Брэдли к Герберту. — Ты знаешь, что они уже проводят демонстрации за мир, и не где-нибудь, а в Нью-Милфорде? Одно дело, когда хиппи каждые полчаса выходят на улицы Нью-Йорка, Вашингтона и Лос-Анджелеса, другое — когда все это творится на наших собственных задворках. Знаешь, что получится, если молодежь пронюхает, что мы опылили этих жучков?
— Как они умирают? — спросил Герберт. — Я имею в виду, когда их опрыскивают, как они умирают?
— Дело в том, Герб, — вступил в разговор судья Биллингз, — что нам нужен твой имидж. Раньше он иногда даже раздражал нас — я имею в виду времена, когда твоя жена разъезжала по всей округе с наклейкой «Матери мира — за мир», приляпанной на бампер автомашины, устраивала пикетирование и тому подобное, не говоря уже о распространяемых ею экологических петициях — ох уж мне эта экология! Но у каждой медали есть две стороны. Не можем же мы истребить сразу целое поколение молодежи; черт возьми, их нельзя даже посадить под замок. С ними приходится иметь дело, и вот в этом и заключается одно из твоих достоинств, Герб. Ты умеешь обращаться с ними.
У тебя есть имидж, это имидж честного человека, и мы его ценим на вес золота. Волнения непременно начнутся, но мы должны удержать их на как можно более низком уровне. Кое-кто уже подогревает страсти. Они не прочь растревожить осиное гнездо. Мы посовещались и решили, что ты бы мог с ними справиться.
— Я хотел узнать, как они умирают, когда их опрыскивают, — повторил Герберт.
— Нет ничего проще, — с готовностью отозвался Чаннинг. — Длительных объяснений не потребуется. Оказалось, ДДТ почти мгновенно парализует их, даже если воздействует не напрямую. Они перестают двигаться, буреют и сохнут. Остается что-то бесформенное и съежившееся. Взгляните-ка на это стекло.
Он взял одно из стекол и поднес к нему лупу. Присутствующие сгрудились в кучу, чтобы рассмотреть получше. Герберт сделал то же самое.
— Похоже на таракана, сдохшего еще в прошлом году, — заметил Брэдли.
— Мы хотим, чтобы вы назначили время, — сказал Добсон, агент ФБР. — Это ваша территория, вам и карты в руки.
— Как насчет последствий применения ДДТ?
— Преувеличены… сильно преувеличены… Мы, разумеется, ни в коем случае не рекомендуем возвращаться к его применению, да и Министерство сельского хозяйства заняло твердую позицию по этому вопросу, но так уж сложилось, что мы использовали ДДТ в течение многих лет. Еще одно распыление ничего не изменит. К восходу солнца все закончится.
— Чем скорее, тем лучше, — сказал Брэдли.
В эту ночь Герберт Куки был разбужен пульсирующим гулом вертолетов. Он встал, зашел в ванную и посмотрел на часы. Шел четвертый час утра. Стоило ему вернуться в спальню, как проснувшаяся Эбигейл спросила его:
— Что это?
— Похоже на вертолет.
— Похоже на сотню вертолетов.
— Это так кажется, потому что очень тихо.
Через несколько минут она прошептала:
— Боже мой, когда же это кончится?
Герберт закрыл глаза и попытался уснуть.
— Когда же это кончится? Герб, когда же это кончится?
— Когда-нибудь да кончится. Эбби, попробуй заснуть. Это наверняка какие-нибудь учения. Волноваться нечего.
— Рев такой, будто они висят прямо над нами.
— Спи, Эбби.
Прошло какое-то время, и вот шум вертолетов начал стихать, а потом и совсем исчез. Тишина стояла полнейшая — абсолютная тишина.
Герберт Куки лежал в постели и вслушивался в тишину.
— Герб!
— Я думал, ты спишь.
— Не могу заснуть. Я боюсь.
— Нечего бояться.
— Я стараюсь вспомнить, сколь велика Вселенная.
— В каком смысле?
— Ты помнишь книгу сэра Джеймса Джина, астронома? По-моему, это он сказал, что Вселенная имеет протяженность в двести миллионов световых лет от начала до конца…
Герберт вслушивался в тишину.
— Герб, а мы — большие? — Эбигейл теребила его за плечо. — Мы — большие?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});