Febris эротика - Агурбаш Ольга

Дорога была долгая. Глазели по сторонам, рассматривая Европу. Глупо фотографировались то на фоне автобуса, то на автозаправочных станциях. Во время долгих переездов вспоминали молодость, откровенничали.

Олеся все задавалась вопросом:

– Галка! Как это ты с одним мужиком всю жизнь живешь? И не скучно тебе?

– Нет, – удивилась такому вопросу Галя, – совсем даже не скучно.

– А я люблю разнообразие. Хотя, – она на мгновенье замолчала, а потом с невесть откуда взявшейся грустью продолжила, – хотя, если бы попался такой, как твой Сашка…

– А какой уж он особенный? – Галине перестал нравиться разговор. Она внутренне напряглась, но виду не показала.

– Даже и не знаю. Веселый, что ли, беспроблемный. Легкий, одним словом! Люблю я бесшабашных, заводных. С ними жизнь – сплошной праздник!

– Ну, насчет праздника да еще сплошного не уверена. А в общем, неплохой, конечно, он парень. И все у нас нормально. Бывают, конечно, проблемы, не без этого. Идеальных-то людей нет.

– Да ладно, подруга! Не бери в голову. Это я так, мечтаю. Твой Сашка – эталон мужчины для меня.

– Ничего себе откровения! – удивилась Галка.

– Да. Зато честно! Как на духу!

– Странно. Не такой уж он комфортный для жизни, как кажется. К быту не приспособлен, заработать не научен. И характер не такой уж легкий, как тебе представляется.

– Ладно, проехали. Что мне о чужих мужьях думать? – остановила сама себя Олеся. – Мне бы со своим разобраться. С этим Мишкой, видно, тоже придется расстаться. Никакого взаимопонимания. Одни ссоры сплошные. Зачем мне такая нервная обстановка нужна?! Приеду, посмотрю еще какое-то время и буду решение принимать.

– А про детей не думала? – решилась спросить Галина.

– Про детей? – Олеся скривилась как от боли, но ответила: – Если честно, Галка, в молодости-то я погуляла, дай бог каждому… Ну и, сама понимаешь, несколько абортов допустила. Причем последние два буквально подряд. Один за другим… То ли через три, то ли через четыре месяца. Да ты помнишь!

– Ну да! На пятом курсе, по-моему. Да, точно. Один в сентябре, другой сразу после Нового года. После сессии, на зимних каникулах.

– Наверное. И с тех пор никак… Знаешь, я не напрягаюсь по этому поводу… Нет и не надо. Тем более с моей волей к свободе… Живу, как хочу, сама себе хозяйка, ничего меня не сдерживает, никто не мешает. Так что вполне комфортная жизнь!

…На вокзале в Риме, куда они прибыли измученные, усталые и совершенно обалдевшие от столь долгого путешествия, их встречали Валентина Петровна и Луиджи. Гале сразу не понравилось выражение лица Олесиной мамы. То ли тревога вместо радости. То ли чувство вины непонятно за что. То ли неоправданно сильное волнение.

Короче, вышли. Обнялись с Валентиной Петровной, познакомились с женихом. Жених был сухопарым, лысым, загорелым. Выглядел недовольным и как будто нервничал. Он дежурно улыбнулся Олесе, а на Галю посмотрел неприветливо и даже брезгливо. Так, что Гале под его взглядом захотелось отряхнуться, умыться.

Девушки подхватили было сумки, чтобы двигаться по перрону к вокзалу, но не тут-то было.

Луиджи сказал холодно и сухо:

– Дочь твою мы берем в дом, а эту… – он кивнул в сторону Гали, – нет!

– Мам, что он говорит? – почувствовав недоброе, с тревогой спросила Олеся у матери. Сама она слегка понимала язык, но с непривычки боялась ошибиться.

Валентина Петровна не ответила дочери, зато вступила в перепалку с женихом. Они довольно долго препирались. В результате Луи побагровел, сжал в узкую полоску и без того тонкие губы, грубо крикнул что-то матери и стремительно двинулся в сторону вокзала.

– Мам! Что с ним?!

Расстроенная Валентина Петровна хотела объяснить, но, не выдержав напряжения, расплакалась.

– Пойдемте, девочки, потихоньку, – сквозь слезы шептала она. – Я сейчас успокоюсь и все объясню.

Они дошли до палатки. Валентина купила воды и бумажные платки. Умылась, вытерла лицо. Вроде бы успокоилась. Но начала говорить и опять заплакала:

– Он говорит: ладно, мол, пусть твоя дочь живет у нас. А подруга ее, ну ты, Галочка, – нет, ни за что!

Галя потрясенно молчала, а Олеся допытывалась:

– Как это, мам?! Ты же говорила, что обо всем договорилась! – с упреком в голосе начала было она.

– Ну так и было на самом деле. Я ему сказала, что вы приезжаете вдвоем, что Галочка сопровождает Олесю, что вы везете украшения.

– Ну?

– Он не возражал. А вчера, накануне вашего приезда, не знаю, что на него нашло. Нет, говорит, и все! Дочь твоя ладно, пусть живет, а больше никого не пущу! Я говорю: «Как же так? Люди уже в пути. Куда женщине деваться? Это я их пригласила, это я их попросила об услуге, значит, я и должна обеспечить им кров».

– Ну? – опять тупо повторила Олеся.

Галя во время разговора неотрывно смотрела на Валентину Петровну, ожидая, что вот сейчас, вот-вот в ее рассказе наступит переломный момент, и все каким-то счастливым образом разрешится. У нее не было сил ни на вопросы, ни на переживания. Не было сил ни сидеть, ни идти, ни говорить, ни возмущаться. Хотелось лечь. Сначала в ванну, потом в постель. Ни пить, ни есть, ни анализировать. Только одно: лечь! Но до исполнения этого желания, такого простого, незатейливого и, можно даже сказать, элементарного, было еще очень и очень далеко.

– Я уже вчера поняла, что добром не кончится, – продолжала между тем мама Олеси. – Он вроде бы неплохой мужик, но как упрется – все, осел! Ни сдвинуть, ни переубедить, ни уговорить! Я ему: ну хоть в гости к нам человек может заехать, чаю выпить, отдохнуть с дороги? Она же подруга моей дочери. Мы все из одного города. Я не могу ее не принять! А он: нет, и все!

– Ну? – не унималась Олеся. Казалось, у нее кончились все слова, кроме этого единственного «ну».

– Вчера стала обзванивать кого знала. Дозвонилась Вере. Тоже наша, русская. Говорит: я как раз на неделю уезжаю с ребенком к морю. Пусть поживет у меня. Но только неделю. Я и тому обрадовалась. Вера сказала, что можно бесплатно. Только цветы поливать на балконе. У нее весь балкон в цветах. Она вечно мучается вопросом полива, когда уезжает. Думала соседку просить, но та уже пожилая, ей передвигаться-то тяжело, а тут полную лейку таскать надо.

Она запыхалась от быстрой ходьбы и остановилась отдышаться. Потом продолжила:

– Короче, Галочка! Сейчас мы тебя отвезем к Вере, а потом уже с Лесей доберемся сами.

Шок был настолько сильным, что все трое ошарашенно молчали всю дорогу. Галя – потому, что, будучи без копейки денег, не представляла себе жизни в одиночестве не то что неделю, но даже и два-три дня. Олеся – потому, что невольно подвела подругу, за которую, как ни крути, ответственность несла именно она. Валентина Петровна – потому, что чувствовала себя виноватой перед девчонками. И все трое – потому, что поняли в одну минуту: с каким же козлом связалась Валентина Петровна! Не захочешь ни итальянского подданства, ни домика под Римом, ни замужества вообще. Неужели после того, что произошло, можно по-прежнему быть с ним вместе?

Квартира невидимой Веры была бестолкова и захламлена. Единственным местом, где Галя чувствовала себя более-менее комфортно, был балкон. Цветов и вправду было много. Не слишком-то ухоженные, они заполоняли собой все пространство. И Галя принялась за уборку. Ей казалось, что она только слегка приберется. Вот на этом растении собрать засохшие листья, там протереть от пыли огромные горшки, кое-где взрыхлить землю, некоторые кашпо переставить. А потом все листья и цветы побрызгать холодной водой, а потом полить, а еще протереть полы, поручни балкона и стеклянную дверь на балконе.

Когда уборка была закончена, оказалось, что места немало. Его хватило для того, чтобы поставить там небольшой стульчик и малюсенький столик.

Вот на этом стульчике и сидела Галя, пребывая в печальных своих размышлениях и буквально цитируя классиков, бесконечно повторяя одни и те же вопросы: «Что делать? Кто виноват? И быть или не быть?»