Записки адвоката. Организация советского суда в 20-30 годы - Николай Владимирович Палибин

– Да разве это твой самовар?

– Как же, он у меня уже 25 лет.

– Ну, отлично, теперь моя очередь, и я буду им пользоваться 25 лет.

Хозяин обращается в суд. Ответчик говорит на суде: «Да он ему и не нужен». Судья спрашивает у истца:

– А вы чай имеете?

– Откуда же теперь чай, его и в продаже нет.

– А сахар?

– Да и сахару негде купить.

– Значит, вы чай не пьете, – делает вывод судья.

Именем РСФСР народный суд такого-то участка, заслушав дело по иску о самоваре и руководствуясь ст. 1 Гражданского кодекса, решил: в иске отказать, т. к. истец не пользуется самоваром в его социально-хозяйственном назначении. Судебные издержки возложить на истца.

Между тем ст. 59 ГК РСФСР все-таки гласит: «Собственник вправе отыскивать свое имущество из чужого незаконного владения…».

Еще пример. Сельскохозяйственные молотилки были в начале НЭПа освобождены от всяких налогов. Владельцы кинулись ремонтировать и пускать их в ход. Позднее был введен громадный налог хлебо-зерном. Мой клиент, видя такое дело, не пустил в этот сезон свою машину, и она стояла дома. Члены сельсовета заехали к нему во двор с шестью парами лошадей и увезли молотилку в степь, а затем отказались вообще ее вернуть. В суде я проиграл дело на основании ст. 1 Гражданского кодекса, и молотилка стала собственностью станичного Совета.

В дальнейшем налог был увеличен еще больше. В дополнение к этому владельцы стали заноситься на черную доску как кулаки. До коллективизации это практического значения не имело, но владельцев обязывали работать своими машинами и уплачивать налог, превышающий доход. Мой клиент был доволен, что я дело проиграл. Люди стали тогда разбивать свои машины и сдавать лом в металл-сырье. Молотилка, стоящая три или пять тысяч рублей золотом, пошла за 60–70 советских бумажных рублей.

Не могу не описать чрезвычайно любопытного применения ст. 1 ГК РСФСР еще в одном случае. Станица Полтавская (ныне Красноармейская) была вся поголовно выселена за противодействие коллективизации и населена демобилизованными красноармейцами. Один из этих новых поселенцев, женатый, получил чужую хату, хозяйство, огород и зажил новым хозяином. Но у него не было детей, он был бесплоден. У соседа же дети были. После обсуждения с женой они пригласили соседа, зарезали курицу и приготовили выпивку. За столом зашел такой разговор: «А что, товарищ, я тебе скажу, у тебя детей богато, а у меня нет ни одного. Не потрудишься ли ты и для меня? Жинка моя на это согласна». И сосед согласился.

Был заключен трудовой договор. Кроме ужина и самогона сосед получил авансом за труды 10 рублей деньгами и два отреза материи на штаны и на рубашку. Прошло девять месяцев. Результата не последовало. Был предъявлен иск в суде о возврате 10 рублей и двух отрезов материи, а также стоимости магарыча. Ответчик иска не признал, ссылаясь на то, что работал добросовестно, в доказательство чего попросил допросить в качестве свидетельницы свою жену, которая за тот же период времени родила ему мальчика. Дело разбиралось в народном суде станицы Полтавской при большом стечении новых поселенцев. Суд в иске отказал на основании ст. 1 Гражданского кодекса, так как истец использовал свою жену в ее «социально-хозяйственном назначении». Такова была мотивировка суда, конечно, ошибочная.

Этот процесс в станице Полтавской весьма исключителен и показателен по своему содержанию: он освещает нам высокий моральный уровень красноармейцев, прошедших политическое воспитание в рядах «рабоче-крестьянской Красной армии». Кроме того, самый факт вселения демобилизованных красноармейцев на чужие хозяйства показывает, что есть люди – не единицы, не десятки, а тысячи, – которым ничего не стоит воспользоваться чужим трудовым имуществом. По крайней мере, в станицу Полтавскую они приезжали эшелонами с песнями и гармониями. Да разве эта станица одна? А что произошло в Эстонии и Латвии в 1945 году, после окончания войны?

В детских домах, в школах, в Красной армии, в профсоюзах, в газетах, кино, театрах, по радио, на митингах и собраниях всех видов и по всем поводам воспитание «масс» основывается исключительно на идеях классовой борьбы, классовой ненависти как к своим, так и к заграничным классовым врагам. За 36 лет она переросла просто в ненависть человека к человеку: эгоизм, зависть, злоба, подхалимство перед сильными и какой-то садизм в отношении слабого – вот картина морального разложения, на котором вырастает новая мораль.

Однако возвращаюсь к статьям Гражданского кодекса. Я уже упоминал, что ст. 5 давала право свободного передвижения, селения в любом месте республики, выбора промысла и занятий. Она быстро отмерла. В 1932–33 годах, с введением паспортной системы и прописки по месту жительства, всякое передвижение для колхозников было окончательно запрещено, так как им паспортов не выдавали. Это было окончательное прикрепление к национализированной земле. Правда, за 100 рублей (а иногда и за литр водки) было возможно в милиции получить подложный паспорт, написанный по всем правилам особыми чернилами и с настоящей печатью, но надо было знать, где дать и как. Были и случаи убийства с целью кражи подходящего по возрасту паспорта. Мне известен случай такого преступления на станции Курганная Ворошиловской железной дороги, когда один из пассажиров был убит ночью в станционной уборной.

Отказ в прописке паспорта в больших городах – Москве, Ленинграде, Харькове, Одессе, Баку и пр. – также лишил многих свободы передвижения. Все были загнаны по социальным стойлам: крестьяне в колхоз, ремесленники в артели, адвокаты в коллективы, рабочие прикреплены к предприятиям и производству. Правда, вопреки всем этим распоряжениям, тысячи людей мотались по поездам с детьми и стариками, ища лучшей доли, проедая в пути последние гроши и продавая с себя барахло. Они оседали там, где истратили последнюю копейку на поиски. Какой-нибудь кондитер, распродав свое имущество, с женой и новорожденным ребенком едет из Омска в Сочи на берег Черного моря, так как он слышал, что там курортное снабжение и много сахара. Оказывается же, что Сочи полно кондитерами, и он вынужден поступить в леспромхоз на тяжелую, непосильную для него работу лесоруба.

Или старичок-бухгалтер из города Спас-Клепики Рязанской губернии едет на последние гроши в Святой Крест Ставропольской губернии, так как он получил письмо в прошлом году, что там в колхозах бухгалтерам кроме жалования выдают вино, соленую рыбу и баранье сало. Он прощается с голодной семьей, а на месте оказывается, что в этом году неурожай, а потому ни вина, ни соленой рыбы, ни сала не выдают. Он идет пешком за 50–60 километров в совхоз копать картошку, что едва ли даст ему возможность вернуться домой.

Смельчаки ехали ночью товарняками или на