КОНАН И ДРУГИЕ БЕССМЕРТНЫЕ - Роберт Ирвин Говард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спутник Корорака уводил его все дальше и дальше. Наконец они выбрались на поверхность, и бритт увидел над собой звездное небо.
— Вон в той стороне лежит деревушка вашего племени, — сказал пикт, указывая рукой. — Там тебя примут, и ты отдохнешь, прежде чем продолжать путешествие.
Он вернул Корораку отнятое у него оружие и, не слушая никаких возражений, вручил подарки: пищу, одежду из ткани и великолепно выделанных оленьих шкур, расшитый бисером пояс и отличный роговой лук со стрелами, искусно увенчанными обсидианом.
— Погоди! — сказал кельт, когда пикт уже повернулся уйти. — Там, в лесу, я ведь пошел по твоему следу. Следы исчезли под деревом...
В его голосе был вопрос.
Пикт негромко рассмеялся:
— Я просто вспрыгнул на ветки. Ты бы увидел меня, если бы догадался поднять голову и посмотреть вверх... Так вот, если тебе когда-нибудь потребуется друг, ты всегда обретешь его в лице Берулы, которого альбийские пикты называют вождем.
Сказав так, он отступил прочь и скрылся во тьме, а Корорак зашагал по направлению к кельтской деревне, и лунный свет озарял его путь.
ЛЮДИ ТЕНЕЙ
_Из мглы начальных дней Творенья,
Из тьмы безвременных времен
На свет явились поколенья
Рожденных первыми племен.
Мы были яростны и дики,
Путей не ведали сквозь мрак.
Но посылал нам света блики
Еще невидимый маяк.
Мы открывали континенты,
Переплывали океан.
Мы создавали монументы
По всем границам новых стран.
Мы смутно грезили о славе,
Еще не зная ей цены...
Следа и слова не оставив,
Мгновенья в вечность сметены.
Все призрачно на этом свете...
Дотлел Затерянный Огонь.
И вмяла нас во прах столетий
Стопа явившихся вдогон.
Слеза и смех, восторг и горе...
Победы, воинская честь...
Взгляни туда, где сумрак моря
Сошелся с сумраком небес.
Над нами Время волны катит
Да ветер пепел ворошит.
Ни летописец, ни ваятель
Увековечить не спешит
Наш подвиг. Только древний камень,
Один в пространстве и в ночи,
Припомнит разожженный нами Костер...
Но камень — он молчит.
Лишь камыши с печальным вздохом
Прошепчут в стылой тишине
О том, как кончилась эпоха,
И о Затерянном Огне/
Клинки сталкивались со звоном и скрежетом...
— Эйя!.. Эйя-а-а-а!.. — рвался из сотен глоток оглушительный боевой клич.
Они яростно ломили со всех сторон, втрое превосходя нас числом. Мы стояли спиной к спине, плотно сомкнув щиты и держа мечи наготове. Лезвия мечей были обагрены до самых рукоятей. Кровь заливала шлемы на головах и нагрудные латы... Доспехи составляли наше единственное преимущество перед лишенными панцирей недругами. Другое дело, что они и нагими бросались в смертельную битву с той же доблестью, как если бы их тела защищала кованая броня...
Потом настал миг, когда они откачнулись назад и какое-то время держались поодаль, выкрикивая проклятия хриплыми сорванными голосами. Кровь из ран покрывала странными узорами их тела в синей боевой раскраске.
А нас было всего тридцать!.. Три десятка — из пяти сотен, что некогда вышли, самоуверенно печатая шаг, за Адрианов вал. Во имя Зевса!.. Полтысячи человек, отправленных прорубать кровавый путь через страну, населенную варварами! Через страну, в которой еще длилась совсем другая эпоха!.. Днем мы шагали по вересковым холмам, в самом деле прорубаясь сквозь дикие орды, обезумевшие от вида и запаха крови. На ночь мы по всем правилам воздвигали укрепленные лагеря — но сквозь все укрепления, мимо бдительных часовых проникали с кинжалами в руках люди-звери, едва способные к человеческой речи!.. Битва за битвой, беспощадная резня и кровь, кровь, кровь...
И все это ради того, чтобы император, восседающий в роскошном дворце, в окружении знатных вельмож и прекрасных наложниц, получил кратенькое известие: пропала, мол, в туманных горах далекого и неизведанного Севера еще одна экспедиция...
Я повел глазами по сторонам, оглядывая своих боевых друзей. Были среди них и природные римляне, и уроженцы подчиненных земель. Я рассмотрел знакомые лица бриттов, германцев и одного огненноволосого хибернийца. Потом я посмотрел на волков в человеческом обличье, окруживших нас смертельным кольцом. Низкорослые карлики, заросшие волосами, с могучими узловатыми руками и нечесаными космами, спадающими на обезьяньи покатые лбы... Маленькие, немигающие черные глазки лучились змеиной угрозой. Они почти не носили одежды, лишь сжимали в руках небольшие круглые щиты, длинные копья да короткие мечи с клинками как лавровые листья. Среди них не было ни одного, чей рост превышал бы пять футов, но невероятно широкие плечи говорили о недюжинной силе. А если добавить к этому поистине кошачью ловкость...
...Они вновь устремились на нас беспощадным потоком. Короткий дикарский меч зазвенел о римский гладий. Дрались грудь на грудь — наши противники привыкли именно к такому бою, да и мы, римляне, учили своих солдат мастерски управляться с коротким клинком. Тут, однако, нас стали подводить обширные щиты легионеров. Этими тяжелыми щитами трудно было парировать быстрые удары, между тем как дикари только и делали, что припадали к земле, стремясь пырнуть снизу вверх...
Мы держались спиной к спине, и если кто-нибудь падал — тотчас смыкали ряды. Враги отчаянно лезли вперед, и вот уже перед самыми нашими лицами были их разрисованные рожи, искаженные звериными рычанием, а в ноздри било их дыхание, смрадное, точно у хищных зверей. Мы держались, точно выкованные из стали... Ни вересковая пустошь уже не существовала для нас, ни холмы, ни даже само время. В таких случаях человек перестает быть человеком и превращается в сражающийся механизм. Напряжение битвы стирает душу и разум, оставляя единственное: руби!., коли!., отбивай!.. Меч ломается о вражеский щит, сквозь кровавый туман пялится звериная харя, когда-то бывшая лицом человека. Бей, руби!.. Страшная морда пропадает из виду, чтобы спустя мгновение смениться другой, точно такой же свирепой...
Римская культура истаивала в нас, словно морской туман на рассвете. Я почувствовал, как снова
