Кость от костей - Кристина Генри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мэтти всегда ему верила – верила всему, что он говорил, – но теперь поняла: Уильям говорил правду. Куры шумели, особенно петухи, и могли привлечь внимание любого проходившего мимо человека, не заметившего знаки «частная собственность», о которых говорили Си Пи и Гриффин.
Если мне удастся выбраться отсюда живой (а этого нельзя было гарантировать, и когда она думала о том, сколько всего незапланированного может случиться, ее сковывал страх), я никогда больше не буду есть ни оленину, ни крольчатину, ни жареную рыбу. Буду питаться тем, что люди едят в других местах.
Правда, Мэтти не представляла, что именно они едят. Помнила только мороженое.
Доев свой несчастный кусочек хлеба, она уставилась в тарелку и попыталась вообразить, что наполняет ее едой, которую ели они с мамой и Хезер. Но алюминиевая тарелка осталась прежней – пустой, с россыпью редких крошек.
Мэтти взглянула на свою рабочую корзинку. Там было много штопки – у нее всегда было много штопки, – но она не находила в себе сил на работу. Потрясения последних суток: пещера, появление чужака, избиение, ночной поход сквозь снег, зверь, следующий за ней по пятам, запертая дверь хижины, незваные утренние гости – все это вдруг разом навалилось на нее, и ей захотелось лишь одного – лечь спать. Она не спала уже целую вечность.
Мэтти легла на диван и подложила под голову свернутое одеяло. Диван был жестким и не подходил для сна, но ей хотелось быть поближе к очагу. Впрочем, она даже не успела заметить, что диван жесткий, и уснула, едва опустив голову на свернутое одеяло.
Уильям стоял за окном.
Он стучался, стучался очень тихо, словно это был тайный шифр, который должна была услышать только она.
Она села в кровати, потерла глаза и увидела его. Мужчина махал ей рукой.
– Открой окно, – сказал он. Сквозь стекло голос звучал приглушенно.
Если бы за окном стоял кто-то другой, она бы никогда не открыла, но там был Уильям, и она спрыгнула с кровати, протащила по ковру свой деревянный стульчик и подставила его к окну. Взобралась на него – она была ниже большинства восьмилеток, и Хезер ее все время из-за этого дразнила, но мама говорила «мал, да удал», и Саманта своего роста не стеснялась.
Она не смогла бы поднять окно на полную высоту, но подняла наполовину, а дальше Уильям ей помог.
– Молодец, Сэм, – сказал он.
– А где москитная сетка? – спросила девочка.
– Здесь, – шепотом сказал Уильям; она выглянула в окно и увидела сетку, прислоненную к стене. – Впусти меня, Сэмми.
– Что ты делаешь? – спросила она, когда мужчина залез в ее комнату. – Почему не постучишь в дверь, как все?
Он был одет не так, как обычно. Вся одежда на нем была черная.
– Ты похож на ниндзя, – хихикнула она.
– Тише, – сказал он и прижал палец к ее губам. – Будь тише мыши.
– Как Элмер Фадд, когда тот охотится за Багзом Банни? – спросила она.
– Точно, – ответил Уильям и щелкнул ее по носу. – Как Элмер Фадд. Представь, что ты еще спишь; вот такой ты должна быть тихой. А я сделаю сюрприз твоей маме.
– Ого! – прошептала Сэм. – А можно я помогу?
– Ты уже помогла, – ответил он и погладил ее по голове. – Подожди меня здесь, я вернусь и все тебе расскажу.
Чьи-то руки подхватили ее; кто-то нес ее с непривычной нежностью. Мэтти очнулась ото сна, открыла здоровый глаз.
– Уильям?
– Не волнуйся, мышка Мэтти. Я тебя отнесу, – сказал он.
Уильям положил ее на кровать. Она почувствовала, как муж стягивает с нее чулки, но слишком устала и не могла сопротивляться.
– Мужчине нужны сыновья, Мэтти, – сказал он. – Я уже заждался.
В столовой лежал впечатляющий запас всякой всячины. Половину стола занимали коробки с патронами, гигантские ножи, пузырьки из коричневого стекла с предупреждающими надписями и черепами, странные круглые штуки, похожие на…
Гранаты? Неужели гранаты? Он охотиться решил или начать войну?
Мэтти никогда не видела гранату, только по телевизору.
Произнеся про себя слово «телевизор», она оторопела: только сейчас Мэтти вспомнила, что это такое. Ящик с движущимися картинками внутри; они с Хезер смотрели по этому ящику мультики и смеялись.
Каждую субботу утром мама разрешала есть хлопья с маршмеллоу перед телевизором.
Стоило подумать о хлопьях с маршмеллоу, как Мэтти ощутила их вкус. Хлопья напоминали сладкую овсянку; они были мягкими и, размокнув в молоке, разваливались, а маршмеллоу были совсем не такими, как те, что она ела у костра, а маленькими и твердыми; они хрустели на зубах. Ей нравился этот необычный хруст, и она обычно припасала их на потом, дав поплавать в молоке и выбирая одни лишь хлопья.
Хлопья. Видишь, ты вспомнила, что ела раньше. Хлопья.
У двери стояла винтовка, самая огромная, какую Мэтти видела в жизни, с гигантским дулом. Бурундук мог бы забежать в это дуло и исчезнуть там навек.
Рядом стоял гигантский капкан, переливавшийся серебром в тусклом утреннем свете. Он скалил свои громадные блестящие зубы, те, что захлопывались, когда в капкан попадала лапа животного. Мэтти попятилась, не желая приближаться к страшному устройству, хотя то было закрыто.
Глаз опух еще больше, чем вчера, мешочек с жидкостью увеличился и затвердел. Ей страшно не нравилось, что она не видит одним глазом. Казалось, сбоку от слепого глаза что-то таится.
Сапоги Уильяма застучали по крыльцу. Он стряхнул снег, ударив ногами по стене хижины, а потом дверь открылась.
Он бросил груду дров у двери.
– Разведи огонь, Мэтти. Сегодня будет холодно. Лучше весь день поддерживать огонь в очаге.
Он снова закрыл дверь. Мэтти знала, что муж пошел в сарай за яйцами на завтрак. Услышала, как он насвистывает, и потрясенно замерла.
Уильям насвистывает?
Должно быть, в городе все прошло хорошо. Она и не слышала, когда Уильям в последний раз насвистывал, хотя у него это хорошо получалось. Он мог просвистеть целую мелодию, и та была плавной, как песенка. А ведь он давно перестал свистеть, еще когда рассудил, что музыка приманивает дьявола.
Мэтти решила не говорить ничего. Если обратит на это его внимание, еще сама будет виновата, что он насвистывал и тем самым накликал
