От Путивля до Карпат - Ковпак Сидор Артемьевич

Последние группы партизан форсировали Припять уже ночью по льду, залитому водой. Всё обошлось благополучно, если не считать маленькой неприятности с несколькими волами, которых никак нельзя было заставить соблюдать необходимую дистанцию. Но это произошло недалеко от берега, и волы всё-таки выбрались на сушу.

В глуши Полесья

Мы вышли в рейд из Брянских лесов на Правобережье с мыслью, подсказанной приказом Сталина, что недалеко уже то время, когда наступит коренной перелом в ходе войны. Мы шли воодушевлённые сознанием того, что в выполнении гениального замысла Сталина и мы, украинские [95] партизаны, должны будем сыграть свою роль. И вот это время наступило.

Как раз в те дни, когда партизанское соединение вышло в район Олевска, на границу Украины и Белоруссии, и подрывники отправились к Сарнам для взрыва железнодорожных мостов на реках Горынь и Случь, наши радисты: приняли весть из Москвы о переходе Красной Армии в решительное наступление под Сталинградом. Наш удар в глубоком тылу немцев по их важнейшей коммуникации наносился одновременно с ударом Красной Армии на решающем участке фронта. Вот оно, сталинское предвидение! В район Олевск — Сарны мы были нацелены Сталиным ещё в конце августа, когда он принял нас в Кремле. Теперь — конец ноября. Значит то, что происходит сейчас, было во всех деталях предусмотрено Сталиным почти три месяца назад!

Здесь, в глуши Полесья, мы боролись в тесном взаимодействии с Красной Армией, чувствовали себя частицей войск Сталинградского и Юго-Западного фронтов, перешедших в наступление. Нужно ли говорить, как это поднимало дух наших бойцов и командиров!

Партизанская артиллерия выезжает на огневые позиции

Когда партизанское соединение перешло Припять, немецкие войска, разбросанные в Полесье небольшими гарнизонами по местечкам, окружённым труднопроходимыми лесами и болотами, начали рыть окопы и приспосабливать для обороны все каменные здания. В местечке Лельчицы, на берегу реки Уборть, немцы при нашем приближении очистили окраины и укрепились в центральном квартале и в парке. Вместе с полицейскими, сбежавшимися из окрестных сёл, гарнизон местечка составлял около 300 человек.

Из села Буйновичи я связался по телефону с немецкой комендатурой в Лельчицах. Потребовал коменданта, но его не оказалось. Со мной разговаривал какой-то офицер, довольно прилично изъяснявшийся по-русски. Не знаю, известно ли ему было уже об ударе, нанесенном Красной Армией немецкой группировке под Сталинградом, но этот волк уже напялил на себя овечью, шкуру и научился блеять.

— Что вы хотите? — спросил он, когда я сказал, что с ним разговаривает командир части Красной Армии, действующей в тылу немцев.

— Хочу, чтобы и духа вашего не осталось на советском земле… — ответил я. [96]

— Да, собственно говоря, я и сам непрочь поехать домой, — сказал он.

— В чём же дело?

— Да, видите ли, у меня есть начальник, и разговаривать с ним на эту тему совершенно невозможно, ori фашист.

— А вы кто такой?

— Я просто немецкий офицер.

— Приказываю гарнизону сложить оружие, в противном случае все вы без различия будете уничтожены.

— Хорошо, я передам ваш ультиматум своему начальнику.

Этот разговор происходил 23 ноября. В ночь на 26 ноября партизанские роты подошли к Лельчицам с разных сторон и окружили центр местечка, где засел немецкий гарнизон. Артиллеристы подтащили 76-мм пушку к каменному зданию, превращённому немцами в главный опорный пункт своей обороны. Утром по этому зданию был открыт орудийный огонь с расстояния в 80–100 метров. Окопы в парке взяли под обстрел миномётчики. Несколько часов продолжалось это побоище. Потом партизаны говорили: «В Лельчицах мы ходили по щиколотку в крови немцев». Был уничтожен весь гарнизон. Спасся только начальник гарнизона, под каким-то предлогом укативший из Лельчиц сразу же после того, как ему стал известен наш ультиматум.

27 ноября партизанское соединение расположилось в полесских сёлах Глушкевичи, Милашевичи, Приболовичи., Это — в лесах между Лельчицами и Олевском, вблизи железной дороги Сарны — Коростень. Отсюда группы наших подрывников нанесли удар по сарнскому железнодорожному узлу. Было взорвано девять больших железнодорожных мостов на участках Сарны — Лунинец, Сарны — Ковель, Сарны — Ровно, Сарны — Коростень, то-есть нарушено движение на всех дорогах, скрещивающихся в Сарнах. Работа сарнского железнодорожного узла была полностью парализована на полтора месяца.

Эта операция получила у нас название «Сарнского креста». Все мосты были взорваны одновременно пятью ударными группами, выступившими из Глушкевичей в ночь на 30 ноября. У каждого моста происходило одно и то же. Наши группы появлялись внезапно и бросались на штурм с возгласами: «За Сталина, за Родину!» Немецкая охрана нигде не успела открыть огонь. Партизаны уничтожили её, не потеряв при этом ни одного человека. [97]

После взрывов мостов подрывники развесили на уцелевших звеньях огромные кормовые тыквы: взрывчатых веществ нехватило. Как и следовало ожидать, немцы решили, что тыквы не зря повешены, что внутри их несомненно находятся адские машины партизан. Потом об этих тыквах ходили легенды. Крестьяне рассказывали нам, что специальная техническая комиссия немцев больше двух недель ломала себе голову, пытаясь разгадать секрет механизма скрытых в тыквах мин. И подойти к ним боялись, издали всё разглядывали, в бинокль, и расстрелять не решались: как бы не взлетело в воздух и то, что уцелело от моста.

Штаб партизанского соединения всё это время стоял в Глушкевичах. Это большое село с нашим приходом после разгрома немецкого гарнизона в Лельчицах стало центром целого партизанского района. Глушкевичи были связаны телефоном со всеми сёлами, в которых стояли наши отряды. Отсюда принятые партизанской радиостанцией сводки Совинформбюро, сообщения о победах Красной Армии под Сталинградом распространялись по всему южному Полесью. Эти сводки, как боевой клич, поднимали народ на борьбу; с вражескими захватчиками.

В Глушкевичи к нам пришёл небольшой партизанский отряд из села Ельск. На наших глазах этот отряд, насчитывавший несколько десятков бойцов, вырос до 200 человек. Мы вооружили его, подучили и отправили обратно в свой район для самостоятельной работы. Непрерывно росли и ряды наших батальонов.

Одна группа добровольцев в несколько десятков человек подошла к нашему штабу строем, под командой.

— Прибыло пополнение, — отрапортовал мне командир.

Жители соседних сёл Боровое, Шугалей, Рубеж постановили на общих собраниях закрыть для движения немцев все дороги и сейчас же приступили в своём районе к разборке мостов и устройству завалов. Польское население Будки Войткевицке ещё до нашего вступления в эту деревню вынесло на собрании решение произвести сбор мяса, картофеля и фуража для партизан.

Прошло около месяца, прежде чем немецкое командование сумело подготовиться к активным действиям против нас. 22 декабря, сконцентрировав в районе села Хочин крупные силы отборных частей СС и жандармерии, немцы повели наступление на Глушкевичи. Наступало пять батальонов двумя группировками, с запада и юго-востока. После ожесточённого боя, продолжавшегося непрерывно день и [98] ночь 22–23 декабря, нам пришлось принять решение об отрыве от противника. Все дороги были перехвачены немецкими войсками.

Избранный нами маршрут проходил через село Бухча Туровского района. Это село оказалось занятым батальоном немцев. Мы рассчитывали прорваться через Бухчу, опрокинув немецкий гарнизон внезапным ударом с хода, но это не удалось. Передовые роты партизан на подступах к селу были встречены ураганным огнём из домов, в которых немцы уже успели укрепиться. Партизанам, третьи сутки не имевшим ни минуты отдыха (бой, потом ночной марш), пришлось, чтобы пробить себе дорогу через село, каждый дом брать штурмом, выбивать из него немцев пушками.