Собрание сочинений в 12 т. Т. 3 - Верн Жюль Габриэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Отлично, - заявил майор, - теперь дело за нашим другом Паганелем. Хорошо, что ему пришло в голову изучать испанский язык!
Позвали Паганеля. Он немедленно прибежал и приветствовал патагонца с чисто французской грацией, которую тот, по всей вероятности, не смог оценить. Географу тотчас же рассказали обо всем.
- Чудесно! - воскликнул он.
И, широко открывая рот, чтобы яснее выговаривать, он проговорил:
- Vos sois um homem de bem! [30]
Туземец внимательно слушал, но ничего не отвечал.
- Он не понимает, - промолвил географ.
- Быть может, вы неправильно произносите? - высказал предположение майор.
- Возможно. Произношение дьявольское!
И Паганель снова повторил свою любезную фразу, но результат был все тот же.
- Изменим фразу, - сказал географ и произнес медленно и внушительно: - Sem duvida, um Patagвo? [31]
Тот попрежнему молчал.
- Dizeime! [32] - добавил Паганель.
Патагонец и на этот раз не проронил ни слова.
- Vos compriendeis? [33] - закричал Паганель так громко, что едва не порвал себе голосовые связки.
Было очевидно, что индеец ничего не понимал, так как, наконец, ответил по-испански:
- No comprendo [34].
Теперь настала очередь Паганеля изумляться, и он с видимым раздражением спустил очки со лба на глаза.
- Пусть меня повесят, если я понимаю хоть слово на этом дьявольском наречии! - воскликнул он. - Повидимому, это арауканское наречие.
- Да нет же, - отозвался Гленарван, - этот человек, несомненно, ответил по-испански.
И, повернувшись к патагонцу, он вновь спросил его:
- Espaсol?
- Si, si! [35] - ответил туземец.
Паганель остолбенел от удивления: Майор и Гленарван переглянулись.
- Я боюсь, мой ученый друг, - начал, слегка улыбаясь, майор, - не произошло ли здесь какого-нибудь недоразумения и не стали ли вы жертвой своей рассеянности, которая, как мне кажется, вас неотступно преследует?
- Что? Что? - насторожился географ.
- Дело в том, что патагонец, несомненно, говорит по-испански.
- Он?
- Да, он! Не изучили ли вы случайно какой-нибудь другой язык, приняв его…
Мак-Наббс не успел договорить. Негодующий возглас Паганеля, сопровождаемый возмущенным пожатием плеч, прервал его.
- Вы слишком многое позволяете себе, майор, - сказал Паганель сухо.
- Так почему же вы его не понимаете? - ответил Мак-Наббс.
- Не понимаю его потому, что туземец говорит на плохом испанском наречии, - ответил раздраженно географ.
- Вы считаете, что он говорит на плохом наречии, потому что не понимаете его? - спокойно сказал майор.
- Послушайте, Мак-Наббс, - вмешался Гленарван, - ваше предположение невероятно. Как ни рассеян наш друг Паганель, но вряд ли можно допустить, чтобы он вместо одного языка изучил другой.
- Тогда, дорогой Эдуард, или лучше вы, почтенный Паганель, объясните мне происходящее.
- Я ничего не хочу объяснять, - ответил географ. - Я свидетельствую: вот книга, по которой я ежедневно изучал испанский язык. Взгляните на нее, майор, и вы увидите, что я не ввожу вас в заблуждение!
С этими словами Паганель начал рыться в своих многочисленных карманах и спустя некоторое время вытащил весьма потрепанный томик и торжествующе подал его майору. Тот взял книжку и взглянул на нее.
- Это что за литературное произведение? - спросил он.
- Это «Луизиада», - ответил Паганель, - великолепная героическая поэма, которая…
- «Луизиада»? - воскликнул Гленарван.
- Да, друг мой, не более не менее, как «Луизиада» великого Камоэнса!
- Камоэнса? - повторил Гленарван. - Но, бедный друг мой, ведь Камоэнс португалец! Вы, значит, в течение шести недель изучаете португальский язык!…
- Камоэнс… «Луизиада»… Португальский язык… - вот все, что мог пролепетать Паганель.
Глаза его под очками смущенно забегали, тотчас раздался гомерический смех обступивших его спутников.
Патагонец и бровью не повел. Он спокойно ждал объяснения этой непонятной ему сцены.
- Ах, я безумец, ах сумасшедший! - воскликнул, наконец, Паганель. - Так вот что произошло! И все это не шутка! Все это произошло со мной! Да ведь это вавилонское смешение языков! Ах, друзья мои, друзья мои! Подумайте только: ехать в Индию и очутиться в Чили! Изучать испанский язык, а выучить португальский! Нет, это слишком! И если так будет продолжаться, то в один прекрасный день вместо того, чтобы выбросить в окно свою сигару, я выброшусь сам!
Наблюдая, как Паганель относится к своему злоключению, видя, как он переживает эту досадную неудачу, нельзя было не смеяться, и он первый подал тому пример.
- Смейтесь, друзья мои, смейтесь от всей души! - повторял он. - Поверьте, я сам больше всех смеюсь над собой! - Тут он так захохотал, как, по всей вероятности, не хохотал ни один ученый в мире.
- Тем не менее мы все же остались без переводчика, - промолвил майор.
- О, не приходите в отчаяние, - отозвался Паганель, - португальский и испанский языки настолько схожи, что я даже перепутал их, но это сходство поможет мне быстро исправить ошибку, и вскоре я смогу поблагодарить этого достойного патагонца на языке, которым он столь хорошо владеет.
Паганель не ошибся, ибо через несколько минут ему удалось обменяться с туземцем несколькими словами. Географ узнал, что патагонца зовут Талькав, что на арауканском языке значит «громовержец». По всей вероятности, это прозвище было ему дано благодаря его искусству в обращении с огнестрельным оружием.
Но особенно обрадовался Гленарван тому, что патагонец оказался профессиональным проводником по пампе. Встреча с патагонцем являлась такой необыкновенной удачей, что все окончательно уверовали в успех экспедиции, и никто больше не сомневался в спасении капитана Гранта.
Между тем путешественники вернулись с индейцем к Роберту. Мальчик протянул руки к туземцу, и тот безмолвно положил ему на голову руку. Он осмотрел мальчика, ощупал ушибленные места. Затем, улыбаясь, пошел к берегу реки, сорвал там несколько пучков дикого сельдерея и, вернувшись, натер ими тело больного. Благодаря этому чрезвычайно осторожному массажу мальчик почувствовал прилив сил, и было очевидно, что несколько часов покоя поставят его на ноги.
Итак, было решено, что этот день, а также следующую ночь посвятят отдыху. К тому же надлежало обсудить и решить два важных вопроса: о пище и о транспорте. Ни съестных припасов, пи мулов у путешественников не было. К счастью, с ними был Талькав. Теперь этот проводник, привыкший сопровождать путешественников вдоль границы Патагонии, один из самых умных местных бакеанос, взялся снабдить Гленарвана всем необходимым для его небольшого отряда. Он предложил отправиться в индейскую «тольдерию» (деревню), находившуюся всего в четырех милях от них, где, по его словам, можно достать все необходимое для экспедиции. Это предложение сделано было наполовину при помощи жестов, наполовину при помощи испанских слов, которые Паганелю удалось понять. Оно было принято. Гленарван и его ученый друг, простившись с товарищами, немедленно направились вслед за проводником-патагонцем вверх по течению реки.
Полтора часа они шли быстро, едва поспевая за великаном Талькавом. Вся прилегавшая к подножию Кордильер местность отличалась красотой и замечательным плодородием. Сменяя друг друга, тянулись тучные пастбища. Казалось, тут свободно могло прокормиться стотысячное стадо жвачных животных. Широкие пруды, соединенные между собой частой сетью речек, обильно питали влагой зеленеющие равнины. Черноголовые лебеди игриво плескались в этом водяном царстве, оспаривая его у множества страусов, резвившихся среди льяносов [36]. Царство пернатых, шумное, яркое по краскам, было очень разнообразно. «Изакас» - изящные, серенькие с белыми полосками горлицы - и желтые «кардиналы» красовались на ветвях деревьев, словно живые цветы. Перелетные голуби мчались куда-то вдаль, и стая разнообразных воробьев - «чинголос», «ильчуэрос», «монхитас» - преследовали друг друга, наполняя воздух пронзительным чириканьем. Жак Паганель восторженно любовался всем окружающим, и с его уст непрерывно срывались восклицания, к большому удивлению патагонца, считавшего вполне естественным, что по воздуху летают птицы, на прудах плавают лебеди, а на лугах растут травы. Ученому-географу не пришлось ни жалеть о предпринятой прогулке, ни жаловаться на ее продолжительность. Они уже достигли становища индейцев, а ему показалось, что он только что пустился в путь. Тольдерия раскинулась в глубине долины, сжатой отрогами Анд. Здесь, в шалашах из ветвей, жило человек тридцать туземцев-кочевников, которые пасли огромные стада тучных коров, быков, лошадей и овец. Они перегоняли их с пастбища на пастбище и всюду находили для своих четвероногих питомцев обильную пищу.
