Севера (СИ) - Дмитрий Николаевич Матвеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все плохо, — изрек он, наконец. — Нынче под утро небо ясное было, я ходил звезды глядеть.
— И что интересного увидел?
— Ничего, однако, не увидел, — зло огрызнулся якут. — Всё хорошо на небе, все правильно. Все звезды на месте. Правильные звезды, такие, как должны быть.
— А что же не так? — не отставал Бородулин.
— Да все не так! Земля неправильная, другая земля.
Юра уже почти кричал.
— Там ручей, — он тыкнул чубуком трубки куда-то в сторону леса. — А должна быть скала. На ней всегда птицы гнездились. Где сейчас эта скала? Где птицы? Нет ничего, все не так! Где должен ручей быть, там гора. Где должна гора быть, там болото. Где Ангара текла, там лес растет. Почему так? Кто это сделал?
Андрей, застигнутый врасплох этой вспышкой эмоций, обескураженно молчал. Юра же продолжал, уже не слишком обращая внимание на своего собеседника:
— Ты дом свой хорошо смотрел?
— Ну-у-у…
Вообще-то Бородулину было не до разглядывания деталей, дел и без того хватало. Запасы есть, крыша над головой есть — что еще надо?
— Дом, как дом, — пожал он плечами.
— Ты бревна погляди!
Юра тыкнул пожелтевшим от табака пальцем в стену.
— А что с ними не так?
— А все не так. Ты смотри, смотри. Видишь? Они с виду, вроде, топором тесаны, но все зарубки на каждом бревнышке одинаковы. Все трещинки сходятся одна к одной. А засовы? Пойди, глянь! Все до последней царапины повторяется. Не руками дом этот ставлен.
— А как же, в таком случае? — растерялся Бородулин.
— Ты видал, как детишки играют? Достают из шкафа коробку, а потом начинают вынимать из нее игрушки. Взяли елочки, домики, поставили на стол. Потом из другой коробки зверушек взяли, среди деревьев поставили.
— Ты думаешь, и нас всех вот так же, как из коробки, сюда переставили?
— А как же еще? — фыркнул якут и принялся было раскуривать погасшую трубку.
Но, едва достав из кармана спички, добавил:
— Что больше — человек или тайга?
— Тайга, конечно, — недоуменно ответил Андрей. — А к чему ты спрашиваешь?
— А к тому, что малое к большому добавляется, а не наоборот, — завершил Старый Юра и чиркнул, наконец, спичкой.
Какое-то время они сидели молча. Якут сосредоточенно пыхал своей трубкой, а Бородулин пытался уложить в голове только что услышанное. Если честно, подобные мысли возникали и у него, но он гнал их, полагая, что объяснения произошедшему нужно искать, не привлекая фантастику. Но сейчас он видел — уж больно хорошо укладывались все факты в эту версию. Ладненько так укладывались, плотненько, один к одному. И это было плохо. Это означало, что никто из них вернуться домой уже не сможет. Что они тут застряли навсегда. А что значит неполных три десятка человек? Да ничего. Съедят они найденные продукты, кончится бензин, выйдет из строя электроника, сломаются стальные инструменты — и здравствуй, каменный век. Не хотелось, очень не хотелось принимать это вот так, на веру. Пусть и с вескими Юриными доводами.
— Ты думаешь, это другая земля? — переспросил он якута.
— Я не думаю, я это знаю, вижу, чувствую. Я всю жизнь по лесам ходил. Вдоль Енисея ходил, вдоль Ангары. Каждую речку знал, каждый камень. Знал, где какой зверь водится, где какая рыба ловится. Это был мой дом. А теперь у меня нет дома.
В голосе Старого Юры Андрей с удивлением услышал горечь.
— У тебя там осталась жена, дети?
— Жена моя давно умерла. Мои дети выросли и живут теперь в городах, никто из них не захотел по-настоящему познать лес. А теперь у меня нет и моего леса.
Андрей немного помолчал, потом начал говорить. Медленно, подбирая слова:
— У всех нас там осталось что-то или кто-то. Жилье, работа, близкие люди, вся прошлая жизнь. Если ты прав, то все, что сделал каждый из нас там, раньше, теперь перечеркнуто. Все равно, что и не было ничего. Теперь нам всем с начала начинать надо, с нуля. Вот мы нашли этот дом, пытаемся сделать его своим. Потом, как обживемся, примемся другие дома ставить. Столько, сколько потребуется, чтобы всем хватило. А ты…
Посмотри, тут большой лес. Такие же деревья, такая же трава, такие же звери. Почему бы тебе не сделать его своим домом?
Бородулин завершил речь, внутренне выдохнул. Глянул искоса на Юру. Тот сидел, глядя в сторону, но чувствовалось — слушал внимательно. Поняв, что продолжения не будет, он повернулся к собеседнику.
— Ни к чему меня утешать, — ворчливо ответил он. — Я в состоянии принимать вещи такими, какие они есть. Ты правильно сказал — у всех на той земле осталась старая жизнь. Но большинство твоих людей молоды. У них, да и у тебя самого, впереди еще вся жизнь. А я действительно старый. Мне осталось жить совсем немного. Я могу не успеть построить новый дом для себя.
— Но ты можешь хотя бы попытаться. Хотя бы начать…
Юра, по своему обыкновению, надолго замолчал. И тут Андрея осенило: якут проговорился. Случайно ли, намеренно ли, но вот только что он прямо сказал, что ему самому уже почти ничего не нужно, имущества у него нет, да оно ему и не нужно. А передать нажитое — опыт, знания — просто некому. А ведь для него это важно, не зря же он с тем парнишкой возится. Радуясь своему озарению и, одновременно, стараясь скрыть эту радость, Андрей спросил:
— Скажи, Юра, этот твой тезка, он сможет научиться понимать лес? Ты ведь не просто так его выбрал?
Якут отвернулся и принялся сосредоточенно — слишком сосредоточенно — выколачивать свою трубку о ближайшее полено.
— Ты умеешь видеть чуть больше остальных, — проворчал он, — потому ты и начальник. Но не обо всем стоит говорить вслух.
Это было уже понятно: Старый Юра, фактически, подтвердил его догадку, но из упрямства и каких-то своих суеверий не хочет говорить об этом вслух. Понятно стало и то, что нужно сказать дальше:
— Наш биолог утопил свое ружье. У него был как раз двадцатый калибр, как у тебя. Ружья больше нет, но осталось два десятка патронов с различной дробью. Хозяину они больше не нужны, а тебе пригодятся.
— Это хорошо, однако, патроны я возьму. Но, — тут якут хитро прищурился, отчего его глаза, и без того не слишком большие, превратились в щелочки, — ты ведь хотел говорить не о патронах.
— От тебя ничего не скроешь, — польстил Бородулин. — Да, я хотел говорить еще и
