Анатолий Собчак. Отец Ксении, муж Людмилы - Юрий Шутов

Мое искреннее изумление было настолько сильным, что потребовалось значительное усилие, прежде чем продолжить разговор. Лихорадочно соображая, пришлось, скрадывая время, безотрывно пить обычно не употребляемый мною, к тому же несладкий, кофе. Чтобы не удивить уже самого мистера Тацолли, мне, как представителю официального Ленинграда, спешно требовалось найти объяснение столь странного незнания сообщенного мне факта. Сам поиск объяснения явно смахивал на возникшие трудности при братании незнакомых «детей лейтенанта Шмидта», описанные Ильфом и Петровым, поэтому пришлось вкрадчиво наплести главе Центра, что мне это, якобы, достаточно хорошо известно, но наше руководство хотело бы теперь зарегистрировать вторую лицензию, уже на имя самого городского Совета. Мистер Тацолли, смыв с лица улыбку блаженного, вежливо сообщил мне, что дважды лицензия в одном и том же городе зарегистрирована быть не может. Его всемирно известной и уважаемой организации совершенно безразлично, на кого оформлена единственно возможная лицензия — на частное или юридическое лицо. Проинформировав, он резко поднялся из глубокого кожаного кресла, которое облегченно вздохнуло. Затем, машинально проведя рукой вдоль застегнутых пуговиц пиджака и брюк, дал мне понять, что его, к сожалению, уже где-то ждут. Пришлось откланяться и убраться вон.

Минут двадцать я слонялся в нижнем огромном холле этого небоскреба и пытался вникать в смысл каких-то вывесок, пока не заметил вышедшего из лифта «гостеприимного» Тацолли. Удостоверившись, что он уехал, я вновь поднялся к нему в офис, где уже знакомой секретарше посокрушался о поспешном отъезде ее шефа, не дождавшегося моего возвращения. Затем, подарив матрешечный сувенир из России, попросил, разумеется, для экономии времени шефа, показать регистрационный материал моего родного города. То ли матрешка ей понравилась, то ли сама моя просьба показалась секретарше естественно-безобидной, в общем, она, не переставая улыбаться, быстро нашла тоненькую аккуратную папочку с надписью «Ленинград», которую я не только смог внимательно просмотреть, но и сделал ксерокопии нужных мне документов. В этой папке было много любопытного. Расстались мы с секретаршей очень довольные друг другом.

Из скопированных документов следовало, что скромно оплачиваемый профессор Шлепков из ленинградского Политехнического института им. Калинина всего за каких-то жалких 90 тысяч долларов оформил на свое собственное имя лицензию о регистрации в нашем городе филиала Международного Торгового Центра. Среди прочих документов имелось ходатайство на бланке ленинградского городского Совета народных депутатов с просьбой к мистеру Тацолли оформить эту регистрацию на частное лицо. Это ходатайство было подписано тогда уже не работавшим заместителем бывшего председателя исполкома. А 90 тысяч долларов за Шлепкова, как явствовало из копии банковского поручения, внесла некая немецкая фирма, зарегистрированная в городе Эссене, ФРГ.

Мне в свое время довелось недолго жить в этом западногерманском городе, столице Круппа. Там у меня остались приятели. Однако по моей телефонной просьбе найти эту фирму они так и не смогли.

Возвратившись домой, в отчете о командировке я подробно описал Собчаку портрет первого городского «монополиста», получившего «эксклюзивное» право на источник нужной Ленинграду всемирной коммерческой информации. Без ее знания любому проходимцу предоставлялась широчайшая возможность обворовывать жителей буквально при каждой закупке товаров и продовольствия за границей. Причем независимо от того, кто ее оплачивал. «Патрон» долго не мог понять механизма грабежа, а когда дошло, тут же распорядился найти и пригласить «профессора-монополиста».

Прибывший через несколько дней ученый-«политехник» довольно равнодушно выслушал грозное требование «патрона» отдать свою лицензию городу и, вместо этого, тихим голосом профессионального картежника предложил интересующий Собчака документ выкупить «всего» за один миллион долларов(!). «Патрон» как-то даже опешил. В таком состоянии он выпроводил «информационного монополиста», сообщив мне, что «подобные типы среди ученых не редкость».

Я не выказал Собчаку никакой реакции. К тому времени я уже неплохо представлял себе, с кем имею дело.

На этом эпизоде я остановился так подробно, дабы показать: в ряду ленинградских профессоров, получавших доходы, так сказать, не облагаемые налогом, Собчак был далеко не одинок и тем более не самый выдающийся. С остальными он разнится лишь суммой банковского счета. Ведь «патрон» приторговывал, как правило, возможностями своего кресла. Общеизвестно: большого ума не надо, чтобы за личное вознаграждение и самые что ни на есть вульгарные взятки предоставлять иностранцам и прочей публике невидимые для непосвященных режимы наибольшего благоприятствования, порой вместе с продажей по дешевке городской недвижимости. На путь коррупции с ее замысловатым каучуковым определением Собчак вступил задолго до избрания его депутатом. Но пусть об этом напишут воспоминания его коллеги по университету, «ученики» и взяткодатели, если, конечно, найдутся среди них смелые.

Справедливости ради нужно напомнить: первым, публично сказавшим о Собчаке правду, был адмирал Томко, предупредивший всех, что под благопристойной маской университетского ученого-юриста скрывается мелочная душонка обыкновенного жулика. Собчак с помощью своего давнего подручного адвоката Шмидта (не сын лейтенанта) тут же бросился судиться с ясновидящим и, естественно, победил, так как смелый адмирал, обладая уникальной проницательностью, тогда еще не располагал практически никакой фактурой. И к тому же ошибся, ибо Собчак не «обыкновенный» жулик, а «выдающийся». Кстати, «патрон» с трудом и большими потерями личного времени выиграл этот «судебный процесс века». Потом он сильно сокрушался относительно неповоротливости и неуправляемости судей и шутя дал мне слово, что как только возьмет в свои руки власть по-настоящему, то первых, кого «патрон» сделает «карманными», лишив даже права совещательного голоса, — это суд и прокуратуру, дабы впредь, как он выразился, «не теряя ни минуты, уничтожать всяких там томко прямо в зародыше».

Предполагаю, что впоследствии с судом и прокуратурой он свое слово сдержит. Хотя до ухода на пенсию городского прокурора Д. Веревкина ему эта затея не очень удавалась. Но люди есть люди, и понять их можно: остаться без работы в это жуткое своим обнищанием время, да еще имея, скажем, семью, охотники вряд ли найдутся. Поэтому речь о правосудии среди большинства служителей Фемиды и не идет, выжить бы.