Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - Сергей Хрущев

Никакой подводной лодки между «Гагариным» и «Комилес» не было. Все три в тот момент плутали в Саргассовом море. Так что или акустики с авианосца «Эссекс» намудрили, или Сорренсен тут приложил руку.

В протокольных записях заседания Президиума ЦК в ночь с 22 на 23 октября есть четыре строки из выступления Хрущева, относящиеся к следующим на Кубу судам. Первое: «Корабли, которые идут в Средиземном море, вернуть в Черное море. Вооружение и воинские соединения с пути вернуть», и чуть дальше: «Дать команду на возвращение кораблей, тех, которые еще не дошли. Все соглашаются, что это правильно».[88] С другой стороны, в принятом на том же заседании послании Кеннеди (я его процитировал выше) говорится обратное. Как объяснить это противоречие? Скорее, его просто не существовало, одно дело фразы, произнесенные отцом в процессе обсуждения, а другое — окончательный документ. Последний отражает позицию, занятую советским руководством, а все остальное — это только мнения.

Теперь факты. 24 октября в 2.30 ночи по восточно-американскому времени Агентство национальной безопасности США, специализирующееся на перехвате радиосообщений, зафиксировало радиограмму, переданную из Одессы. Расшифровать ее не удалось, но, получив ее, согласно докладу разведки американского военно-морского флота, шесть судов «или остановились, или изменили курс».

Если учесть восемь часов разницы во временных поясах между Москвой и Вашингтоном, то в 2.30 ночи на Восточном побережье США в Москве было 10.30 утра. Примерно тогда собрался Президиум ЦК и, вероятно, принял окончательное решение о приостановке движения. Указание носило пометку «Срочно», и передали его без задержки.

Так что приведенный мною пересказ из книжки Роберта Кеннеди — выдумка, а вот доклад отцу по телефону в шесть вечера по Москве, десять утра на линии американской блокады, что в районе Кубы все спокойно — чистая правда. Там ничего не происходило. Согласно американским разведданным, в момент описанного в книге «перехвата» «Гагарин» не дошел до линии карантина 500 миль, а «Комилес» — все 800.

В истории Карибского кризиса прочно утвердились две версии: одна — кинематографически напряженная, другая — рутинно документальная. Я привел обе, но первая мне нравится больше.

Из всех судов, следовавших на Кубу, одно привлекало особое внимание американцев — сухогруз «Полтава», вышедший, как они считали, из Одессы, а на самом деле — из Севастополя.

ЦРУ имело информацию от своей агентуры, что на «Полтаве» находятся боеголовки для ракет. Американская разведка фиксировала каждый шаг подозрительного судна, она даже знала, что в судовых документах «Полтавы» пунктом назначения первоначально значился Алжир.

Сейчас, когда многие тайны раскрылись, можно с уверенностью сказать, — «Полтава», так же как и четыре других, не привлекших столь пристального внимания американцев сухогруза — «Альметьевск», «Николаев», «Дубна» и «Дивно-горек», везли Р-14 и сопутствующее им оборудование.

За «Полтавой» американцы следили не отрываясь. Скрупулезно зафиксировали, что она вместо Алжира направилась к Гибралтарскому проливу и вышла в Атлантический океан. После не прошедшей незамеченной встречи в океане с тремя советскими подводными лодками, по сведениям ЦРУ, принадлежавшими Северному флоту, подозрения усилились, превратились почти в уверенность.

Дальше путь лежал к берегам Кубы. «Полтава», «Альметьевск», «Николаев», «Дубна» и «Дивногорск» оказались среди тех судов, которые получили 24 октября команду повернуть домой.

Строительство на Кубе продвигалось споро. Донесения от Плиева дышали оптимизмом. Отец продолжал держаться твердой позиции — главное, выиграть время, закончить работы по установке ракет. Поэтому очень кстати пришлось полученное 24 октября послание исполняющего обязанности генерального секретаря ООН У Тана, предложившего, прекратив на несколько недель перевозку вооружения на Кубу и сняв на этот срок блокаду, попытаться найти взаимоприемлемое решение. Отец ухватился за эту идею и снова предложил совещание в верхах.

Кеннеди с порога отверг всякую возможность диалога. Пока ракеты находятся на Кубе.

Так же он ответил и Бертрану Расселу. Старый философ считал принятые США меры излишне жесткими, а их бескомпромиссную позицию опасной. Он призывал к поиску путей примирения. Кеннеди написал в своем послании: «Мне кажется, вы бы лучше обратили ваше внимание на взломщика, а не на тех, кто поймал его с поличным».

Здесь президент перегнул палку, речь шла всего лишь о неугодном ему госте, заглянувшем к соседу.

Отец использовал любые возможности донести свое понимание событий до оппонента. В ту беспокойную среду он принял американского бизнесмена Уильяма Нокса. Отца интересовали не его деловые предложения, он хотел через него еще раз разъяснить президенту Кеннеди свою позицию.

Отец обращал особое внимание на то, что и баллистические, и зенитные ракеты находятся под строгим контролем Москвы. На ракетных базах нет ни одного кубинца. Отец сказал Ноксу, что времена изменились, исключительное положение США ушло в прошлое и теперь им придется привыкать к соседству советских ракет на Кубе, как мы научились жить, имея под боком в Турции американские «Юпитеры».

В отношении блокады он продемонстрировал жесткую позицию: никаких унижающих достоинство великой державы компромиссов. Если совершат нападение на советские торговые суда, именно так он квалифицировал их остановку и досмотр, то мы примем ответные меры и, если не останется другого выхода, потопим агрессора.

Слова отца в Вашингтоне учли. Ни одно советское судно пока не подверглось задержанию. Государственный департамент запросил посла США в Анкаре Раймонда Хейра о возможной реакции турецкого правительства на демонтаж «Юпитеров». Аналогичное послание ушло в штаб-квартиру НАТО.

Благодаря сдержанности обоих лидеров, критическая среда закончилась благополучно. Несмотря на воинственные заявления, де-факто выработались взаимоприемлемые на ближайшие день-два, условия соблюдения блокады: мы не совались с запретными грузами, они пропускали остальные наши суда беспрепятственно. Равновесие установилось очень шаткое.

Разведывательные самолеты над Кубой летали теперь ежедневно. Не только У-2, но и дважды в день, утром и вечером, восемь низколетящих разведчиков. Фиксировались мельчайшие детали. Экспонированная фотопленка исчислялась десятками тысяч метров. Например, 24 октября она составила более 40 км в длину. Конечно, обработать ее всю не представлялось возможным, в первую очередь изучались фотографии знакомых районов.