Рубеж. Пентакль - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И правда! Посажу, поливать буду, ухаживать!.. – радостно воскликнула биологичка. Настолько радостно, что Владиславу Викторовичу стало несколько неудобно. Ганна это заметила и смутилась.
Чай все-таки выпили.
3– Ты бы зашел к Ганне Петровне, – внезапно предложил директор. – Чего-то, я тебе скажу, с ней не так.
Владислав Викторович недоуменно моргнул.
– Почему – не так? Мы с ней всего час назад виделись. На большой перемене.
– А все-таки зайди! – Директор, видевший паленого волка, нахмурился. – На чай напросись, что ли. Вы ж друзья!
Он был единственным, кто говорил физику «ты». Не просто говорил, но требовал, чтобы молодой завуч, в свою очередь, «тыкал» ему. Владислав Викторович, подумав, не стал возражать. В каждой касте свои обычаи.
– Зайди! – упрямо повторил директор школы. – Не шучу я.
Владислав Викторович вспомнил, что они с Ганной не пили чай больше месяца. Это была первая странность. Имелась и вторая: Ганна Петровна, прежде никогда ничем не болевшая, три раза брала бюллетень. Физик задумался и самокритично обвинил себя в черствости.
В гости он напросился неожиданно легко.
О методиках преподавания на этот раз не говорили. И ни о чем другом тоже – чай пился молча. Ганна казалась серьезной и очень спокойной.
Девушка действительно изменилась. В шумном школьном коридоре и в тесной учительской такое заметить сложно, но сейчас Владислав Викторович был вынужден признать, что директор прав. Ганна, всегда розовощекая и веселая, казалась бледной и странно повзрослевшей. Изменилось еще что-то, но наблюдательный физик при всем старании не смог понять, что именно.
Тактичный Владислав Викторович не настаивал на беседе, время от времени комментируя местную погоду. Конец мая выдался неожиданно дождливым, и обстоятельный завуч честно проанализировал данный феномен. Когда физик помянул антициклон над морем Лаптевых, девушка неожиданно резко подняла голову:
– Это орхидея!
Физик был готов растеряться и ответить банальным «Простите?», но – профессия обязывает. Владислав Викторович аккуратно поставил чашку на скатерть, усмехнулся:
– Хотите сказать… Неужели семена проросли?
– Орхидея! – строго повторила Ганна Петровна, вставая. – Пойдемте…
Орхидея оказалась обычным зеленым ростком, прилепившимся к куску старого дерева. С точки зрения Владислава Викторовича, конечно.
– Думала, не выживет. – Ганна Петровна осторожно подняла стеклянный колпак, укрывавший то, что выросло из старых семян. – Это же эпифит, а я вначале использовала обычный гумус. К счастью, вовремя сообразила, приготовила аэрируемый субстрат. Четыре компонента: сосновая кора, болотный мох сфагнум, древесный уголь и пенопласт. И коряжка, само собой. Хотела использовать блок, но коряжка надежней.
Физик снял очки и поглядел на коллегу с немалым уважением.
– К сожалению, остальные семена погибли. – Губы девушки резко сжались. – Если бы я знала с самого начала… Представляете, Владислав Викторович, ее – ту, что жила во флигеле, замуровали, и она скрыла в тайнике самое ценное. Письма и семена. Почему?
– Едва ли она сама, – уточнил дотошный учитель. – Сундучок нашли в нише, заложенной кирпичом. Его явно спрятал кто-то другой. Но вопрос «почему» вполне справедлив. Впрочем, насчет «замуровали» все-таки сомневаюсь.
– Орхидея, – вздохнула Ганна, не отводя взгляда от ростка. – Скоро я смогу сказать, какого она вида, из какой страны… Вы знаете, Владислав Викторович, это просто чудо! Орхидеи – самые удивительные цветы в мире. Вы, наверное, в курсе: их несколько тысяч видов…
Про орхидеи говорили больше двух часов.
В вечерних сумерках, докуривая последнюю сигарету возле калитки, физик понял, что еще не так с его коллегой. Речь! Прежде Ганна Петровна говорила точно так же, как и ее земляки, веками щедро смешивавшие родное наречие с хорошо знакомым русским. Теперь же студентка педагогического не только правильно строила фразы, но даже справлялась с непреодолимым для коренного украинца русским «г».
Подумав, он объяснил данный феномен усиленным чтением литературы об орхидеях. Вероятно, и бледность имела сходную причину. Молодая учительница увлеклась серьезным делом.
Гипотеза казалась вполне корректной, и Владислав Викторович успокоился.
4На выпускной бал прикатили шефы – военные летчики. Как обычно, навезли подарков, поздравили растерянных десятиклассников и, конечно, не забыли оркестр.
Танцы!
Владислав Викторович стоял в сторонке. Он и в клуб на дискотеку не ходил, немало огорчая местных дивчин. А вот Ганна Петровна танцевать любила – и старое, чему мать научила, и новомодное, где положено руками махать. С сердцем плясала казачка!
Танцует школа, выпускники каблуки сбивают, учителя не отстают, даже директор, волка паленого видевший, гопака отбивает.
Но тут заиграли вальс. И не простой – белый танец. Засмущался народ, по углам разошелся. В городе такое привычно, у нас же…
– Вы разрешите?
Ганна Петровна улыбнулась коллеге. Владислав Викторович несколько растерялся, но привычным движением взял девушку за руку. Не перепутать бы! Первая позиция, третья…
Играет оркестр, кружат в вальсе физик и биологичка. Раскрыли рты выпускники, крякнул директор, за ус себя дернув:
– Лихо выводят! Как выправлю пенсию, быть Владиславу Викторовичу на моем месте!
Стихла музыка. Склонила голову Ганна Петровна:
– Спасибо…
Редкий случай: Владислав Викторович не сразу нашелся, что сказать.
– Вы… Ганна Петровна, где вы так научились вальс танцевать?
Девушка удивленно огляделась вокруг, словно впервые все увидев.
– Вальс? Да, конечно, вальс…
5В следующий раз чай пили уже в сентябре. За окном лил дождь, загорелый на южных пляжах Владислав Викторович угощал коллегу привезенными из города «Ассорти», но главный подарок приберег напоследок.
– Как там наша орхидея? – ненароком осведомился он.
Ганна Петровна медленно кивнула, но ответила не сразу:
– Пойдемте!
Перед тем как отправиться в оранжерею, физик захватил принесенную с собой картонную папку с белыми тесемками.
– Что-то странное, Владислав Викторович. Перечитала я книги, в район ездила, в Москву писала…
Учитель огляделся, глубоко вздохнул. Резные листья, дурманящий запах неведомых цветов, изогнутые корни, рвущиеся из серой земли…
– Никто не знает! Неизвестный вид, есть только одно старое описание, еще позапрошлого века. Очень неточное, разве что форма листьев совпадает. Но не это главное. Смотрите!
Физик поглядел на то, что зеленело под стеклом. Растение и растение. Листья, конечно, красивые, острые.
– Она собирается цвести! Бутон видите?
Действительно, бутон. И немаленький.
– Орхидея готовится к цветению несколько лет. Лет! А тут – сразу!..
Посмотрел Владислав Викторович на коллегу. Она ли это, сельская дивчина с вечным румянцем? Лицо, речь… Даже пальцы другими стали – как листья у орхидеи.
– По цветам я не специалист, уважаемая Ганна Петровна, а вот насчет замурованной графини ясность внести могу. Был я в Киеве, в архив зашел. И представляете…
Развязал он тесемки, раскрыл папку, выложил бумаги на деревянный столик.
– …Как видите, ничего романтичного. Дальняя родственница хозяина, с детства тяжело болела. Очень серьезные психические отклонения. В лечебницу сдавать не хотели – и поселили во флигеле. Действительно заперли, но что не замуровывали – точно. Вот и вся тайна.
Девушка взглянула на бумаги, задумалась.
– Это не тайна, Владислав Викторович. Всего лишь документ из архива. На самом деле было иначе.
– Романтическая интрига? – усмехнулся физик. – Она полюбила принца…
– Она полюбила того, кого любить было нельзя! – резко бросила Ганна. – Понимаете? Нельзя!
Владислав Викторович развел руками. К чему спорить с коллегой?
– Рискну лишь предположить, что от тоски бедняжка и в самом деле разводила орхидеи. А письма ей могли писать родственники – чтобы меньше скучала.
Ганна Петровна покачала головой, не сводя глаз с таинственного цветка.
– Нет, нет… Все иначе. Случилось что-то страшное, темное! А орхидеи… Она понимала, что живой ее не выпустят, письма не передадут, бежать не помогут…
Физик еле сдержал улыбку и тоже поглядел на зеленый росток. Оказывается, и биологи чувствовать умеют!
– Все может быть. А хотите знать, как звали нашу затворницу?
Он достал еще одну бумагу, но не из папки – из внутреннего кармана. Главный, так сказать, сюрприз.
– Анна, – тихо проговорила учительница. – Ее звали Анна.
Рука с бумагой дрогнула.