Темный карнавал - Рэй Брэдбери

– Я хочу убить тебя.

– Я увернусь быстрее, чем ты выстрелишь. Возвращайся на линию. Оставайся под крылышком Ночной Семьи. Чао!

Щелчок. Смит отключился. Ворвался ураган лихорадочных голосов, сжигавших его мозг. Тяжелое дыхание. Он огляделся. Огонь его горящих щек освещал стены.

Брошенная на пол трубка вещала задыхающимся шепотом что-то, невыразимое словами, пока Конуэй пошатываясь двигался к постели.

Едва Конуэй лег на кровать и прикрыл глаза, он услышал, как вдалеке звякнула металлическая крышка дренажного люка: подняли и вновь опустили.

Он поднял голову с подушки и посмотрел в соседнюю комнату. Норма стояла, прижав к уху телефонную трубку, крепко зажмурив глаза, как от боли, затаив дыхание и покачиваясь, и слушала, слушала… Он хотел было позвать ее, но в этот момент она схватила телефонный шнур и, так и не открывая глаз, вырвала его вместе с шептунами из розетки. Двигаясь как сомнамбула, она направилась к двери ванной. Конуэй услышал, как Норма высыпала всю упаковку аспирина в унитаз и трижды спустила воду. Потом подошла к постели и, немного постояв, забралась под одеяло.

Прошло еще несколько минут. Она легонько коснулась его локтя и прошептала. Прошептала!

– Ты не спишь?

Он молча кивнул головой в темноте.

– Обними меня!

Рэй Дуглас Брэдбери

Диана де Форе

Осенью 1989 года, под вечер, в час, когда парижские кладбища уже закрывались, я, незамеченный охранниками, выводившими последних посетителей, недвижно стоял возле невысокого мраморного надгробия на могиле Дианы де Форе, то есть лесной девы, прислушиваясь к удаляющимся голосам охранников и скрипу запираемых кладбищенских ворот. Я даже не осознал перспективы заночевать на кладбище Пер-Лашез, настолько увлекся созерцанием одного из прекраснейших надгробий, которые я когда-либо видел, с совершенно блистательной резьбой по мрамору.

Надгробие представляло собой мраморную плиту шести футов длиной и дюймов восемнадцати высотой, на верхней грани которой в ажурных складках мрамора вырисовывалась фигура неземной красоты. Это была молодая женщина, не старше восемнадцати лет, со сложенными на груди изящными руками, с тонкими чертами лица и легкой улыбкой на губах, без всякого почтения к этому месту, времени и погоде.

Я стоял, боясь пошелохнуться, испытывая смешанное чувство трепета, радости и страха, которое нередко предшествует настоящей любви.

Все эти элементы, проникая в нашу душу, таинственным образом взаимодействуют друг с другом, образуя особые эмоции, не являющиеся ни суммой, ни смесью исходных, и самые разнообразные эмоции возникают из одних и тех же элементов, в зависимости от того, какие из них мы принимаем, а какие немедленно отбрасываем.

При свете последних лучей заходящего солнца я наклонился, чуть не падая, чтобы получше разглядеть это потрясшее меня, явившееся из прошлого воплощение юности и красоты. Когда головокружение унялось, я прочитал наверху надгробия:

Диана де Форе 1800-1818

Господи, прошептал я. Она умерла задолго до того, как я появился на свет.

Ниже были высеченные на мраморе слова:

Как скор был бег ее!Одна лишь только СмертьДогнать ее смогла.Мне счастье выпало узнать ее на часИ полюбить навек.

Еще пониже виднелись инициалы Р. С. и приписка:

Кто образ сей запечатлел на камне,Чтоб памяти ее дать зримые черты.

Господи, подумалось мне, здесь двое влюбленных, не только молодая девушка, но и ее возлюбленный, скульптор, создавший из камня этот поразительный образ! Как часто он возвращался сюда, сколько слез он пролил у ее могилы!

Я склонился еще ниже, запоминая каждую черточку – тонкие брови, изящный нос, полуулыбку на губах, которую не стерли ни непогода, ни время. Из глаз моих, мешая мне смотреть, потекли слезы, падая на мраморное лицо. Мне почудилось, что его черты стали расплываться, но прежде чем я отпрянул, пораженный, они застыли вновь.

Мои слезы коснулись ее век, и стало казаться, что она плачет. Это были уже не мои слезы, а ее, они катились по ее щекам, коснулись ее губ, и те шевельнулись, заставив меня усомниться в собственном рассудке.

– Что это? – послышался едва уловимый шепот.

Я замер.

– Кто здесь? – спросили каменные губы.

Нет-нет, – пронеслось у меня в голове. Этого не может быть!

– Почему вы молчите? – послышался шепот.

Слезинки задрожали на холодных губах.

– Это всего лишь я, – вырвалось у меня.

– Это правда? Но где же ты был все это время?

– Я…

– Я тебя ждала…

– Я…

– О, как долго я ждала! – прошептала она. – Почему ты меня оставил?

Ты не поймешь меня, подумалось мне, ибо нас разлучила смерть. Сначала твоя, потом – твоего возлюбленного.

– Что же я могу сказать? – пробормотал я.

– Скажи хоть что-нибудь.

– Я рядом с тобою.

– Боже, благодарю тебя!

– Ты можешь простить меня?

Упавший с ветки лист коснулся ее щеки.

– Конечно! Ты здесь, и всех этих лет нет и в помине. Пожалуйста, скажи что-нибудь еще!

Я перевел дыхание и тихо произнес:

– Я люблю тебя!

– О да! – воскликнула она. Казалось, мраморная плита сейчас расколется и женщина-ребенок вырвется из своего холодного кокона. – Теперь я понимаю, именно этих слов я и ждала! Повтори их еще раз!

– Я люблю тебя! – повторил я, и это была правда.

– Как я рада! – вновь зазвучал ее звонкий голосок. – Я знаю, что ты говоришь правду! Господи, теперь мне не страшно и умирать!

– Но ведь… – начал было я и остановился.

Ты же давно умерла, подумал я.

– О, есть ли что на свете прекраснее любви! – доносился захлебывающийся голос из глубины мрамора. – Любить – значит жить вечно, ибо любовь бессмертна! Слушать о любви никогда не в тягость, слышать признание в любви никогда не надоест! От этих слов человек воскресает снова и снова! Повтори их еще раз!

– Я люблю тебя!

Из глубины плиты донесся сердца стук, как будто Жизнь сама, стуча, рвалась наружу.

– И все-таки, – тихо сказала она, – нам нужно поговорить и о других вещах. Когда мы раз говаривали с тобой последний раз?

Сто семьдесят один год тому назад, подумал я и сказал вслух:

– Очень давно. Прости меня…

– Ты исчез так неожиданно. Мне даже жить расхотелось… Наверное, ты объехал весь свет, многое повидал и забыл меня?

А вернувшись, подумал я, нашел тебя здесь и сделал этот памятник…

– Чем же ты теперь занимаешься?

– Я писатель, – ответил я. – Я хочу написать рассказ о старом кладбище, о прекрасной женщине и о возвращении пропавшего возлюбленного.