Ночная смена - Dok
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Активно работали звукометристы. Дед рассказывал, как при нем накрыли пропагандистскую установку противника — заговорил вечером репродуктор, причем где-то довольно близко. Речь шла о том, что вот красноармейцы сидят в окопах, а у Сталина Орлова в голом виде на столе танцует…
Дед пока это слушал, подошел его командир и сказал, что ничего, сейчас звукометристы сделают цель (с двух направлений устанавливается наибольшая сила звука, потом на пересечении этих направлений делается засечка, потом по засечке готовятся данные для стрельбы — и залп.). И действительно скоро батарея отбабахала по засеченной цели и. похоже, накрыла установку — больше тут не выступали. А батарею пришлось переводить на другую позицию, потому как и с нашей стороны громкоговорители эти с пропагандой выполняли двойную задачу — наговорить гадостей противнику и попутно засечь и идентифицировать открывших огонь. А потом и прихлопнуть.
Вначале это получалось почти самоубийственно, а потом наловчились репродуктор держать на удалении от громкоговорящей установки. Репродуктор разносило, а машина оставалась целой.
Дед отметил, что данная передачка у бойцов вызвала недоумение и они посчитали, что че-то пропагандеры противника перепили — с чего это на столе танцевать… Глупость какая — на столе же там всякое вкусное стоит… (Вообще-то в России раньше на столах танцевали токо две группы населения — купцы, да российские литераторы. Куприн, вот вроде засветился.) Поэтому солдатня этот посыл не оценила и решила — врут, как сивые мерины…
Немцы тоже активно занимались звукометрией. По Ленфронту ходил рассказ, что немцам удалось накрыть успешно вернувшуюся с задания разведроту — пока праздновали возвращение, немцы сориентировались по звуку не то баяна, не то патефона — и врезали, искалечив мало не полроты.
В 1942 году пал Севастополь. Дед сильно переживал по этому поводу — в Севастополе воевал его младший брат Витька. Повезло так братьям — оба в блокированных городах оказались.
Витька был красавчик и очень удачлив — с самого детства. Причем во всем везло — всем на зависть.
Даже в Ленинграде — его прописали раньше, чем моего деда, хотя дед и жил тут дольше.
На действительную службу Витьку взяли на флот — почему-то Черноморский. В письмах он поддразнивал брата, что и тут — Никола на севере мерзнет, а он на курорте, да на флотских харчах…
По моим детским меркам вроде Виктор больше подходил на роль героя, но вот как-то и рассказы его и то, что он часто во время рассказывания начинал плакать — смущало, и жена тут же выдавала ему очередную дозу портвешка — и цыкала на нас обоих. Чтоб тему сменили…
Он рано умер. То, что он рассказывал — скорее сохранилось потому, что став постарше я спрашивал уже деда. К сожалению и дед уже многого сказать не мог — ну все воевали. Мало ли чего там было. И действительно — когда собирались у деда гости — практически все были из фронтовиков (ну ясно — совковое быдло, ни одного умника, слинявшего в Ташкент, потому как его жизнь была крайне нужна всем нам) то танцевали, пели песни под баян — немудряще развлекались, короче.
Особенно отличался сотрудник деда — тоже краснодеревщик — дядя Боря… Вот после того, как этот бывший танкист играл и пел — я знаю, что присказка "хоронили тещу — порвали два баяна" совершенно правдоподобна. Не я один — все, кто был помладше — действительно всерьез боялись, что либо растянутый мало не за спину баян порвется, либо у поющего дяди Бори лицо лопнет…
А дед Витя еще в Одессе добровольцем пошел в морскую пехоту. То, что он списался с корабля и пошел защищать осажденный город в пехоту, многие восприняли как дурость — ясно же, что шансов погибнуть в пехоте куда больше.
На его счастье первыми противниками были румыны. "Тренировались на кошках" — как он откомментировал первые боевые опыты своего подразделения. Первое боевое задание морпехов кончилось удачно, хотя и тут все с моей точки зрения было "неправильно".
Свежеиспеченным героям поручили выбить румын с важной высотки. И как на грех начальство позорно заблудилось. (Осталось от деда Вити выражение: "Крались, крались и на берегу усрались… ")
Где их там ночью черти носили, но таки вылезли они к этой высотке, уже под утро. Причем аж с тыла. Командир так явно обрадовался, сориентировавшись, наконец, на местности, что потом более поздние рассказы о хитро и коварно продуманном плане годились токо для лопоухих простаков из других подразделений — "лопни, но держи фасон".
Румыны не подкачали. Судя по всему, несение караульной службы и организация наблюдения были для них совершенно неизвестными мероприятиями — потому морпехи свалились буквально им на головы. Дальше был хаотичный и скоротечный бой, скорее даже потасовка, после чего румыны просто разбежались.
Вообще-то как солдаты румыны бывали и неплохи. Вот только когда их пугали внезапно — они терялись совершенно. С немцами такое не проходило, да и подобраться незамеченными к гансам было сложно — наблюдение у немцев было налажено добротно.
Дальше Витька полностью убедился в том, что он — везучий. Кроме пары легких контузий он никак в боях не пострадал, хотя не увиливал и лез в драки напропалую.
За участие в обороне Одессы его наградили медалью "За Отвагу". Потом из Одессы их перевели в Севастополь — и там оказалось, что немцы тяжелее, чем румыны. Но и немцев можно бить. Время, когда морпехи слышали о себе, что, дескать "послали щуку мышей ловить" — прошли. Стали уже обстрелянными тертыми бойцами. Самое тяжелое было — научиться убивать, причем делать это вручную. Тут и оказалось, что повезло с румынами.
Когда в первый раз краснофлотцы сцепились на высотке с мамалыжниками, то и те и другие хватали друг друга за грудки и вообще вели себя не очень грамотно, как дерущиеся школьники. Ну, трудно живого человека ножом резать или лопаткой хлестать по лицу, чтоб оно лоскутами отлетало. Многих тошнило после боя. А потом привыкли — и главное — сами освирепели. Наши, наконец, настроились убивать.
Это было облегчено тем, что видели и на фронте и в осажденном Севастополе. Там ведь в городе и мирное население было — и то, что обстреливали и бомбили город беспощадно — на бойцов оказывало куда более сильное влияние, чем совершенно идиотская пропаганда, что 41, что 42 года. Познакомится с девушкой, закрутить любовь — и вдруг узнать, что ей снарядом оторвало ноги — оно лучше любой пропаганды о солидарности рабочих и крестьян всего мира действует.
Севастополь еще и потому так держался, что, как и в Ленинграде, гуманизьма европейская там была максимально наглядно преподана. Токо тут у нас — немецко-финская гуманизьма, а в Севастополе — немецко-румынская. Оказалось, что эти мамалыжники не хуже немцев любят забавляться, добивая раненых. И делают это изобретательно и с выдумкой. А с мирным населением — так румыны немцев далеко переплюнули — больше паскудства, пожалуй, токо венгры смогли сделать. И с пленными тоже. Те, кому удалось удрать из плена, добавляли ненависти…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});