Вселенная Ехо. Том 2 - Макс Фрай

Оказалось, что прогулка по опустевшему селению, жители которого стали каменными истуканами, – не совсем то мероприятие, которое действительно помогает развеяться. Зато в одном из домов мы услышали тихий детский плач, доносящийся из погреба. Восхищенно переглянувшись, мы бросились к лестнице, громко выкрикивая какие-то утешительные глупости – ну что еще два взрослых мужика могут говорить ребенку, попавшему в такую передрягу?

«Дяденьки, только не смотрите на меня, пожалуйста, – рыдая, попросила девочка, – а то тоже станете камушками. Это все из-за меня случилось, я теперь знаю».

Хорошо, что она успела нас предупредить. И счастье, что мы не отмахнулись от ее просьбы. Потому что малышка оказалась самой настоящей горгоной, чей взор обращает все живое в камень.

Я резко затормозил у двери, ведущей в погреб. Нумминорих рванулся было вперед, но я его не пустил.

Дальнейшие переговоры с ребенком велись через запертую дверь. Мне даже сейчас становится не по себе, когда я думаю, что еще секунда, и памятник в полный рост был бы мне обеспечен. Памятник сей, впрочем, вряд ли имел бы большой успех в столице, поскольку изображал бы меня в дорожном костюме и без тюрбана.

Маленькая горгона поведала нам свою коротенькую печальную историю. Этот жуткий дар, разумеется, не был врожденным, а пришел к ней во сне, всего три дня назад. Девочка не помнила подробностей, лишь рассказывала, что ей приснилось «радужное облако», а в облаке кроме нее была еще «тетенька, злая, но добрая» (я перевел эту фразу так: женщина в радужном облаке имела зловещий вид, но с ребенком вела себя ласково).

«Злая добрая тетенька» посулила девочке некий подарок, а на прощание «поцеловала в глазки». Потом девочка проснулась и отправилась на кухню – завтракать. Когда ее родители и четверо братьев в мгновение ока стали каменными истуканами, она испугалась и побежала звать на помощь соседей. Когда окаменела толстая тетушка Мири, ребенок начал стучаться в другой дом. Потом – в следующий.

Ави – очень маленькое селение. Ничего удивительного, что уже к вечеру маленькая горгона осталась в полном одиночестве, если не считать слепого соседского кота, который ее боялся и к себе не подпускал. Она плакала, пока не уснула, а во сне к ней снова явилась ее загадочная «крестная» и спрашивала: «Ну разве не веселая игра?»

Девочке игра, однако, не понравилась. Она была нормальным, веселым, привязчивым ребенком, очень любила маму, папу, братиков, соседей, кошек и воробьев.

Поутру маленькая горгона проснулась с твердой уверенностью: она одна виновата во всем, что случилось. Злая женщина из сна поцеловала ее в глаза, и теперь все, на кого она посмотрит, превращается в камень.

С логикой у девчушки все было в полном порядке, надо отдать ей должное. Впрочем, она еще раз проверила свое утверждение: вышла на улицу и бродила по мертвому селению, пока не увидела стайку лесных пичужек, деловито объедающих ягодный куст. Девочка довольно долго разглядывала птиц, и все было в полном порядке, пока одна из птичек не уставилась на нее темными блестящими бусинами глаз. Легкое пушистое тельце тут же превратилось в бессмысленную безделушку из желтого камня, а маленькая горгона с ревом побежала домой. Теперь у нее не осталось ни сомнений, ни надежды.

«Я никуда отсюда не выйду. Буду сидеть здесь, пока не умру, – твердо заявила она. – Я стараюсь ничего не кушать, и когда я скоро умру, никто-никто больше не станет камушком».

Мы с Нумминорихом растерянно переглянулись. «Скоро умру» – ничего себе решение. Дети иногда кажутся жестокими, потому что мыслят ясно и называют вещи своими именами.

В сущности, малышка была совершенно права, приговорив себя к смертной казни через сидение в погребе. Но, к счастью, в Соединенном Королевстве давным-давно отменили смертную казнь. И мы, как служители закона, были просто обязаны придумать какой-нибудь менее кровавый выход из положения.

«Умирать тебе не нужно, – наконец сказал я. – Достаточно просто завязать глазки платком. У тебя есть платок? Только не прозрачный. А потом мы с тобой поедем к доктору, он тебя вылечит, и все станет как раньше».

Девочка озадаченно молчала. Очевидно, такой простой вариант не приходил ей в голову.

«Здесь есть мамин передник, – наконец сказала она. – Возьмите меня к доктору. Только не ругайте меня, хорошо? А то я опять буду плакать, а папа говорил, что плакать перед чужими стыдно».

Стыдно ей, видите ли.

Она наконец вышла. Белокурая девчушка с острыми локотками и трогательными веснушками на облупленном носике. Впрочем, кроме кончика носа, нам тогда почти ничего не удалось разглядеть: наша маленькая приятельница аккуратно сложила материн передник в несколько слоев и обмотала им не только глаза, а полголовы.

Она доверчиво взяла меня за руку, другую лапку сунула Нумминориху и взвизгнула восторженно, ощутив наши пожатия: «Не превратились, не превратились!»

Я сдал ее на руки леди Сотофе Ханемер. Решил: пусть женщины Ордена Семилистника разбираются с маленькой горгоной и со «злой доброй тетей» из ее сна заодно. Я был уверен, что у Сотофы куда больше шансов на успешное завершение этого дела, чем у меня. Да и девчушку в самые лучшие руки в Соединенном Королевстве пристроил.

На прощание я подарил малышке солнцезащитные очки, которые несколько лет провалялись у меня дома в качестве бесполезного сувенира с «исторической родины». В Ехо темные очки никто не носит, а я стараюсь не очень выделяться в толпе. У меня и без того та еще репутация.

По дороге к резиденции Ордена Семилистника я свернул на рынок и купил там толстую индюшку, явно предназначенную на убой. С девочкой мы договорились так: она наденет очки под присмотром леди Сотофы и попробует посмотреть на птицу. Если индюшка окаменеет – что ж, это ничем не хуже, чем быть зажаренной. А если с ней все будет в порядке, значит, моя маленькая подружка может продолжать смотреть на мир – через зеленоватые стекла очков он тоже выглядит неплохо.

Через час леди Сотофа прислала мне зов и сообщила, что эксперимент с индюшкой увенчался полным успехом. Правда, насколько мне известно, «женщину из радужного облака», истинную виновницу происшествия, ведьмы Семилистника пока не обнаружили. Поэтому в подвалах Иафаха теперь хранится огромная партия темных очков – на всякий случай.

Я отвернулся от полки с отчетами, но пестрые этикетки, надписанные моей собственной рукой, все еще плясали перед глазами: «Голомский кисель», «Человек без проблем», «Наездник громового аромата», «Гобелен королевы Вельхут», «Йонохская печать»…

Вот-вот. Надо быть честным с собой, именно Йонохская печать и не давала мне покоя. Опаснейшая штуковина. Но и полезной может быть, как никакая другая волшебная вещь. Свойства ее способны свести с ума человека, отягощенного избытком воображения.

Можно записать на бумаге все, что взбредет в голову, например: «Сэр Шурф Лонли-Локли становится куманским халифом», или: «Сэр Мелифаро превращается в юную леди», или даже: «Сэр Кофа Йох садится на диету» – да какая, к черту, разница, написать можно любую чушь. Но если тот, о ком идет речь, распишется на бумаге и поставит сверху эту грешную печать, все написанное сбудется в ближайшие же дни.

Поначалу я удивлялся – как вообще мог уцелеть мир, в котором существует столь опасный предмет? Немного поразмыслив, понял: все дело в подписи. Подпись должна быть поставлена добровольно, в здравом уме и твердой памяти, в противном случае волшебство не подействует. Поэтому владелец печати может, по большей части, лишь желать всяческих земных и неземных благ себе, любимому, а от таких пожеланий мир, как правило, не переворачивается.

Конечно, если бы Йонохская печать в свое время попала в руки моего старого приятеля Лойсо Пондохвы или одного из его коллег, Миру пришлось бы несладко. Но мудрая судьба позаботилась, чтобы все эти годы печать пребывала в забвении. О ней даже легенд почти не рассказывали. Было несколько упоминаний в Королевских архивах, но не все древние записи принимают на веру. А сама волшебная вещица хранилась в одном из сундуков, которые были зарыты на заднем дворе безымянных развалин на окраине Левобережья.

Она бы покоилась под землей еще Магистры знают сколько столетий, если бы Его Величеству Гуригу в начале этого года не пришла блажь привести в порядок столичные окраины. Живописные руины, которые простые любители пеших прогулок с любимыми девушками, вроде меня, считают отличными декорациями для задушевных бесед и первых поцелуев, были сочтены чуть ли не национальным позором и ликвидированы в фантастически сжатые сроки (подозреваю, что без Черной магии тут не обошлось).

В начале лета на месте загубленных исторических достопримечательностей уже начали спешно разбивать парки, что, признаться, почти примирило меня с этой варварской акцией. Я считаю, что в идеальном городе парков должно быть больше, чем жилых кварталов, и если так пойдет дальше, Ехо скоро будет отвечать этому требованию.