Муж в наказание-2. Свобода любой ценой - Лена Лорен

уже во всю ощущается аромат надвигающейся грозы. Я усердно работаю лопатой, стараясь успеть до дождя, поскольку он существенно усугубит раскопки. Копаю без остановок час-полтора, может быть, и дольше. Я разрубаю землю на куски, как безумец, не чувствуя усталости. Обливаясь потом и проваливаясь по колено в глинистую грязь, я вываливаю из образовавшейся подо мной ямы огромные пласты жирного чернозёма. В какой-то момент мне начинает казаться, что всё это бессмысленно. Каплан солгал и нет тут никаких захоронений, пока лезвие лопаты не врезается во что-то твёрже земли.

Замираю на время, перевожу сбивчивое дыхание, утираю пол со лба и висков. Я швыряю на поверхность лопату и тотчас падаю на колени, погружая руки в сырую почву. Нащупав что-то, я сгребаю всю землю в разные стороны. В ладони мои вонзаются занозы, грязь забивается в открытые мозоли, но я всё равно расчищаю пространство, пока не понимаю, что подо мной находится самодельный гроб. Я стою на нём.

Древесина давно уже прогнила, но гроб сам по себе для двух младенцев великоватым будет.

Я подтягиваюсь на поверхность за лопатой. Ребром разрубаю дерево, пока оно не разлетается в щепки. Я руками разламываю крышку гроба на куски, и в какой-то момент меня едва ли не выворачивает от смрада, исходящего изнутри.

Выпрямившись, я зарываюсь носом в сгибе своего локтя, вынимаю из кармана телефон и включаю на нём яркий фонарик. Луч света падает именно в проделанное мною отверстие, из которого исходит тошнотворный запах. Не нужно быть археологом или криминалистом для того, чтобы посчитать количество человек, захороненных в этом гробу, основываясь лишь на обнаруженных останках. Я чётко различаю три черепа: два совсем крохотных, как у котёнка, и один череп взрослого человека. Их положили как скот — друг на друга.

Не могу поверить в увиденное. Объятый волной ужаса, я пребываю ступоре какое-то время.

Отшатываюсь назад и оседаю в углублении ямы. Я хватаюсь за куски рыхлой земли и с третьей попытки всё-таки выбираюсь из ямы, навзничь заваливаясь на газон. Дышу часто и глубоко. Без сил, без эмоций. Смотря в небеса, я медленно схожу с ума от той лжи, которой меня набивали родные люди.

Вот за что Рифат мстит… За того, кто здесь похоронен… Но как он узнал? Почему только сейчас он решил совершить возмездие? Прошло ведь столько лет… Многих свидетелей уже и в живых-то нет…

Я не дам Каплану спокойно отправиться на тот свет… Не дам этой сволочи сдохнуть, пока он по пунктам не разложит мне события того дня, пока он не ответит за содеянное.

— Марионэлла?! — ору я во всю глотку, поднявшись с земли. Чуть ли не бегом мчусь в дом, пошатываясь в разные стороны и не прекращая рокотать как гул самолёта: — Мария, чёрт бы тебя побрал! Где ты есть?! Мария! Выходи, сейчас же!

Все в доме словно вымерли.

Поднимаюсь по лестнице на третий этаж, перепрыгивая в одни шаг сразу четыре ступени. Тёмный коридор озаряет свет, из своей спальни мне навстречу выбегает переполошенная София.

— Эмир? — округляет она глаза до размера блюдец. — Ты чего тут разорался? Все уже спят давно!

— Мне нужна Мария, а не ты! Можешь проваливать к себе! В преисподнюю! — отпихиваю её в сторону.

Я пру напролом вдоль коридора по направлению к комнате своей дорогой тётушки, которая лучше всех остальных должна знать о дальнейшей судьбе той девушки, что однажды подарила ей дочь.

Она должна знать! Должна!

— Мария сейчас в больнице с дедушкой. А что случилось? — она недоумевающим взглядом проходится по мне от макушки до пят и только ещё больше округляет глаза. — Что за вид у тебя? Почему ты весь в грязи?

Придя, наконец, в себя, я останавливаюсь и склоняю голову вниз. Смотрю на свои измызганные кроссовки, вымазанные в грязи спортивные штаны, на почерневшие по локоть руки, а затем на следы с ошмётками грязи, оставленные после себя.

Я стал похож на психопата.

Облокотившись на стену, я скатываюсь на пол. Падаю без сил и вытягиваю свои ноги поперёк прохода.

— Даже если я буду внешне чистым, вся эта грязь будет во мне, София, — бесцветным голосом отвечаю, глядя в одну точку перед собой. — Эта грязь в тебе… И в твоём ребёнке. Она повсюду…

— В нашем! — восклицает она. Топает ногой, совершенно не понимая смысла сказанного мною. — Сколько тебе можно повторять? НАШ! Это НАШ ребёнок, Эмир. Твоей крови в ней столько же, сколько и моей!

Я заливаюсь злорадным смехом, что стены дома сотрясаются от его мощи.

— В пятницу не планируй ничего. Ты будешь нужна мне, — говорю совсем не то, чего она ждёт.

София руки на груди складывает и прищуривается, грозясь обратить меня в пепел, обуглить до костей своим праведным гневом.

— Опять? Что тебе понадобилось от меня? Ты хочешь меня добить? Уничтожить на её глазах? Неужели мне снова нужно будет заучивать сценарий и прочую ерунду ради твоей бедной и несчастной принцессы? — изобразив в воздухе кавычки, она яростно отмахивается от меня, как от мухи назойливой. — Ну уж нет! Справляйся без меня! — залетает в комнату и захлопывает дверь за собой, вынудив меня вскочить на ноги. Обозлившись на неё, я буквально вышибаю дверь, что она с грохотом врезается в стену. — Эмир, ты в своём уме? — София крутит у виска.

Она шарахается от меня, когда я медленно надвигаюсь на неё, сокращая расстояние до минимума.

— Мне кажется, ты немного забылась. Ты будешь! Будешь делать то, о чём я тебя попрошу! — цежу слова через паузы для лучшего усваивания. — Как ты уже успела заметить, в твоём ребёнке течёт и моя кровь. Если ты хочешь быть её матерью, если ты хочешь видеть, как она растёт, то выбора у тебя немного. Его вообще нет, дорогая моя София.  

— Как ты не понимаешь? — прокричав, она хватается за голову, как если бы её пронзила боль. —  У меня теперь есть своя жизнь. Я не желаю впускать в неё твою Диану, чтоб она сдохла уже наконец!

Я жёстко хватаю её за руку. Дёргаю в разные стороны, как тряпичную куклу под противные возгласы, а потом в угол загоняю. София притихает, съёжившись, словно от холода, на меня затравленно смотрит своим мерцающим взглядом мокрых глаз. Отводит их в сторону, не выдержав давления, оказанного на неё.

— Мне глубоко наплевать на