Хозяин Амура - Дмитрий Хван

«Видит Бог, я делаю все, что в моих силах!» — Он разжал веки и, пригнув голову, прошел внутрь, в умиротворяющий сумрак шатра.

Повалившись на топчан, фельдмаршал с трудом стянул, казалось, приросшие к ногам сапоги, свалив при этом двух слуг, помогавших ему. Наконец, освободившись от сапог, военачальник закрыл глаза и принялся массировать виски.

— Прикажете нести ужин? — робко осведомился голос из-за полога.

— Пусть несут! — рыкнул Торстенсон. — И немедленно позвать ко мне лекаря Иоганна! Мне нужны его настойки…

Уже скоро принесли еду, и Леннарт устало принялся за печеного гуся, морщась от пульсирующей в голове боли. Но и сейчас ему не давали покоя — дважды в шатер входили люди. Сначала полковник Олессон, приведший две сотни рейтар из Эребру, и это было хорошей новостью, ибо пополнение кавалерии было сейчас наиболее желаемо для фельдмаршала. Все конные отряды армии были собраны из опытных воинов, в которых Торстенсон был уверен, как в себе. А вот пехотинцы наполовину состояли из вчерашних крестьян, четверть из которых прошла самую минимальную подготовку. Но на большее рассчитывать было нельзя — людские ресурсы королевства не безграничны, уже сейчас армия испытывала недостаток обученных солдат, а казна не имела золота, чтобы нанять солдат удачи хорошего качества.

Затем к военачальнику с громкими стонами и плаксивыми жалобами на московитов ворвался явно выживший из ума бывший пастор Ниена, Генрих Мартенсон Фаттабур, прибывший из Стокгольма. Леннарт тут же прогнал его взашей, запустив в спину Генриха гусиной головой. После этого Торстенсон запретил пускать к нему в шатер кого бы то ни было — ему нужно было отдохнуть, ожидая лекаря.

— Доброго здоровья, мой фельдмаршал! — раздался по-женски тонкий голос толстяка Иоганна — лекаря из Голштинии.

— Твоими молитвами, Иоганн! Проходи! — воскликнул Торстенсон, вытирая жирные пальцы о край скатерти. — Я давно уже тебя жду! Моя голова словно наковальня…

— Сейчас, сейчас! — пробормотал немец, снимая с плеча звякающую стеклом огромную сумку и склоняясь над ней, ища нужные пузырьки.

Внезапно у входа в шатер послышалась какая-то возня и раздались предостерегающие вскрики.

— Снова этот сумасшедший пастор?! — рыкнул Леннарт, сжав кулаки.

— Пошли прочь! У меня срочное послание от бургомистра Кальмара! — На улице гремел сильный молодой голос.

— Господину фельдмаршалу нездоровится, у него лекарь! Обожди!

— Дурачье! Доложи о послании! — не унимался гонец.

Леннарт, переглянувшись с замершим Иоганном, дал знак слуге пустить гонца. Тут же внутрь прошел лихого вида морской офицер. Сняв шляпу и поклонившись Торстенсону, он, не мешкая, передал ему свиток, после чего начал громко выкрикивать основные положения послания:

— Мой фельдмаршал! Кальмар в огне! Датчане атаковали стоявшие на рейде суда, сожгли порт и высаживают солдат, которые грабят город! По всему побережью разносится весть о гибели фельдмаршала Густава Горна и его армии в морской пучине! У датчан появились новые корабельные бомбарды невиданной прежде силы!

Леннарт понял, что это конец. Крах. Полный и безоговорочный. Самоуверенность дорого выйдет королевству, в этом фельдмаршал не сомневался. Конечно, что-то можно изменить в лучшую сторону искусством дипломатии, в которой риксканцлер был весьма и весьма искусен. Но Леннарт не был уверен, что юная Кристина предоставит Акселю этот шанс. Мало для кого при дворе было секретом, что судьба Оксеншерны висит на волоске. Молодые волки из окружения принцессы, которая уже была готова стать королевой, чуя свою силу, уже примеривались к шее старого оленя. Что же будет далее?

Торстенсон немалым усилием воли подавил нахлынувшее на него впервые за долгие годы чувство обреченности. Фельдмаршалу не хотелось, чтобы его слабость увидели присутствующие. Например, этот молодой офицер с горящим взором и прекрасным в своей решительности лицом. А потому, скрыв эмоции и буднично спросив у гонца его имя, Леннарт сильным и уверенным голосом проговорил:

— Никлас! Благодарю тебя за доставленное вовремя послание! Я уверен, Кальмар держит оборону! — Торстенсон встал, подошел к молодому человеку и, по-дружески положив ему руку на плечо, продолжил: — Надо быть сильным! А теперь обожди на улице, покуда я надиктую писарю ответ бургомистру и начальнику гарнизона.

Только когда молодой человек вышел, фельдмаршал позволил себе устало опуститься на стульчик и погрузился в тяжкие думы. С большим трудом надиктовав ответное письмо в Кальмар, а также послания в Стокгольм и Эребру, Торстенсон, отдав последние на сегодня распоряжения, лег спать.

Ночью чутко спавший Леннарт был разбужен дальними хлопками мушкетных выстрелов и раскатистым рявканьем пушек. Датчане! Вскочив с широкой лавки, заменявшей ему кровать, он схватился за приставленную у изголовья тяжелую шпагу и окликнул слуг. Не успели они, растерянные и оттого неповоротливые, помочь ему одеться, как в шатер ворвался генерал Йоганн Банер:

— Мой фельдмаршал! Датчане, уничтожив наши передовые отряды у деревни Сьеторп, продолжают двигаться навстречу маршевыми колоннами!

— Их много? — пытаясь оставаться невозмутимым, осведомился Торстенсон, с помощью слуг надевая камзол.

— Успевшие бежать говорят о десяти тысячах, но сейчас ночь, мой фельдмаршал, и…

— Откуда им знать? — прогремел Леннарт. — Эти трусы оставили свои позиции при виде врага! Йоганн, немедленно поднимайте солдат! И пусть каждый из них занимает позицию, для него ранее определенную!

— Слушаюсь, господин фельдмаршал! — Генерал Банер скрылся за пологом входа, заранее откинутым младшим офицером.

Леннарт, сжав губы, обдумывал сие коварство данов — ночная атака опасна, ведь количество неприятеля неизвестно. Да и кавалерия — главный козырь Торстенсона — для дела сейчас непригодна. Но он надеялся, что враг не дойдет до безумства ночного боя и отложит схватку на утро. Однако нужно быть готовым и к крайности, а посему шведский лагерь в данный момент более всего стал походить на разворошенный палкой мальчугана муравейник. Горели часто разложенные костры, и отблески пламени отражались на кирасах и кабассетах пикинеров. В лунном свете колыхались перья на шляпах мушкетеров, которые, чихвостя на все лады проклятых данов, были вынуждены занимать свои позиции в построениях бригады, вместо того чтобы отсыпаться после дневных работ по устройству лагеря и укреплений. Взволнованно ржали кони, а звон железных доспехов и оружия раздавался отовсюду, даже из самого конца шведских позиций, близ берега озера. Злые офицеры, раздавая зазевавшимся оплеухи, зычно кричали команды и выстраивали ровные шеренги солдат.

Но скоро шум и гвалт стихли, и над лагерем Торстенсона установилась гнетущая тишина. Воины напряженно всматривались вперед, будто желая в ночной темени увидеть что-либо еще кроме дальних огней, показывавших, насколько далеки даны от занимаемых шведами позиций. А пока раскладывались огни в полусотне шагов перед позициями, дабы не проглядеть появление врага, Леннарт отправил навстречу противнику вдоль берега Венерна несколько небольших отрядов мушкетеров с целью прощупать датчан, а заодно, если позволят обстоятельства, и атаковать неприятеля. Стало тихо и на холмах, лишь посвист ветра да вызываемый им плеск воды огромного озера нарушали покой ночи.

— Чертовы датчане! Дети сатаны! Помоги нам, Господь! — со злобой то и дело ругались стоявшие в шеренгах солдаты, перемежая, однако, брань с молитвой.

— Они не посмеют атаковать нас! — авторитетно заявил усатый фенрик Юхан, стоявший у правого фаса бригады. — Стоит им увидеть в свете дня наши позиции, как они поймут наше превосходство.

И тут, словно в насмешку, где-то далеко впереди, со стороны врага, расцвели яркие огоньки, а мгновение спустя раздалось с десяток гулких хлопков мушкетных выстрелов.

— Дурачье! — ухмыльнулся фенрик. — Мушкетная пуля не способна…

В этот же момент за его камзол схватился, выронив сошку мушкета, мушкетер, стоявший крайним в ряду. Шляпу солдата будто снесло сильным порывом ветра, а лицо его, на котором застыло выражение крайнего изумления, заливала черная кровь. Он упал на колени и завалился вперед, подрагивая всем телом. Мушкетер, стоявший за ним, сипел, пытаясь остановить кровь, толчками выбрасываемую сердечной мышцей из обширной раны на шее. Прошло совсем немного времени, и от обильной кровопотери несчастный затих. Бывший за спиной умершего мушкетера солдат, без излишней суеты, громко читал молитву о спасении, зажимая рваную рану на плече. Оглянувшись по сторонам, слыша звуки падающих тел, стук одной о другую выпавших пик и железный лязг, растерянный фенрик увидел еще нескольких упавших воинов. Места выбывших в строю занимали их соседи.