Огненный рай - Сьюзен Виггз

— Можно начинать, — объявил полковник Чейзон.

Судебный пристав ударил жезлом, а судебный писарь обмакнул перо в чернила.

— Назовите свое имя, — бесстрастным голосом начал пристав. Эштон иронично улыбнулся.

— А как вы думаете, кого вы арестовали?

— Такова принятая процедура, — ответил пристав в некотором замешательстве.

Чейзон раздраженно покачал головой, распространяя облачко пудры со своего парика. Лейтенант, сидевший рядом с ним, чихнул.

— Давайте закончим с этим, мистер Уинслоу. Вы арестованы за совершение государственного преступления. Что вы на это скажете?

— Я бы сказал, сэр, что факт моего ареста, безусловно, имеет место.

Чейзон переставил монокль в другой глаз.

— У вас есть какие-то политические убеждения, мистер Уинслоу?

Эштон засунул палец в карман жилета.

— Совершенно никаких, сэр.

— Но вы только что признали, что совершили государственное преступление.

— Признал, что арестован за совершение государственного преступления.

— Вы патриот, мистер Уинслоу? — Офицер нахмурился.

— Конюх, сэр.

— Я думаю, что вы преднамеренно уклоняетесь от ответов на вопросы.

— Вы думаете? — коротко засмеялся Эштон. — Вот не знал, что солдаты умеют думать. — Монокль выпал у удивленного Чейзона. Писарь старательно скрипел пером.

— Вы хотите оскорбить представителя короля, мистер Уинслоу?

— Это было бы несправедливо. Давайте лучше поговорим о самом короле. Человек, которому вы так верно служите, — сумасшедший, пытающийся выжать из колоний все, лишь бы наполнить свой кошелек; в этом ему помогают министры — эти выжившие из ума посредственности.

У Чейзона отвисла челюсть.

— Боже, кого Англия воспитала в своих колониях.

— Поколение мужчин и женщин, научившихся думать самостоятельно, — парировал Эштон.

— Преступников, — пробормотал Чейзон. Эштон пожал плечами.

— Пусть лорд Норт перестанет грабить наши карманы, и мы все станем честными людьми.

Полковник хлопнул рукой по столу.

— Ваши слова уже являются преступлением.

— В самом деле?

— Вы осознаете, что совершили преступление, которое карается повешением?

— В вашем понимании — да, и не одно такое преступление.

— Тогда говорить больше не о чем.

Полковник сверкнул на Эштона моноклем.

— Для вас есть только один путь спасти себя от повешения.

— Осмелюсь задать вопрос, — улыбнулся Эштон. — Какой же это путь, сэр?

— Суд проявит к вам милосердие, если согласитесь сотрудничать.

— Вы предлагаете мне назвать имена, места встреч и тому подобное?

— Да. Советую вам воспользоваться этой возможностью и спасти себя — жизнь нескольких радикалов не стоит смерти на виселице.

— Кто я такой, чтобы решать это, полковник?

Они смотрели друг на друга долгим напряженным взглядом.

— Итак, — произнес наконец Чейзон, — вы ничего не можете нам предложить.

— Ничего. — Никогда в жизни Эштон не был так искренен. Бетани прижала руку к губам, чтобы сдержать рыдания. Молоток ударил по столу.

— Именем Его Величества короля Георга III, я приговариваю вас, Генри Эдлер Уинслоу, к повешению, которое состоится сегодня в полдень, восемнадцатого августа 1775 года от рождества Христова.

Эштон услышал, как вскрикнула Бетани. Он и сам был удивлен, что приговор был объявлен без обсуждения пунктов обвинения и свидетельских показаний. Можно ли продолжать испытывать терпение офицера или открыть, что произошла ошибка?

— В отношении повешения, сэр, — медленно проговорил он, — не слишком ли оно поспешно?

— У меня нет времени, чтобы учитывать последние желания таких никчемных людей, как вы. Кроме того, если мы вас будем держать в заключении, вас, возможно, будет ждать более медленная и мучительная смерть на галерах.

Эштон обдумал ответ, а затем засмеялся. Когда он служил в армии, то слышал рассказы об ужасных условиях на тюремных кораблях. Продолжая улыбаться, он отвесил полковнику насмешливый поклон.

— Полагаю, что ваш приговор лучше. Повешение гораздо милосерднее. — Эштон чуть не расхохотался, увидев выражение лиц офицеров. — Не волнуйтесь, джентльмены, — успокаивающе добавил он. — Какая разница, как умирать. Вы освободили меня от более трудной задачи. Мне предстояло решить, как мне жить дальше.

— Вы или слишком бесстрашны, или глупы, сэр. — Чейзон дал знак страже. — Уведите его. И подготовьтесь к исполнению приговора.

— Нет! — раздался гневный и возмущенный голос Бетани. Она бросилась к полковнику Чейзону, словно ангел, одетый в золотистые одежды. — Этот человек невиновен.

Полковник покачал головой, распространяя облако пудры.

— В течение всего этого лета он вел преступную деятельность. Наши информаторы сообщали нам об этом. Одна только его речь сегодня говорит о полном отсутствии раскаяния. — Он кивнул солдатам. — Выполняйте приказ.

Бетани загородила собою Эштона. Сержант взял ее за руку.

— Миссис Уинслоу…

— Я не миссис Уинслоу, безмозглый дурак, а мисс Бетани Уинслоу, а этот человек, которого вы хотите убить, не мой брат Гарри!

По залу прошел ропот. В это время дверь отворилась и вошли еще несколько английских солдат.

Эштон облегченно вздохнул, заметив среди них сержанта Мэнсфилда. Скоро его хитрость будет раскрыта. Сержант Мэнсфилд отдал честь полковнику и представился.

— Позвольте обратиться, сэр.

— Никто еще сегодня не обращался ко мне с подобной просьбой, — сухо заметил полковник. — Говорите.

— Я увидел в тюрьме этого человека и решил сообщить вам, что Эштон Маркхэм верно и преданно служил в армии под моим командованием. Был ранен, стоя на посту, в Форт-Джордже девять месяцев тому назад.

— Кто такой Эштон Маркхэм, черт возьми?

— Этот заключенный, сэр.

Шум в зале усилился. Судебный пристав безуспешно стучал жезлом, призывая к тишине. Чейзон вскочил на ноги. Монокль выпал из его глаз.

— Ватсон, что это значит?

Сержант покраснел до кончиков ушей.

— Сам ничего не понимаю, сэр. Я только выполнял приказы.

Полковник сурово взглянул на него.

— Возьмите солдат и немедленно разыщите Генри Уинслоу.

Сержант поспешил выполнять приказ, а полковник Чейзон обратил возмущенный взор на Эштона, который пытался сдержать веселую улыбку.

— Ваше поведение возмутительно, мистер Маркхэм. — Затем полковник повернулся и обратился к Мэнсфилду: — Приговор остается в силе.

Бетани встала перед Эштоном. Лицо ее выглядело смертельно бледным.

— Он ничего не совершил, сэр.